Андрей Кабанов: «Если б мы с Ройзманом сговорились, всех бы тут порвали!»

В «Городе без наркотиков» все не так. Точнее, там все, как обычно, но это странно. Разве что на дверях здания на Белинского появилась кнопка домофона. А внутри — никаких перемен. Поднимаюсь по зашарканным ступенькам старенького домика на второй этаж: тот же скрипучий пол, тот же стеллаж с книжками и, самое главное, всё те же лица. Куда-то пропала здешняя вечная суета, картин и икон стало меньше, но люди, за редким исключением, все остались на своих местах.

Конечно, нынешний глава фонда Андрей Кабанов рассказывает, что перемены есть. И их много: в мужском реабилитационном центре на Изоплите полетели головы руководителей. Кабанов их просто выгнал «за то, что позволили наркоманам самим устанавливать правила». Во всех центрах монтируют системы круглосуточного видеонаблюдения: чтобы родители реабилитантов могли в любой момент посмотреть, как там их дети. С полицией фонд «перезагрузил отношения»: война закончилась, возобновились совместные операции по уничтожению наркоманских притонов (это правда, в главке областного МВД подтверждают мирное соглашение). Новый президент ведет переговоры с губернатором, пытаясь сохранить за фондом его офис, обещает расплатиться по долгам перед сотрудниками и создать прозрачные финансовые отчеты для спонсоров…

Но революции-то не случилось. И это ненормально. Забыв о пятнадцатилетней дружбе, Андрей Кабанов на весь город объявляет Евгения Ройзмана своим личным врагом. Отнимает у него фонд. Тот в ответ заявляет, что ему «никто не может запретить бороться с наркотиками». И после всего этого мэр Ройзман просто встает и уходит из ГБН. Кабанов так же спокойно принимает руководство на себя. Без войны. Все продолжают работать по примерно тем же схемам и примерно в том же ритме.

Как тут не заподозрить сговор? Во-первых, так легко и просто друзья, внезапно ставшие врагами, не расстаются. А во-вторых, смена хозяина «Города без наркотиков», если разобраться, может быть выгодна всем. Избавившись от Ройзмана, фонд получает возможность перезагрузки отношений с властью и силовиками (почти загнавшими ГБН в угол). А избавившись от фонда, мэр Ройзман сбрасывает с себя бесконечный негативный шлейф судебных процессов и уголовных дел.

Гипотезу эту никак не проверить и никак не доказать. Если сговор существует, никто из участников не станет его раскрывать. Можно только прийти в кабинет Андрея Кабанова. Сесть напротив него. Задать прямой вопрос. Получить прямой ответ. И либо поверить ему, либо нет.

К вопросу о сговоре он был готов. Потому, в свойственной ему манере, сразу прет в контратаку:

— Откуда вы все взяли эту идею вообще? Мне о ней рассказал Андрюша Санников (один из бывших учредителей фонда, активно принимавший участие в его работе в самом начале войны с наркоторговлей, — прим. ред.). Он мой друг. С Ройзманом учился. Знает нас обоих очень хорошо. Так даже он меня спросил: «Слушай, а вот вся эта история с отставкой Ройзмана — это ведь такая ваша многоходовочка, да?». Я ответил: «Вот пока ты мне не сказал, я даже не думал об этом». В моей тупой башке даже идеи такой не возникало никогда! Понимаешь? Так вот. Отвечая на твой вопрос: по-хорошему, нам с Ройзманом рвать нельзя никак. Представь, какой бы это был мощный тандем: он — в мэрии, я — в фонде. В этой спайке мы всех порвем!

— Особенно если никто не будет знать об этой «спайке» и все вокруг будут думать, что вы теперь враги…
— Да нет! Ты мне объясни, зачем нам это скрывать?

— Хотя бы затем, чтобы фонд мог прекратить развязанную Ройзманом войну с полицией и губернатором…
— И до разрыва с Ройзманом мы пытались перезагрузить взаимоотношения с силовиками и с властью.

— Но не вышло. Договариваться начали только сейчас, когда Евгения Ройзмана в фонде как бы нет.
— Неправда. Перезагрузка началась раньше — когда нам поступило предложение о воссоединении двух фондов — «Города без наркотиков» и «Урала без наркотиков». Я считаю, что уже тогда мог получиться прорыв. Потому что власть пошла навстречу. С ней воевать не надо. Они там, в кабинетах администрации губернатора, не какие-нибудь марсиане.

Если вы думаете, что власть — это депутаты, чиновники и какие-то там дядьки в пиджаках, которые всем рулят, то ошибаетесь. Власть — это мы. Мы влияем на эти события. Если, конечно, хотим. Вот ты — журналист. Ты точно влияешь. У меня — своя общественная работа. Я тоже влияю. Я захотел, чтобы наркотиков было меньше, и я работаю.

А когда мы начали бороться со всеми в мире — с правоохранителями, с властями — мы сами укусили себя за задницу. Мир-то маленький. У меня, например, до Путина — три рукопожатия. У тебя, наверное, побольше. Но тем не менее. Мы все из одного теста.

Поэтому когда губернаторские начали договариваться о сотрудничестве фондов, я про войну забыл и увидел громаднейшую перспективу. Но тогда не вышло договориться.

«Я человек прямолинейный. За это меня Ройзман побаивался всегда. У меня нет тормозов. Эмоции перехлестывают. Я просто пру напролом, ору. В фонде орал. В думе орал. И хитрить, изворачиваться не умею».

— Почему?
— Да там началось это громкое дело против депутата Кинева. В нем замешан известный персонаж. И всё сошло на нет.

— И что теперь? Заново пойдете договариваться?
— Да. Будем стучаться, будем разговаривать, просить помощи, давать эту помощь. Но знаешь, нам уже никто не мешает. Веришь — нет, это самое большое счастье. Мы видим, что нам не препятствуют, причем не препятствуют сознательно. И сейчас хотим обращаться к губернатору по поводу старого процесса о здании фонда. Он ведь идет до сих пор. Я верю, что нам помогут. Конфликт вокруг здания — искусственный. Его не должно быть.

— Вот. Сами ведь говорите, что, пока был Ройзман, заключить мирный договор с губернатором и полицией не получалось, а теперь мало того что не мешают, так еще и помогут, может быть…
— Но никто изначально не ставил мне таких условий: мол, приходи, договоримся, только Ройзмана сначала на хер пошли. Нет. Это мой фонд. Я принимаю решения.

Мне сейчас куча народу говорит, что я предатель, что я подлец. Они ведь не знают, что на самом деле происходит. Мне это надо? Нет!

И для меня эта идея о сговоре, о многоходовке — это полный бред. Я человек прямолинейный. За это меня Ройзман побаивался всегда. У меня нет тормозов. Эмоции перехлестывают. Я просто пру напролом, ору. В фонде орал. В думе орал. И хитрить, изворачиваться не умею.

А ты мне говоришь: многоходовка. Да на хрен так криво ходить?! Он бы занимался своим делом. Мы бы с ним братались, в десна бились. И все вокруг были бы рады. Но у меня другая цель. Я хочу задушить этого монстра. Я вижу, что этот человек неадекватен.

«Я предложил Ройзману выбор: либо ты мэр, либо руководитель «Города без наркотиков».Он свой выбор сделал. Остался с Тунгусовым».

— Но вы же все равно добро Евгению сделали: избавили его от фонда, из-за которого его пытаются сделать фигурантом уголовных дел, таскают в суды…
— Нет. Ты не понимаешь. Этот деятель очень тщеславный. Он очень любит, когда о нем говорят, когда про него пишут. Хорошо, плохо — не важно. Главное — чтобы говорили. А теперь без фонда он кто? Он где? Нет его. Исчез. Растворился.

— Погодите, он мэр. А мэр каждый день в новостях.
— Где ты его видел? Ну скажи мне, где? За три недели первый раз он появился: его бросили опять на амбразуру, отправили с губернатором воевать, чтобы тот город на части не делил. Его тупо используют. А так-то его нету. Когда новый мост открывают, кого по телевизору показывают? Вот Якоб речь толкает, вот министр какой-нибудь ленту режет. А этот деятель где? В сторонке стоит. К нему не подходит даже никто.

Серый в очках (вице-мэр Владимир Тунгусов, — прим. ред.) понимает, что нельзя его раскачивать, что это опасно. Все в мэрии знают, что он — как мумия: немного крови на него попадет — и всё, попер, не остановить. И я вижу, что он переживает по этому поводу. Сам про себя что-то там пишет в «Живом журнале», и всё.

И слава богу. И пусть. Пускай чем-нибудь полезным займется, в конце концов. Историю пусть изучает тихонечко. Или вон пусть город пойдет почистит. В говне ведь город. Работы — по локоть. Когда Якоб с Поруновым работали, Екатеринбург был гораздо чище. Хоть что-то делали. А при этом деятеле совсем расслабились.

— Я все равно не могу поверить, что вы так легко и быстро сместили Евгения Ройзмана, что после пятнадцати лет в фонде он просто встал с этого кресла и ушел…
— Стоп-стоп-стоп! Начнем с того, что Евгения в этом кресле не было с тех пор, как закончились выборы мэра. Кто его сюда пустит? Когда мы решили реорганизовывать фонд, я предложил Ройзману выбор: либо ты мэр, либо руководитель «Города без наркотиков». Он ведь говорит, что никаких полномочий у него в мэрии нет. Так пусть увольняется и возвращается в фонд! Но он свой выбор сделал. Остался с Тунгусовым.

Потому теперь в этом кресле сижу я, а не он. Ты что думаешь, мне это всё надо? Да на хрен не надо! Я бы лучше пошел сейчас в храме послужил. Но я сижу. Потому что близкие люди мне сказали: «Андрей, работай. Никто кроме тебя не сможет».

Андрей Кабанов утверждает, что говорить о Евгении Ройзмане не хочет. Заявляет, что зря вообще касается этой темы, старается даже не упоминать имени бывшего друга (предпочитает формулировки типа «этот деятель»). И прямо видно, как начинают дрожать его руки, как меняется мимика, как он со все большим трудом подбирает цензурные синонимы приходящим на ум выражениям. В конце концов не выдерживает. Просит выключить диктофон. И рассказывает «не под запись, все, как есть».

В выражениях больше не стесняется. Приводит в пример истории сразу нескольких «уважаемых и просто близких людей», которых Евгений Ройзман, по его словам, «использовал, а потом тупо кинул». Рассказывает о том, как из фонда исчезали деньги, как и почему Евгений Ройзман развязал войну с губернатором, как он договаривался с вице-мэром Тунгусовым, как отпугнул от «Города без наркотиков» инвесторов и вообще «всех нас предал». Цитировать и подробно пересказывать не могу. Я обещал.

Могу только поделиться выводами. Даже если считать, что Андрей Кабанов вспылил, погорячился, преувеличил и наговорил лишнего. Даже если все его доводы поделить на два, все равно выходит, что друзей у Евгения Ройзмана уже почти не осталось. А врагов за последний год сильно прибавилось. И в следующий раз, когда его попытаются свалить, уничтожить как политическую фигуру, никто за него не вступится.

Или наоборот: друзья Евгения Ройзмана настолько преданы ему, что готовы прикидываться его злейшими врагами на благо общего дела. Но я больше часа провел один на один с Андреем Кабановым. Смотрел ему в глаза и внимательно его слушал. И не смог убедить самого себя в том, что тот самый прямолинейный и до неприличия откровенный Дюша, которого знает весь город, может так талантливо сыграть роль обиженной и обманутой жертвы. А вы ему верите?