Как превратить икону американской культуры в маргинала. Павел Матяж — о фильме «Супермен»

Во всех кинотеатрах планеты выходит самая широко разрекламированная и долгожданная перезагрузка из всех когда-либо выходивших — «Супермен» Джеймса Ганна. Это не просто очередной фильм о первом и главном в мире супергерое, а первая глава новейшей перезагруженной комикс-вселенной, которая либо вернет студии DC и кинокомиксам в целом былое величие, либо окончательно похоронит супергероику. От его успеха или провала зависит судьба десятков тысяч людей, а возможно, и всей современной киноиндустрии, какой мы ее знаем.

Парень, которого назначили спасителем (или убийцей) кинокомиксов, начинал с «Токсичного мстителя-4» — лютейшей, дичайшей трешатины, низкопробной настолько, насколько это вообще возможно. Он поднялся с самого дна на самый что ни на есть верх — до поста директора студии. Но чем выше задерешь нос, тем больнее упадешь. Для Ганна сегодняшняя премьера важнее, чем для кого-либо другого — кульминационный, переломный момент карьеры, больше, чем второе рождение.

Когда на кон поставлено столь многое, трудно не перенервничать и не наделать ошибок от волнения. Чтобы подчеркнуть это, а также показать, что он знает: мы понимаем, насколько это важный момент, Ганн начинает свой фильм с факапа. Его Супермен впервые появляется на экране в эпичном падении: смачно врезается в кусок льда (съемки проходили в Норвегии), размазывая по белоснежной поверхности ярко-красную кровь. И лежит без движения. Он весь в синяках, кровоподтеках и ссадинах, словно Джейк Ламотта после поединка с Шугар Рэем в начале «Бешеного быка». Но в этом-то вся суть.

Супермен больше не неуязвимый и несокрушимый бессмертный ницшеанский сверхчеловек, каким он был в большинстве своих предыдущих инкарнаций, которых с 1938 года насчитывается несколько десятков, а если вспомнить все комиксы и мультфильмы — то и сотен. Ему больно, холодно и страшно, так же как обычным людям. И, судя по всему, его можно убить — так же как любого из нас.

Впрочем, раскрывать сейчас все нюансы физиологии Супермена Джеймса Ганна было бы непростительно. Ведь уязвимость — едва ли не главное УТП этого обновленного персонажа. Такому не неуязвимому и не бессмертному человеку гораздо проще сочувствовать, чем всемогущему богу, который может пережить взрыв сотни атомных бомб и даже не вспотеть. За небожителей Генри Кавилла и Кристофера Рива волноваться было как-то глупо, а тут вдруг — впервые за восемьдесят с лишним лет — непонятно, доживет ли Супермен до финала. Это бодрит.

Чтобы придать истории еще больше драматизма, Ганн помещает Кала-Эла в актуальный — даже слишком актуальный — контекст. В самом начале, а точнее, еще до событий фильма, криптонец успешно разрешает конфликт между двумя вымышленными восточноевропейскими государствами. И навлекает на себя гнев главы вымышленной корпорации, которая поставляет оружие одной из сторон и рассчитывает сказочно обогатиться на большой европейской войне.

В новом Лексе Лютере (Николас Холт) трудно не разглядеть Илона Маска, а в Боравии и Джарханпуре только ленивый не увидит Россию с Украиной. Конечно, можно подставить и Пакистан с Индией или Израиль с Ираном, но географически они довольно далеки от Восточной Европы. Чтобы окончательно закрыть вопрос возможных трактовок и интерпретаций, Ганн приглашает на роль президента Боравии Василия Гурко хорватского актера Златко Бурича, известного ролями русских олигархов в голливудских фильмах и сериалах последних двух десятилетий.

Местный Маск и его корпорация поддерживают Боравию. Сотрудничество у них настолько тесное, что двух суперзлодеев, выведенных Лютером для борьбы с криптонским пришельцем, СМИ поначалу считают боравскими. Но на самом деле они работают на «Лекскорпорейшн», и главным пунктом их KPI является смерть Супермена.

Сына Криптона сыграл 32-летний американец Дэвид Коренсвет — новое лицо в современном мире кино. До приглашения от Ганна он исполнял небольшие роли в сериалах «Голливуд», «Элементарно» и «Карточный домик». Коренсвет старше Уэллинга из сериала «Тайны Смолвиля», но моложе Кавилла из предыдущей версии Зака Снайдера. Кроме того, он кажется более габаритным и широкоплечим, благодаря чему сильно напоминает того самого оригинального Человека из стали из комиксов 1938 года.

Однако внешность, конечно, не главное его достоинство. Вместе с физической уязвимостью Ганн наделил своего героя и уязвимостью эмоциональной. А это, в свою очередь, невозможно реализовать без некоторой самоиронии. Новый Кларк Кент — уже не рыцарь без страха и упрека, взирающий на простых смертных с заоблачной высоты, а вполне душевный парень, который нередко попадает в комические ситуации. «Супермен», как и большинство фильмов, написанных Джеймсом Ганном, — в первую очередь комедия.

Юмор всегда был главным оружием Ганна в борьбе с супергеройским пафосом — и в «Стражах Галактики», и в «Отряде самоубийц». Но сегодня он особенно необходим, ведь Супермен — самый пафосный и помпезный из всех супергероев.

Чтобы сбить с него всю эту спесь, нужно приложить максимум усилий. И Ганн резвится как в последний раз, нередко балансируя на грани самопародии.

Впрочем, задача у него значительно более амбициозная: не просто создать нового, более человечного Супермена, но и новый мир — вселенную, в которой этот милый парень будет жить и которую будет перманентно спасать.

Этот мир очень похож на современный — в смысле, так же мрачен и безысходен. Кала-Эла здесь окружают подонки, хейтеры и тролли, нацисты и милитаристы. Ему не доверяют, его боятся, его хотят уничтожить не только злокозненные боравийцы или наемники из корпорации Лекса Лютера, но и обычные американцы. В супергеройской жизни он постоянно борется с фашиствующими капиталистическими хищниками, но стоит ему вырваться из их лап, снять красно-синее трико и пойти на работу в костюме Кларка Кента, как он оказывается в редакции типичной американской газеты, большинство сотрудников которой — бездушные циники.

Такой сатирический момент подчеркивает нонконформистскую суть нового образа Супермена. В зловещем новом мире ему нет места. Он — последний добрый человек, сохранивший детскую наивность, принципиальность и хорошие манеры среди толп аморальных негодяев. Он настолько не вписывается в реальность, что выглядит безумцем, маргиналом, панком.

Вероятно, только руководящая позиция главного креативного директора корпорации позволила Ганну провести такую подрывную идею в многомиллионный блокбастер. Хотя, если подумать, и в Библии есть нечто подобное. Мир погряз в грехе и пороке, и только Супермен может спасти его, показав пример истинного гуманизма. Так может, и Христос был панк-рокером среди фарисеев?

Всю свою жизнь Джеймс Ганн воспевал изгоев — и при этом умудрился стать частью мейнстрима, всегда двигаясь строго против течения. Он превратил бандформирования, состоящие из травмированных психопатов, в дружные семьи и снял про них кино для семейного просмотра.

И вот сегодня он применяет свою рок-н-ролльную оптику к персонажу, которому это, казалось бы, не нужно. В объективах его кинокамер икона американской культуры выглядит ненормальным фриком, чувствующим себя в безопасности только в Крепости Одиночества на Северном полюсе. Вот только проблема на этот раз не в нем — это мир не в порядке. Поэтому он не сдается, а меняет его под себя.

Супермен с самого начала выглядел как критика человеческой расы: мигрант, экспат, пришелец, Другой, чужак, оказавшийся лучше, чем коренные жители. Великолепный настолько, что заставил бояться и ненавидеть себя даже такого рассудительного парня, как Бэтмен. Но сегодня эта критика звучит радикальнее и жестче, чем когда-либо, — ведь мир и правда не в порядке. И Супермен нужен ему, как никогда прежде.

Удачного просмотра.