— …А! О… Э? Прр-грр-фррррр.
— Сега! Поехали домой.
— О! Эргр! А?! , — и снова метнулся к даме в белой шубе. У дамы волосы — цвета воронова крыла. Она пахнет сиренью и крыжовником. Или нет, но явно чем-то таким, что неудержимо притягивает юного Сегу.
— Зайчик. Зай! чик! Мне 40 лет, — вкрадчиво осаживает непрошенного кавалера дама с волосами цвета воронова крыла. — Я замужем. И сейчас мой муж поднимется и сломает тебе всё. В том числе — жизнь.
Врёт.
Дело происходит на пороге высокорангового караоке в центре Екб. Позже наблюдаю: за её столиком — четверо. Мужчин — ни одного. Пахнет не сиренью и крыжовником — луковыми кольцами и дешевым просекко. Затягивают хоровое:
Одиночество — сволочь!
Одиночество — скука!!!
Я не чувствую сердце…
Я не чувствую руку…
Публика одобряет. Ещё бы нет, музыкальный контекст заведения понятен: «Золотится роза чайная», «Рюмка водки на столе», Баста и про коня. Такому общественному вкусу определённо нужна пощечина. Поэтому мы с братюней, который специально для этого прилетел из Москвы, выходим в центр зала и объясняем собравшимся, что
Лишь одно в моём кармане — беспонтовый пирожок.
Каждый из нас — беспонтовый пирожок.
Каждый из нас — БЕСПОНТОВЫЙ ПИРОЖОК.
Каждый из ВАС — БЕСПОНТОВЫЙ ПИРОЖОК!
КАЖДЫЙ! ИЗ ВАС! БЕСПОНТОВЫЙ! ПИРОЖОК!
Ту-ту-ту-ру-ру-ту-ту-ту-ру
Ту-ту-ту-ру-ру-ту-ту
Считаю, вечер начался неплохо: нам даже не набили морды! Впрочем, какое «начался». Начался он задолго до — когда Сега ещё был трезв (не факт), а дама в белом даже не начинала наносить мейкап.
| |
|---|
Видели в сети мем «оделся сам / наорала»? То не мем, а жиза. На традиционный ежегодный поход в Театр оперы и балета придумал себе постмодернистский образ: снизу — начищенные до блеска «оксфорды», сверху — как будто канонический black-tie. Только под пиджаком вместо белой сорочки — футболка «Сектор газа»! Но я не успел выскочить из дома до прихода жены.
| |
|---|
Наорала.
В Театр оперы и балета захожу в галстуке с кровавым подбоем. В нашей провинции в 90-е слова типа «блек-тай» знали только шибко вумные (и бывали за то биты), про такой образ говорили по-простому:
| |
|---|
В программе на этот раз — балет. Хотелось бы, конечно, «Лебединое озеро», но его не дают — дают только сказочное и детское. И «Травиату», что в актуальном контексте попахивает ренегатством. На День Х выпадает «Снежная королева». Что ж, будем смотреть её.
| |
|---|
Смотреть неинтересно — балет поначалу заходит вообще не так, как опера годом ранее. Балет — это же когда на носочке так волчком крутятся, да? Вооот. А тут половину первого акта артисты тупо ходят пешком по сцене туда-сюда — такой-то балет и я умею, только мне за него почему-то не платят 4 000 рублей с носа.
Режиссура и хореография напоминают школьную самодеятельность 7 «Б» на День учителя в актовом зале на третьем этаже: тут вот у нас котик, тут — лисичка, и сейчас они весело закружатся, взявшись за руки, а затем поскачут. Примерно так и тут. Потом вдруг зачем-то выходит солистка-сопрано и начинает петь долгий тягучий вокализ. Зачем поёт — танцевать же должны? Постбалет какой-то, видимо. На стыке жанров и в диалоге форм.
После антракта действо раскачивается: в постановке появляется хореография, дизайн, игра с цветом — прикольно. Артисты наконец-то крутятся на носочках — совсем хорошо. Жизнь — она вообще расцветает после бутерброда с икоркой и бокала игристого! И балет сразу такой — знаете… ну, балетный! Краски яркие, скрипки громкие, виолончели — мажорные, Кай на сцене палочкой из букв «О», «П», «А», «Ж» все-таки складывает слово «СЧАСТЬЕ», в финале торжествуют семейные ценности (но мать почему-то одиночка — остросоциальный подтекст?)
… Как по заказу, после «Снежной королевы» начинает падать снег. Огромными мокрыми хлопьями. Столичный гость предлагает не ждать такси, а спуститься в метро.
— Тут нет метро.
— Как нет метро? То ж центр!
— Станций метро на планете осталось очень мало, нам выделили только 9 — на Оперу не хватило, отдали Эльмашу.
— Как 9?
— 9. А сколько должно быть?
— Все! У нас вон в Москве скоро до Калуги дотянут.
— Сергей Семёнович — мо ло дец. Пойдём за него бургер хлопнем?
— А давай лучше пельмешки. Мы же на Урале, типа. Или тут уже Сибирь?
— Да какая разница! Только, чур, со сметанкой!
В городских общепитах, оказывается, какой-то фестиваль пельменей. Это мы угадали! В заведении в самом центре не протолкнуться. Пельмешки дают а-ля по-сербски. В Сербии за такое дали бы по лицу: пельменей в местной кухне нет — только бурек, плескавица, шопска салата и чевапчичи. Ещё и подали со стикером с ошибками:
— В смысле, «живи полако»?
— А как?
— «Живей по леко!»
— Это по-болгарски если, дубинушка.
— А. Извинявайте. Наздраве!
| |
|---|
Пельмени за 900 отдают вкусом «мираторга» за 350 (по акции). Зато в очень претенциозной сервировке! Но вот незадача: первая кружка točeno pivo не успевает подойти к концу — просят на выход. Да, это самое неприятное открытие в конце первой четверти XXI века: в пятницу в центре миллионника не сесть без предварительной брони. Вообще нигде, если это не «Бургер кинг». Впрочем, там тоже не сесть. Ещё более неприятное открытие: бронь в иных проходных местах дают всего на пару часов. Натурально:
— Господа, ваше время вышло, подходит следующая бронь.
— В смысле, «вышло»? Только сели же. Может, как-нибудь решим, тёзка?
— Никак не решим, я человек подневольный. Вас уже ждут.
— Может, мы у бара сядем?
— Не выйдет: там местов 3, а вас 5.
— А мы друг на дружку сядем.
— Так нельзя. Тут Россия.
За два десятка лет посещения злачных мест меня впервые выставляют из заведения. Ещё и таким способом: лимитированная! временем! бронь! Совсем уже?!
Настроение паршивое — мы с джентльменами ещё не собирались по домам, нам рано, до 22:00 времени навалом! Понуро отходим от столь негостеприимного заведения с едва тлеющей надеждой на чудо. С неба падает великая русская литература. Под ногами — смесь из Шамана и Макана. На душе — кошки.
| |
|---|
Ушли недалеко — всего на 10 метров. Чудеса случаются:
— Смотрите, израильское бистро!
— Таки да!
— Голубушка, у вас есть свободный столик?
— Для вас — да!
(вот что пенжак с галстухом творят)
— И приветственные настоечки для вас тоже — да!
— Ой вэй!
| |
|---|
Звонко чокаемся. Начинается пустопорожний трёп мужчин средних лет в жанре «Вот вырасту — стану большой».
— А как дела вот?
— Да плохо: ивент провели, кассовый разрыв 30 то ли 45 млн, но уже как из Рас-эль-Хаймы вернусь, решать буду. Уже после майских.
— А у тебя вот как?
— Да неплохо! Успел урвать до повышения «утиля» Porsche 911 из Кореи за 15 миллионов.
— Красавчик вообще, как тебе это удалось?
— Да я пришел к продавцам. Говорю, так уж и быть, заберу ваш неликвид — только -45% от цены дайте и включите туда корейский НДС, у меня паром во Владик уже отходит, короче давайте соображайте.
— Утиль-то хоть льготный? 3 400 или 5 200?
— Льготный, слава Богу! 5 200.
— Эх, дороговато, конечно, а что вот поделать.
— Сам-то как?
— Да по-разному, на карте вот последний косарь опять.
— Ой, да ты врёшь всегда — вечно шлёшь скрины с онлайн-банка с последним косарём, на жалость давишь, а следующее сообщение — уже из Неаполя или Парижу приходит.
— Это взаимосвязанные вещи, брат. Взаимосвязанные.
«Господа, а поехали вот в кабарэ или (срываясь на шёпот) в стриптиз», — предлагает самый юный из собравшихся. Парирую:
— Да фу, я там был год назад — не понравилось. Девчонки все какие-то тощие, как будто их дома не кормят. Баба ж — она ж такой должна быть, ну… Сытной! Как на полотнах Кустодиева!
— Женщина, — феминистично замечает самый зрелый из нас, — никому. ничего. не должна.
Незамедлительно выпили.
| |
|---|
— Я бы вот лучше в караокэ.
— Зайцев, ты плохо поёшь.
— Я в курсе.
— Ты отвратителен в своём пении.
— Знаю.
— С твоим голосом только на толчке сидеть и кричать «ЗАНЯТО!»
— Да.
— Ты же распугаешь всю клиентуру!
— А мне того и надо.
— Но нам же начистят лица.
— А я в молодости самбо занимался.
Последний аргумент почему-то подействовал, хотя я наврал: не в молодости, а детстве, не самбо, а волейболом, и пою я не «плохо» — вообще не умею. И вот нас ждёт у ворот новенькая «Лада Веста» по тарифу «Комфорт». Столичный гость недоумевает:
— Какой «Комфорт»? У нас такое даже по «Эконому» не ездит!
— Сергей Семёнович — мо ло дец!
| |
|---|
Извозчик хмур и неразговорчив. Чтобы как-то разрядить атмосферу, завожу непринуждённую беседу:
— А Вы вот это вот своё вот… ну, это вот почём взяли?
Не разжимая губ:
— Два.
— Два? За «Ладу»?
— А какой выбор? — всё также не разжимая губ.
— Ну, не знаю. Люди вон под льготный «утиль» умудряются «Порш 911» привезти на последнем пароме.
Из салонного зеркала заднего вида на меня смотрят два мутных — налитых классовой ненавистью — глаза.
| |
|---|
Гул стих. Ещё на последних аккордах я на всякий случай зажмурился — вдруг нас сейчас начнут бить. Возможно — лежачих. Никакое самбо я не умею — только балет (как в первом акте). Зря боялся: аудитория караоке-бара в свою очередь не умеет в постмодерн. Они вообще не поняли, как мощно их общественный вкус только что отхлестали по щекам!
На наше счастье.
В курилке (Минздрав предупреждает) уже собрался мой импровизированный фан-клуб из женщин, подобных которым Оноре де Бальзак называл Эжени Гранде, а молодёжь называет «милфы». Милфы милы и приветливы:
— Ой, вы так хорошо пели… А какой у вас галстук… Вы тут совсем один? Такой молодой и красивый, а без пары? …
Кажется, это благодарные слушательницы. И им интересно творчество последнего великого русского поэта. Говорю:
— «А вам правда понравилось? Я обожаю эту песню! Она звучит как шутиха, как безделица. А ведь это Большой Текст про эк зис тен ци аль ну ю пустоту! Он же весь наполнен образами бессмыслицы, абсурда, никчемности».
Сел на конька: «Вот у лирического субъекта в кармане — что? Беспонтовый пирожок! Какая-то совершенная, абсолютная бессмыслица. А в чём его работа? «Каждый день свою я сумку, свою сумку охранял // Всю свою жизнь я сумку охранял». То есть опять: он потратил жизнь на что-то совершенно пустое».
Дальше, продолжаю, ну — там ясно:
«На Оке и на Кубани крутят всякое оно! // Любит народ наш всякое оно!». Это — База. Но самый ударный, центровой, куплет вы знаете?»
— Предпоследний! И там всё внимание обычно сосредоточено на конце («Полна опа огурцов», ха-ха-ха), а кульминация-то, соль-то самая, мякотка — она в начале!
«Ни оконцев, ни дверцов».
Понимаете?
— Некое спёртое, замкнутое, душное, без воз душ ное пространство, из которого нет входа и нет выхода! Мы заперты в этом абсурде, обречены охранять сумку и смотреть на всякое оно! Чтобы в финале — что? Правильно: остаться с беспонтовым пирожком в кармане — в полной опе огурцов. Из которой нам не выйти — там ни оконцев, ни дверцов! Это же просто гимн экзистенциальной пустоте, констатация беспомощности человека перед вселенским холодом и отсутствием всякого смысла во об ще.
Уголёк обжигает пальцы — так заболтался, заболтался.
Милфы поблагодарили за интересную беседу и вернулись в зал. Минут через 10 до меня дошло: они вообще-то ко мне клеились! Я им — о высоком, а они… просто искали порочной любви! Только одного этим женщинам и надо...
Настолько ошеломился, что не придумал ничего лучше, как позвонить жене и похвастаться:
— Мать! Прикинь, ко мне только что две милфы клеились!
Пауза на том конце провода как-то затягивается.
— Ма-ать? Ты тут? …
«…а вокруг тишина, взятая за основу», — блажит моя новая знакомая кокотка нетленную, кажется, Елену Ваенгу. Хотя это вполне может быть Ирина Аллегрова — они все одинаковы в этом своём гармоническом миноре: что Ваенга, что Аллегрова, что на Оке, что на Кубани. После полуночи плейлист всё сильнее отдаёт постиронией: «Офицеры-офицеры» чередуются с Лободой и Ротару. Игорь сидит, обхватив голову. Игорь — мой учитель в профессии. И не только: посадке за рулём тоже он меня учил.
— Я даже не представлял, что бывают такие места, где люди… вот… САМИ… ещё и деньги за это платят.
Мне чувства Игоря понятны: я, как и он, предпочитаю «Дорз» и «Зи Зи Топ» в оригинале. И симфонического Баха (органный — сложноват-с)
— «Не дрейфь, будет и в этой дыре Том Джонс!», — подбадриваю старого друга
— «Где — Том Джонс!, — а где — этот… паноптикум»! , — разводит он руками,
… На улице непривычно тепло для начала зимы, но снег всё идёт, снег всё идёт. Друг Сеги пытается утрамбовать последнего в роскошный китайский седан комфорт-класса. Ногами.
Затягиваясь, спрашиваю заскучавшего водителя:
— И как вот вам образец автопрома Поднебесной?
— Вот вы знаете: дерь! мо! Все плюются, а ничего больше нет в таксопарках. Всё «Арризами» за… Гадили.
— А вы не хотите автомобильные обзоры писать? У вас очень хорошо получится!
Сегу увозят.
Внизу дама в белом спит, положив голову на сплетённые руки. Волосы цвета воронова крыла рассыпались по столу. Чей-то (не её) муж заводит очередного Газманова, плавно переходящее в «Матушка-земля» и «Хуто-хуторянку». На «… мне бы хоть разок всего лишь на чуток» в зал вплывает жена (моя). Наверное, хочет разделить со мной радость от того, что я ещё ничо такой! И до сих пор вызываю улыбки дам огнём нежданных эпиграмм.
Судя по глазам — нет. Для защиты сразу перехожу в нападение:
— Ты не понимаешь, я как Есенин, короче: читаю стихи проституткам и с бандюгами жарю спирт!
Сердце бьётся всё чаще и чаще.
Чтобы окончательно отвести от себя малейшие подозрения во взаимности левым милфам, бью козырем — выхожу в центр зала и говорю собравшимся:
— Дамы и господа, а сейчас вот — Том Джонс, например! Песня, которую он (почему-то) посвятил моей жене еще в 99-м!
И завожу бессмертное:
Spy on me, baby, use a satellite.
Infrared to see me move through the night.
Aim, gonna fire, shoot me right.
I' m gonna like the way you fight!
Иногда я даже попадаю в ноты. Нехитрый припев радостно подхватывают все обитатели этого странного вертепа.
… На обратном пути братка из Первопрестольной, набравшись впечатлений, начинает терять контекст:
— А куда мы опять едем?
— Домой.
— К кому?
— К Мурзику.
— А.
Мурзик у себя дома тоже пытается нащупать контекст: обычно двуногая обслуга в это время уже встаёт, а сейчас — только приехали. Странное! Садимся с ним на кухне — обсудить всё как взрослые люди:
— Балет, говорю, — ну, такое. Опера лучше была.
Смотрит с интересом.
— Пельмени — я вкуснее отвариваю, вот честно! Ещё и гонят из кабака.
Интерес неподдельный: это слово ему знакомо!
— С караокэ — непонятновое. С одной стороны, мы живём среди людей с отвратительным, бесконечно омерзительным вкусом. Они поют Лепса и про коня! С другой стороны, в условиях, когда солнце угасает, озоновые дыры множатся, земная кора трескается, а вселенная расширяется — причем, быстрее и быстрее из-за влияния тёмной энергии — всё может кончиться в любой момент. И тут вот как будто надо любой ценой успеть дорадоваться и долюбить, пока есть такая возможность.
И он со мной категорически, как всегда, солидарен.
| |
|---|