Эдуард Россель: «Санкции для России — стимул к саморазвитию»

В ответ на угрозы Барака Обамы и Ангелы Меркель российские чиновники и парламентарии предлагают готовить страну к изоляции: позаботиться о полной локализации оборонки, создать свою собственную платежную систему, свой интернет и, например, запретить покупать на государственные деньги заграничное медицинское оборудование.

Последняя, медицинская инициатива должна была стать основной темой нашей беседы с Эдуардом Росселем. Но, зацепившись за нее, мы поговорили обо всем, внезапно перескакивая с глобальных проблем западных санкций и стимулов развития внутреннего рынка к туманным перспективам Уралмашзавода и «Титановой долины». Причем, давая оценки настоящему и выстраивая схемы будущего, экс-губернатор все время возвращался в прошлое: разбирал проблемы на примере своей работы в должности главы региона.

— Федеральный Минпромторг предлагает законодательно запретить покупать за границей некоторые виды медицинского оборудования. Давайте начнем с этого вопроса…
— Это интересный вопрос, да. Других вопросов можно вообще не задавать. Потому что эта инициатива, можно сказать, способна сделать Россию сильнейшим государством, избавить ее от зависимостей.

«Я всем иностранцам всегда говорил: Свердловская область всё может делать сама. Потому, если вы отказываетесь, мы сделаем без вас».

— Вы думаете, это реальная инициатива? Это не истеричный ответ на западные санкции? Они нам счета закрывают, а мы в отместку у них оборудование покупать не будем.
— Я это уже говорил, но могу повторить: была бы моя воля, я бы Обаме благодарность объявил. Потому что я уже лет двадцать, наверное, твержу: давайте развивать внутренний рынок! А США своими санкциями эту идею только подстегивают.

Ведь мы же все можем делать сами, без иностранной помощи. Я такой пример приведу: у нас, в Свердловской области, недоношенные детишки очень много умирали. По технологии, которой обладал Советский Союз, операции таким детям делали только тогда, когда им исполнялось три годика, когда они вес нужный набирали. И детишки с малым весом просто умирали. А во всем мире уже были созданы специальные кувезы, где ребенок после рождения лежал при температуре материнской утробы и рос там до двух килограммов…

— И тогда у нас сделали свои кувезы, которые теперь на «Иннопроме» с гордостью демонстрируют.

— Да. Я, еще будучи губернатором, позвал к себе немцев, обладавших этой технологией, и говорю: «Давайте создадим здесь совместное предприятие и наладим производство этих кувезов, решим проблему». Они отказались. Зря. Я всем иностранцам всегда говорил: «Свердловская область абсолютно всё может делать сама. Потому, если вы отказываетесь, мы сделаем без вас».

Я покойного Эдуарда Спиридоновича Яламова (директора Уральского оптико-механического завода, — прим. ред.) к себе пригласил и говорю: «Давай сделаем». Он сделал. Я ему немножко областным бюджетом помогал, он за счет своих денег еще как-то выкручивался. В итоге получился кувез лучше, чем у немцев. Тут-то они сами уже предложили совместное производство организовать. А поздно. Без них обошлись. Оснастили нашими кувезами всю Россию. Сейчас уже шестое поколение выходит. Это уже целый комбайн! Человек вообще не нужен: кладешь ребенка, техника дальше сама все делает.

И сейчас все иностранные компании, у которых есть уникальные технологии, должны приходить в Россию и открывать здесь совместные предприятия. А если не придут, мы сами научимся и сделаем лучше, чем у них.

— Например?
— Например, у нас есть кожа, которую некуда девать. Есть недостроенный кожевенный завод в Камышлове. И, как я вижу, эту фабрику надо передать какому-нибудь олигарху. Президент должен дать ему поручение: «Ты занимаешься пошивом обуви». Это, конечно, не должна быть прямая нагрузка, бизнес надо как-то экономически замотивировать. И этот олигарх выбирает в Италии, например, компанию, которая шьет лучшую в мире обувь. Вместе с ней налаживает совместное производство в том же Камышлове, а со временем полностью закрывает потребность всей России в обуви.

И так — по всем отраслям. Раздаем задания олигархам: одному обувь отдали, второй взялся, скажем, за производство ткани. В Тюмени есть камвольный завод, в Свердловской области работает аналогичное предприятие. Объединяем их, модернизируем и выпускаем ткань на всю страну. А дальше — лекарства, промышленность и так далее. Понемногу-помаленьку начинаем сами себя лечить, обувать, одевать, кормить…

«Я отчетливо помню, как в два часа ночи мне пришла телеграмма о том, что Госснаб отсоединяет Свердловскую область от системы снабжения продуктами питания. И всё: мяса нет, молока нет, зерна нет, полки пустые, хлеб по талонам».

— Вроде, мы и сейчас сами себя кормим.
— Не совсем. Даже продовольствием себя обеспечиваем только на 50%. Еще 50% — завозим. И если нам закроют границы — будут проблемы. Мы это уже пережили в 1992 году. Я отчетливо помню, как в два часа ночи мне пришла телеграмма о том, что Госснаб отсоединяет Свердловскую область от системы снабжения продуктами питания. И всё: мяса нет, молока нет, зерна нет, полки пустые, хлеб по талонам. Это же всё импортное было!

Мы в регионе приняли программу продовольственной безопасности. И если сейчас произойдет что-то подобное — мы спасены. Мы в четыре раза увеличили производство мяса птицы, производство свинины. Мы сегодня делаем 260 тысяч тонн мяса. Нам его хватает.

— Да. Это был великий птицепром, потому что такой концентрации птицефабрик больше нет нигде. Но ведь сейчас весь этот комплекс рушится. Предприятия банкротят, обесценивают, продают по дешевке бизнесменам из Челябинска, из Тюмени…
— Это уже другой вопрос. Правительство Свердловской области должно каждый отдельный случай разбирать и принимать быстрые решения. Если челябинцы приходят и производят на этой птицефабрике мясо птицы — замечательно, пусть производят. Мы живем в рынке.

— Сапоги и еда — это понятная продукция. А когда мы говорим о высокотехнологичных лекарствах или тех же самых томографах — как мы сами, не имея готовой технологии, их будем собирать?
— Нет, ну вы напрасно. Я, между прочим, к интервью подготовился (уходит к рабочему столу, достает из портфеля черный чехол с каким-то прибором внутри, — прим. ред.). Вот, смотрите. Я распаковывать не буду, но расскажу. Это такой медицинский прибор для диагностики. На кисть надевается, на пульс, и дает вам диагноз по 17 показателям: что у вас с почками, с печенью, что у вас с поджелудочной железой, с сердцем, с легкими — прямо на дисплее видишь свое здоровье. Это у нас такое придумали и сделали.

«Уникальный прибор» разработали выходцы из екатеринбургской корпорации «ДЭНАС МС», рассказывает Эдуард Россель. Аппарат уже модернизировали, и теперь он выдает диагнозы не по 17, а уже по 24 жизненным показателям, заключает он.

И обувь вы тоже зря принижаете. Это так же сложно, как электронику собирать. Это искусство. И, повторюсь, мы можем делать всё. Мы обладаем невероятным интеллектуальным потенциалом! Нужны только деньги.

— Мне кажется, чтобы сейчас запустить процесс импортозамещения, нужно на государственном уровне разрешить беспошлинный ввоз любого оборудования (не готовых товаров, а именно оборудования для их производства), создать что-то наподобие советского Внешторга (чтобы все деньги, которые уходят за границу, проходили через этот узел, контролировались и не было вывода капитала как такового)…
— Погодите. Во-первых, надо сесть и подумать. Проанализировать все, что мы покупаем за границей. Потом оценить потенциал. Найти предприятия, построенные еще в СССР, и посмотреть: в каком они состоянии, как их восстановить, как модернизировать, строить ли новые. И на этой базе готовить комплексную программу, над которой должны работать все министерства. А дальше — поэтапно программу реализовывать, подключая все возможные финансовые рычаги — чтобы бизнесу это тоже было выгодно.

Даем им льготы и преференции. Я хотел в нашей области это сделать, просто не успел. Хотел подписать указ об освобождении создателей новых предприятий от всех налогов, кроме подоходного. Это логично. Потому что, когда человек приходит к нам в регион и хочет создать новое производство, значит этого производства еще нет. И налогов мы с него все равно не получаем. Так пусть работает. Мы смотрим его бизнес-план и видим, что, например, он завод должен построить через два года, а еще через полтора, по нормативу, выйдет на полную мощность. И на все это время мы освобождаем его от выплат. Это был бы рывок! Ростки пойдут, расти будет потенциал России.

— Примерно такую схему собирались применить в «Титановой долине». И за четыре года там сумели построить только конгресс-холл…
— Знаю. Я там был на той неделе.

«Ни одна крупная иностранная компания не уйдет из России. Кто бы ни говорил — Обама, Меркель, еще кто-то!»

— Ну это же смешно!
— Почему же? В этом году выделяются такие деньги, что «Титановая долина» сможет подготовить площадку: газ уже подвели, водопровод подводят, электричество протянут. То есть все коммуникации сделают. И «Боинг» уже планирует в этом году поставить там производственный корпус — в июне уже приходит оборудование.

— Несмотря на все международные трения?
— Да. А что они — остановят производство самолетов, что ли? Мы делаем лучшие титановые шасси. Американцы вложили сюда деньги. Что, они будут бросать это? Ни одна крупная компания не уйдет из России. Кто бы ни говорил — Обама, Меркель, еще кто-то!

«У нас с 1917 года все было государственное. Фермеров кулаками называли, убивали, расстреливали, ликвидировали. И создали людей-роботов, которые умеют приходить на работу к восьми часам и в пять уходить».

— Но быстро развивать внутренний рынок все равно не получается.
— Если это будет генеральной линией государства — получится. Советский Союз за десять лет построил шесть тысяч предприятий, которые подняли страну на мировой уровень. Сейчас можно сделать еще быстрее.

— Зачем нужна государственная программа? Почему предприниматели в России сами не берутся? Вы же говорите, что это будет приносить деньги. Но никто не спасает камвольные комбинаты и не собирается шить лучшую в мире обувь.
— А где предприниматели? Их ведь нет почти. Для того чтобы создать из вас, например, предпринимателя, надо вам с детства прививать коммерческую жилку. А у нас с 1917 года все было государственное. Фермеров кулаками называли, их убивали, расстреливали, ликвидировали. И создали людей-роботов, которые умеют приходить на работу к восьми часам и в пять уходить. Надо совсем другое общество воспитать!

Я предлагаю иностранные фирмы привлекать и с ними создавать совместные предприятия. И там молодежь будет быстро учиться. Придет время, когда наши коммерческие руководители будут сильнее, чем западные. Намного сильнее!

— Ага. Но при этом у нас фермер до сих пор кулак, а бизнесмен до сих пор вор недопосаженный.
— Мы еще живем с вами в переходном периоде. Еще не произошло становление рыночной экономики. Все государства это проходили: Япония, Америка, Аргентина, Бразилия. Период создания капитала очень непростой. Он создается почти только воровством, только обманом. Дальше, следующее поколение совершенствуется, молодые люди становятся уже руководителями крупных рыночных структур.

— Ну хорошо. Вернемся к импортозамещению. Вы сказали, что у нас всё есть, «нужны только деньги». Но ведь и деньги в стране есть, правда ведь? Только тратят их почему-то на Олимпиады, на снос старых и строительство новых стадионов для футбольного чемпионата, на саммиты и праздники.
— Многие вопросы решаются без денег. Вот Уралмаш — крупнейший завод Советского Союза и мира. Он создан на облигации. Выпустили облигации, продали их людям, на эти деньги построили. Потом, когда завод начал реализовывать продукцию и получать прибыль, он оплатил все эти бумаги. Все людям вернул.

— Жаль только, что завод закончился. Нет больше Уралмаша.
— Ну зачем вы так? Напрасно вы так говорите. Уралмаш изменился и сегодня восстанавливается. Вот вы съездите на завод, а не слушайте эти новости газетные.

— Так мы сами их пишем.
— Ну тогда вы неправильно пишете! Уралмаш выпускает самые совершенные бурильные машины. Идет полная модернизация станочного оборудования. Они делают сейчас для всех карьеров суперсовременные дробилки. И так далее. Они должны подойти потихонечку и к металлургическому, и к цветному оборудованию.

А все потому, что на заводе НИИ сохранился. Хотя Мордашов, когда купил предприятие, хотел вывезти институт отсюда. Мы ему не позволили! Потому что если нет документации — то ты голый.

«Проблем очень много. А бюджет — вот такой».

— Давайте про российскую господдержку на другом примере поговорим. Вы давно лоббируете интересы уральского биомедицинского кластера. Это уникальный для России проект. А получается так: приезжает Медведев, говорит, что все очень хорошо. Но государственного финансирования мы не видим. Почему бюджет не финансирует проекты, которые одобрили первые лица страны?
— Если бы можно было так быстро все решить, мы бы просто с вами сегодня сидели и праздновали — все идет, все замечательно. Проблем очень много. А бюджет — вот такой (расставляет ладони на ширину плеч, — прим. ред.). Но проблем — как от этой стенки до окна.

И каждый раз, когда годовой бюджет утверждаешь, проблем — все больше и больше! Думаешь: ну давай, сейчас мы вот это решим, немножко, чтобы оно не умерло, вот это чтобы не исчезло, эту отрасль тоже поддержим. И вот так на плаву все поднимается, медленно.

— Соответственно, политической воли и генерального приказа на то, чтобы всем мобилизоваться и начать заниматься импортозамещением, мы не дождемся?
— Почему? Это ведь необходимо. Нас жизнь заставит это сделать. У нас другого выхода нет. Иначе нам не выжить.

— Вы покинули кресло губернатора четыре года назад…
— Пятый год идет. Я губернатором был почти 20 лет. Отказывался от всех повышений. Меня Ельцин хотел сделать председателем правительства — я ему отказал. Он меня три раза вызывал. Прессовал меня. Из Москвы не выпускал. Я сказал: «Нет, я буду заниматься Свердловской областью. Здесь буду жить, сколько Бог мне дал». Но так вышло, что в 2009 году 23 ноября я передал Мишарину власть.

— И началась непрерывная ротация приоритетов. Приходят новые люди, забывают о старых договорах, начинают новые проекты, а потом внезапно исчезают. Мы ведь даже не знаем, например, где сейчас трудятся ключевые специалисты команды Александра Мишарина. Они просто исчезли. Нет их…
— Знаете, опыт управления — это штука очень серьезная. Я получил такое образование и опыт, я не могу назвать фамилию, кто еще получил такое. И естественно, человек, который прошел все стадии руководства, видит глубже, дальше. Но если говорить про нынешнего губернатора, я считаю, что Евгений Владимирович — очень положительный человек. Он хочет работать и очень быстро учится. Он впитывает опыт и будет с каждым годом увеличивать обороты своей работы.

«У нас сейчас власть стабильная, нормальная».

— Вы верите, что он хочет 20 лет здесь работать?
— Не знаю. Это будет его личное решение.

— Я понимаю бизнес, который начинался при вас. Люди готовы были вкладывать деньги, потому что была пресловутая стабильность: все понимали, что здесь руководит Россель, и он будет тут и через год, и через два, и вообще, пока ему не надоест…
— Почему — я еще хотел работать! Мне не надоело.

— Но, к сожалению, не вышло.
— Я хотел работать до 80 лет, я не скрывал.

— Думаю, если вы сейчас пойдете на выборы — вы их выиграете.
— Выиграю, не выиграю — это второй вопрос. Не пойду я на выборы. Молодежь пусть идет.

— Так вот. Зачем крупной иностранной компании открывать здесь совместное предприятие, если нет Росселя, если непонятно, что будет через год?
— Зачем вы так? У нас сейчас власть стабильная, нормальная. Евгений Владимирович уже два года отработал.

«В России две расстрельные должности: президент и губернатор».

— Губернаторы опадают, как листья. Четко по графику, раз в месяц Владимир Владимирович принимает отставку очередного главы региона. Третий год с одним губернатором — это уже ненормально для Свердловской области, к сожалению.
— Это уже не моя политика. Есть президент, который назначает глав регионов, ставит им задачи. И он определяет, как они эти задачи выполняют.

Что поделать? Работа такая: тяжелая и ответственная. В стране вообще две расстрельные должности: президент и губернатор. На президенте висит все государство, 150 млн человек за спиной: и накормить, и промышленность поднимать, и оборону поднимать. Вокруг России зубы щелкают только так! У нас — 60% полезных ископаемых. На нас давление будет все больше и больше. Потому что все ресурсы вокруг заканчиваются и остаются только у нас. Губернатору, конечно, легче. Но и на нем — вся область. И весь негатив — на него. Позитив — тоже на него. Но хорошее быстро забывают.