— В креативном кластере «Л52» на проспекте Ленина, 52 мы организовали экспозицию «Засушенному — верить», где показали малую часть находок. 30 октября 2023 года планируем сделать нормальную выставку, возможно, на Мемориале жертв политических репрессий.
Была идея показать слои шурфа. В верхнем слое, который мы исследовали, под травой лежали винтовки и гильзы от маузера и винтовки Мосина, но больше всего было найдено следов нагана — это был основной револьер, который применяли для приведения приговора в исполнение. Часть из них датирована: производство Луганского завода в пределах 1937–1939 годов, это косвенная датировка, позволяющая атрибутировать предметы и соотнести их с репрессиями.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Примерно от 20–30 до 40 сантиметров в глубину идет второй слой. Здесь была найдена индивидуальная посуда: очень много кружек, мисок, чайники, котелки, часть котелков даже с сохранившимися органическими остатками, пищи с жировыми отложениями. Точно так же, как и с патронами, есть соотношение с репрессиями — на дне тарелки видна маркировка Лысьвенского завода, которая применялась в период с 1932 по 1937 год.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
В следующем слое нашли круглые очки, довольно популярные на конец 1920–1930-х годов, в полуистлевшем металлическом футляре; дужки от кошельков, клатчей; один традиционный крестик. В найденных кошельках монеток не было. Скорее всего, их вскрывали, и вещи, идентифицирующие расстреливаемых, изымали, а сами кошельки выбрасывали. То же самое с часами — остались только ремешки без циферблатов.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Но вместе с тем почти на уровне самих тел был найден слой с одеждой, и в этой одежде все же нашли монеты. Они 1929–1938 годов выпуска — опять же, диапазон, указывающий на период репрессий.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
В предпоследнем слое нашли одежду и обувь, которая лежала фактически сверху на репрессированных. С кого-то снимали и потом скидывали сверху, с кого-то не снимали. Например, калоши ленинградского завода «Красный треугольник». У Владимира Маяковского 12 стихотворений им посвящено. Помимо калош, женская туфелька и другие индивидуальные находки — зубная щетка, зубной протез, по которому ясно, что расстрелян был не рядовой человек, а из богатых.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
К сожалению у нас нет находок, позволяющих идентифицировать самого человека. Это нормально, потому что по опыту Катыни и Смоленской области, где есть неплохо изученный полигон на несколько тысяч расстрелянных, если я не ошибаюсь, три случая идентификации. В ряде случаев на таких же примерно зубных щетках была написана фамилия, на гребешке для укладки волос просто были нанесены инициалы.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
У нас такой удачи не было, но вообще-то, в 1990 году, когда прокуратура Свердловской области установила места, где были захоронения, там нашли предметы, позволившие идентифицировать одного репрессированного — его звали Филипп Загурский. По приговору суда он был признан польским шпионом и расстрелян.
— Сколько лет хранятся следы ДНК на останках?
— На самом деле ДНК можно выделить в довольно большом временном диапазоне на костях, сейчас эти исследования достигают нескольких сотен тысячелетий. В случае с репрессированными это довольно сложно сделать, но нужно, потому что это единственный способ вернуть имена.
— Как нашли массовые места захоронений?
— В 1930-е годы вся эта большая площадка работала как полигон НКВД по испытанию стрелковых артиллерийских систем. Кроме того, ее использовали как базу для лыжных соревнований, которые проводились под эгидой ОГПУ, то есть НКВД. Но была и другая ее тайная миссия — по приведению приговора в исполнение и захоронению тел. Естественно, про эту историю никто тогда не рассказывал.
Наткнулись впервые на это место в 1967 году, когда здесь решили провести всесоюзные стрелковые соревнования среди сотрудников органов внутренних дел на строящейся базе «Динамо». Начальник управления Внутренних дел по Свердловской области отправил своего адъютанта с поручением организовать здесь стрелковую дистанцию. По-моему, его звали Иван Дулин.
Он нанял тракториста-бульдозериста по имени Николай. Когда тот прорезал просеку в лесу, его бульдозер задней осью провалился в яму, а гусеницы начали выматывать на поверхность человеческие останки. Сейчас на этом месте спортивная площадка. О находке стало известно руководству, но после разбирательств стрелковую дистанцию перенесли в другое место, а здесь построили биатлонный комплекс.
Следующий знаковый момент случился в 1974 году во время профилирования Новомосковского тракта. В процессе строительства техника начала вместе с грунтом вынимать человеческие кости. Стройку остановили, вызвали высокое начальство, оно ахает, охает. Решили не заглублять в этой части дорогу, а засыпать ее скальником и положить асфальт сверху. Историки утверждают, что под дорогой лежит около полутора тысяч тел.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
В 1984 году проводили операцию «Коммунары» по поиску захоронений старых большевиков. В ней активно участвовал нынешний замдиректора Свердловского краеведческого музея Быкодоров. Они под флером сохранения могил большевиков стали восстанавливать биографии части коммунаров, и среди них оказалось довольно много репрессированных — революция когда-то пожрала собственных детей. С этой операции начался общественный дискурс и поиск места, где расстреливали и захоранивали людей. Сначала работники нашей службы кладбищ начали в районе мемориала земляные работы, в ходе которых стали находить человеческие кости и черепа со следами от пуль. Через пару дней к ним присоединилась прокуратура.
Тогда было описано, что площадка для захоронений занимает 75 гектаров. После этого никто в течение 30 лет не проводил больше здесь раскопки, и много осталось вопросов: во-первых, точно ли определили эту границу, во-вторых, сколько именно могильных ям с массовыми, братскими захоронениями, сколько тел там находится?
Ответы на эти вопросы очень долгое время не давались. В 2017 году случился толчок, когда задумали перестраивать биатлонный комплекс и делать то, что мы называем «Биатлонным комплексом Антона Шипулина». Я тоже тогда поучаствовал в этих работах. Признаюсь сразу, массовых захоронений не нашли.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Экс-директор Музея истории Екатеринбурга Сергей Каменский тоже проникся этой темой. В 2018 году вместе с нынешним заместителем директора по фондам Аленой Савировой заложили 10 шурфов вдоль внешней границы мемориального комплекса. Антропологических материалов опять не нашли, но важность исследования была в другом — были найдены остатки посуды, дробленые кости животных, кухонные остатки, остатки пищи, посуда, элементы обуви, и стало понятно, что культурный слой распространяется к северу от мемориального комплекса. Стало точно понятно, что дальше этой границы что-то тоже происходило и эту территорию надо продолжать исследовать.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
В 2019 и 2020 годах команда археолога Сергея Погорелова, который нашел останки цесаревича Алексея и княжны Марии Романовых в Поросенковом логу, предположила, где может находиться больше 90 могильных ям с расстрелянными людьми. И таким образом мы плавно подошли к тому, что мы делали в 2022 году. Благо нас поддержала администрация губернатора и выделила нам грант на проведение поисковых работ. У нас была задача понять, насколько вообще распространяется антропологический материал, насколько распространяются места захоронений в стороны от существующего мемориального комплекса.
Мы работали в течение августа — ноября 2022 года. Сделали шурфы в районе 25 гектаров, на которых смогли найти 52 братские могилы с телами около двух тысяч человек.
 Фото: Игорь Пушкарев для 66.RU |
|---|
Выделенный и огражденный периметр полигона охватывает и биатлонный комплекс, и мемориал, он простирается фактически от Старомосковского до Чусовского тракта. Его площадь — 192 гектара, это много больше, чем предполагали все изначально. Мы все 192 гектара не обследовали, потому что наша площадка археологических работ с шурфовкой в основном была сосредоточена в районе южной зоны массовых захоронений. Но с учетом того, что мы увидели довольно гигантскую площадь, она нуждается еще в дополнительном осмыслении.
В центре, на самом биатлонном комплексе, по нашему мнению, можно было бы попробовать провести какое-то дообследование. Но мы предполагаем, что после строительства, скорее всего, там ничего не осталось.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
| Мемориал репрессированным |
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
Площадка под мемориальным комплексом не копалась, при этом она перепрофилирована. Вот те декоративные валы земляные, которые мы там видим, они просто насыпаны — это декорация, и, скорее всего, под ними и под этими пилонами, мемориальными плитами с фамилиями жертв репрессий — могилы, которые никогда не вскрывались, никогда не обследовались. Ну так вот случилось.
— Копать там можно?
— Можно, но с учетом того, что эта территория закреплена как кладбище городское. Здесь особая процедура раскопок и особые процедуры согласований. Она не потеряна для исследований, но для этого нужно отдельное решение.
К северу от описанной нами границы есть еще яблоневые сады, которые, как считает ряд исследователей, скрывали следы массовых захоронений. Самый северный яблоневый сад, который вплотную прилегает к лыжероллерным трассам биатлонного комплекса, пустой.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
| Игорь Пушкарев подробно показал на карте, где проводились исследования. |
В месте нашего исследования велосипедисты успели проложить себе тренировочную трассу. Нам пришлось здесь огораживать периметр, сначала просто киперной лентой, потом заборчик маленький выстроили, потому что они мимо нас катались и чуть не падали в наши ямы с криками: «Что вы тут копаете, ничего тут нет!».
Что касается вопроса о том, расстреливали здесь или это просто городское кладбище: вот это череп и на нем в затылочной части характерный след от входного пулевого отверстия.
 Фото: Игорь Пушкарев для 66.RU |
|---|
В ряде случаев следов входных отверстий несколько, три-четыре. Вот у этого черепа, у него очевидным образом пулевое отверстие еще и в височной области, причем височная кость просто разнесена этим выстрелом. В судмедэкспертизе идет исследование этих останков.
Мы не без оснований предполагаем, что в основном, так как использовались наганы, пробивная способность у этого оружия довольно низкая, наганная пуля не убивала человека, он, скорее всего, получал серьезное ранение, падал, конвульсировал, агонизировал, но не умирал, поэтому приходилось его добивать еще несколькими выстрелами. Мучительная была смерть.
 Фото: Игорь Пушкарев для 66.RU |
|---|
К вопросу о социальном статусе тех, кого расстреливали: есть такое расхожее мнение, что это зарвавшаяся партноменклатура, проворовавшиеся чиновники или директора-функционеры, которых подчистили в процессе сталинских репрессий. Массовая могила с южной стороны Новомосковского тракта интересна тем, что там нашли лапти, следовательно, разный был социальный статус у тех, кого расстреливали.
— Где сейчас эти останки хранятся?
— Подобные находки возрастом менее 100 лет не подпадают под наименование классических археологических, в этом случае мы обязаны сообщить следственным органам.
В октябре 2022 года мы написали заявление в СУ СКР и в ГУ МВД по Свердловской области, попросили их провести процесс эксгумации, они отреагировали, частичная эксгумация была проведена примерно 10 ноября в южной части Новомосковского тракта, что довольно важно, это еще одно доказательство того, что к югу от Новомосковского тракта также есть захоронения репрессированных.
 Фото: Игорь Пушкарев для 66.RU |
|---|
— Расскажи, как проходил процесс эксгумации и вообще, проявляли ли следователи какой-то энтузиазм, было ли возбуждено уголовное дело?
— Я в этой части не буду перетягивать пальму первенства у следственных органов. Для них это просто рутинная работа. Они с этими или с другими трупами каждый день сталкиваются, условно говоря.
Но когда они приехали на площадку и когда я им рассказал, что здесь происходило, ребята довольно большой интерес проявили и, на мой взгляд, довольно нормально отработали. Это уже пускай их начальство оценивает. Но у них был однозначный интерес после всех моих рассказов, они много вопросов задавали, не в плане своего служебного рвения, а в плане общечеловеческого интереса.
Проводили они эксгумацию в рамках доследственной проверки, какой-то последующей информации до меня не доводилось. Что там дальше — меня не уведомляли.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Что касается перспектив дальнейших обследований, есть ряд точек, которые необходимо проверить, кроме того, сейчас необходимо решать вопрос с приданием выделенной, уже более широкой, площадке статуса памятного достопримечательного места. Мы выявили еще археологический памятник «Квашнинский рудник». На самом деле мемориал и вот эта расстрельная большая площадка, почти на 10 гектаров, использовалась под Квашнинский рудник — это горная выработка, которая началась в 1720 годах и с которой железную руду получал Верх-Исетский завод, запущенный в 1726 году. Элементы этих горных выработок сохранились до сих пор, мы их зафиксировали, и теперь у этого места есть еще один статус — это объект археологического наследия.
Кроме этого, мы нашли помещения, используемые под казармы, и основание бани, которую, вероятно, использовали сотрудники НКВД или те лица, которые приводили приговоры в исполнение. Она стоит на берегу такого небольшого озерца — это бывшая шахта Квашнинского рудника затопленного. Здесь вода и здесь же баня, удобно, в общем-то, 50 метров — и твоя работа рядом: пострелял, пошел помылся, отдохнул. Конечно, это шутка грустноватая, но тем не менее…
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
— Как ты думаешь, есть какое-то объяснение тому, почему НКВД выбрал именно это место для массовых расстрелов?
— У меня есть пока собственное предположение: во-первых, место недалеко от города, во-вторых, если смотреть на рельеф, на западном склоне блокировалась и хуже распространялась звуковая волна от выстрелов, и третье, самое главное, здесь вся местность перекопана и скрыть или замаскировать новые ямы для захоронения здесь довольно просто, потому что отличить закопушки, оставшиеся после расстрела, от следов рудника, сложно. Они слабо различаются. Сейчас мы понимаем, по какому набору признаков это можно сделать, а тогда — нет. Мы научились отличать места массовых захоронений, могильных ям. Тут довольно сложный рельеф, потому что Квашнинский рудник и рудознатцы. Естественно, тут все исковыряно и перековыряно и шурфами, и закопями XVIII-XIX века, но сами могильные ямы имеют набор характерных признаков.
К слову, это же место планировали использовать для захоронения Романовых. Есть четкое свидетельство: записка и воспоминания Ермакова, одного из участников расстрела, что они на самом деле осматривали площадку Квашнинского рудника, но не стали ее выбирать, потому что на тот момент, в 1920-х годах, там еще жили рудокопы. Эти (то, что я рассказывал) казармы, бани, дома и сооружения рудокопов — не исключено, что в 1930-х годах сотрудники НКВД просто использовали их для своих целей.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Подъездные пути и сама площадка в некотором роде укромные. Тем более, есть размышления о том, что еще, возможно, эти машины, или на чем они сюда заключенных доставляли, завозили не со Старомосковского тракта, который был более оживлен, а со стороны Чусовского тракта, который фактически не эксплуатировали. Можно было довольно тихо сюда завозить людей и здесь уже что-то с ними делать.
— Что сейчас будете делать на территории в 192 гектара?
— Я сделал доклад на комиссии по делам репрессированных при администрации губернатора. Нужно некое экспертное мнение, каким образом дальше поступать с этой площадкой. Мы показали границу, показали набор доказательств, подтверждающих, с нашей точки зрения, что это территория испытательного полигона.
 Фото: Кирилл Смоленцев, 66.RU |
|---|
| Розовым цветом отмечен периметр полигона, необходимого для исследования — 192 гектара, что эквивалентно площади более 300 футбольных полей. |
Но дальше, я уже говорил, необходимо решать вопрос с приданием статуса этой площадке или расширения статуса вот такого памятного места. Это, наверное, должен быть какой-то пул, с одной стороны, чиновников, с другой стороны, историков, который определит дальнейшую судьбу этой границы. Даже если они не решатся идти в эту сторону, мне кажется, что минимум зону границы распространения массовых захоронений точно надо признавать таким памятным местом, потому что сейчас там действительно проложены велосипедные трассы, где люди ездят по могилам.
— А что делать в этом случае с биатлонным комплексом, его надо переносить теперь?
— Это же не за мной решение.
Есть довольно понятный алгоритм действий и то, с чем сталкиваются застройщики при освоении участков в центре Екатеринбурга. Там же тоже есть культурный слой XVIII-XIX века, и в случае, когда строительная компания производит какие-то работы, происходит дообследование этого участка, предполагаемых работ, производится доразведка, и потом производятся раскопки перед началом любых строительных работ. В данном случае, с точки зрения общей логики, можно было бы идти по такому же алгоритму, понятному для всех.
Есть такой режим археологического наблюдения, когда параллельно со строительной техникой на площадке присутствует археолог, который в режиме реального времени отслеживает, что там происходит. Если культурный слой находят, то строительные работы приостанавливают и производится локальный раскоп. В данном случае мы имеем дело не совсем с чисто археологией, потому что здесь, скорее, кладбище, чем некий культурный слой, но, мне кажется, алгоритм действий мог быть такой же.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Но я бы заострил внимание на другом: что делать с теми захоронениями, которые уже установлены? Фактически это просто братские могилы. Они безымянные, люди не похоронены должным образом. В этом плане могильники надо раскапывать, останки эксгумировать, а потом либо перезахоронить с положенной ритуально-обрядовой практикой, либо отобрать образцы ДНК и попытаться идентифицировать этих людей, восстановить их имена. Мне кажется, это самый правильный путь с точки зрения совести и морально-этических соображений.
Сейчас эти люди, эти останки, они реально безымянные, просто там скинуты и валяются. Еще раз повторяю, с одной стороны, часто обращают внимание на биатлонный комплекс. Понятно, что там первые останки были обнаружены, фактически в его центре; да, есть очевидный вопрос, но такой же вопрос у меня есть и к Новомосковскому тракту, ведь понятно, что мы ездим, и я в том числе, как автомобилист, ездим по этой дороге и ездим условно по телам, чего делать-то будем?
Мы сдали первый технический отчет в декабре, сейчас готовим научный отчет для Института археологии РАН. Там просто фиксируется тот факт, что площадка нуждается в дальнейшем обследовании. Понятно, что мы тоже будем, со своей стороны, пытаться продолжить эту работу, но сейчас мы будем заканчивать научный отчет, потом уже думать дальше. Если никто инициативным порядком не решится, мы дальше, соответственно, будем сами соображать, что с этим делать.
— Как думаешь, почему в «Мемориале» радовались твоему административному делу по дискредитации ВС РФ?
— Я, честно говоря, не очень понимаю, почему последовала такая реакция со стороны наших общественников. Если мы отметем версию о том, что у них возникла какая-то ревность, что условный грант достался не им, а Музею истории Екатеринбурга, — я надеюсь, что это не так.
Их действия дальнейшие у меня вызывали большое удивление, потому что мы их информировали о том, что планируем эти работы производить, приглашали их приезжать и помогать, мы объяснили, что хотим сделать и на каких этапах. Физической помощи и интереса на стадии производства работ мы не увидели. К нам приезжали, на нас кричали, на нас подавали миллионы жалоб во все органы, но никто нас не пытался толком выслушивать, никто не пытался с нами взаимодействовать.
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Осенью начались вообще бредовые версии о том, что мы намеренно гноим эти костяки, не закрываем эти шурфы. Наши объяснения о том, что мы передали информацию в следственные органы и там наши любые попытки заново закопать эти шурфы могут быть истолкованы как сокрытие следов преступления, они вообще никак не принимались во внимание. Я не знаю и не понимаю, что такого случилось в мозгах ряда лиц нашего города, честно.
Сергея Каменского, который был одним из инициаторов создания Совета по делам репрессированных, на фоне наших раскопок, наших исследований просто выгнали оттуда, отчислили из этого совета 28 сентября. Короче говоря, нас никак не уведомляют, никуда не приглашают, как-то вот эти корабли разошлись в разные стороны, хотя мы после завершения полевой части работ приглашали и Ассоциацию жертв политических репрессий, и прочие общественные организации, заинтересованные в этих исследованиях. Мы их приглашали туда, на мемориальный памятник, делали, как мне показалось, обстоятельный доклад в середине октября. Я провел для них экскурсию по всем местам, где мы что-то сделали. Но после этого случилась очередная пачка заявлений, и все. Я, если честно, не знаю, у меня нет какого-то объяснения, где коса нашла на камень.
— Давай спрошу тебя как человека, который живет в России в 2023 году, учитывая опыт некоторых случаев типа истории Юрия Дмитриева, насколько тебе страшно, не страшно заниматься такими вещами, которые со стороны нашего государства не совсем поощряются?
— У меня довольно сложное мироощущение по этому поводу: во-первых, в моем случае со стороны нашего государства эти работы были поддержаны, во-вторых, они не были поддержаны общественниками, историками, которые, казалось, были заинтересованы изначально в проведении таких исследований.
Есть один такой трагикомичный пример, который сильно объясняет мое ощущение и ощущение ребят-археологов, задействованных в этих исследованиях. Это довольно тяжелая физическая работа. Когда начались моменты морального давления… Короче говоря, не знаю, открою я секрет или не открою, на нас наши доблестные общественники написали заявление в ФСБ. Я не помню сейчас точные формулировки, но что-то из серии: «неизвестные лица, непонятно что делают, вскрывают могилы, всячески вандальничают, требуем разобраться и привлечь к самой строжайшей ответственности».
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
Был вал таких писем. Ребята видят, что я мрачный, хотя обычно на раскопках веселый. Спрашивают. «Я просто вам зачитаю», — говорю. И, представляешь картину, у меня ребята там работают в шурфе, на глубине двух метров, копают этих репрессированных, потихонечку расчищают кисточками, шпателями костяки, я им читаю вот это вот письмо, и один говорит: «Вот теперь я понимаю, как эти люди, которых мы сейчас расчищаем, сюда и легли».
Для нас на тот момент эти заявления были сродни доносам в 1937 году. Когда абсолютно не пытались разобраться в ситуации, не пытались приехать на площадку, спросить: «А что вы реально тут делаете?» Мы ни от кого не скрывались, мы не делали это темной-темной ноченькой, под покровом, под одеялом, не пытаясь никак разобраться в этой ситуации. Ряд лиц посчитал, что лучшее — это писать вот такое заявление, и это просто чертовская фантасмагория. Да, особенно в нынешних общественно-политических реалиях. Можно было бы ожидать, что нас как раз таки будут спрашивать государственные органы, у нас же все с точностью до наоборот. Что думать по этому поводу — я не знаю.
— Вот после той негативной общественной кампании, с которой ты столкнулся, со стороны «УралLIVE» (телеграм-каналом занимается команда пропагандиста Владимира Соловьева), Евгения Пригожина и прочих, понимаешь ли ты, что все публикации или все действия, которые будут от тебя исходить, будут теперь под пристальным вниманием?
— Я бы пока не очень хотел до завершения судебных процедур комментировать историю Пригожина, «УралLIVE» и прочих, но общими словами скажу: а что сейчас делать, ложиться и помирать, что ли, что мне, на себя руки накладывать?
Я ничего такого в этой жизни не делал, я не уголовник. Я обычный среднестатистический человек, который живет обычной жизнью. Как журналист — да, мы писали про множество историй, связанных с обычной жизнью: иногда они были острые, иногда не острые, иногда веселые, иногда трагичные, они разные были. Но ничего такого, за что мне было бы сильно стыдно, я не делал. У нас была редакция, которая, условно, не про черный пиар, а классическая журналистика, жизнеописание, ведь журналист не должен быть за черных, за белых, за красных, за зеленых — это человек, который просто описывает картину мира вокруг него, и мы были вот такими, за что мне сейчас стыдиться?
 Фото: Марина Молдавская для 66.RU |
|---|
За что мне сейчас стыдиться? За свою работу в музее? Стыдиться за то, что мы первые, как археологи, исследовали один из кварталов за пределами крепостной стены Екатеринбургской крепости, Банную Слободу? За то, что мы установили культурный слой в районе цирка, там, где была хлебная площадь, довольно известный исторический объект? За то, что мы сейчас обследовали Квашнинский рудник и сюжет, связанный с мемориалом и репрессированными? Поэтому бегать никуда не собираюсь, здесь живу, здесь работаю, и сколько будет возможности, дальше буду жить и работать. У меня здесь семья, дети, родители, и не знаю, что это я вдруг побегу или стану закапываться под землю со страху — нет, конечно.
