В воскресенье, 17 сентября, в Ельцин-центре открылся третий сезон «Школы главного архитектора». В этот раз участие в ней принимают 75 человек, которые поделятся на команды по пять человек. В адрес организаторов поступило 800 заявок, из них половина — из других городов. В рамках образовательной площадки студенты обсудят кейсы от пяти компаний-партнеров.
Идеолог проекта и основатель архитектурного бюро In.Form Тимур Абдуллаев, который покинул должность главного архитектора Екатеринбурга сразу после окончания ШГА 2.0, утверждает, что цель обучения — воспитание правильных ценностей у горожан, формирование запроса на хорошую архитектуру и неприятие плохой. Именно отсутствием интереса к городу со стороны его жителей он объясняет возможность появления уродливых зданий.
Спустя семь месяцев после ухода с муниципальной службы Тимур объяснил в интервью 66.RU, почему в уральском городе не работают властные институты, которые должны сдерживать стихийную застройку и определять архитектурный облик города и перечислил лучшие и худшие, на его взгляд, сооружения.
— Вы работали в администрации города, сейчас руководите частной компанией. То есть обладаете полной картиной. Объясните, почему в Екатеринбурге с архитектурой местами не очень?
— Если опросить людей, проходящих мимо, скажем, «Пассажа», то многие скажут, что это нормальное здание, им нравится: «На нем колонны есть, гирлянды висят». Для обывателя это нормально, потому что ничего лучше они не видели. Но есть какое-то количество людей, которые часто бывают в Европе или в силу своих компетенций сталкиваются с архитектурными объектами более высокого уровня. Они понимают, что «Пассаж» не обогащает городскую среду, не несет новых архитектурных свойств, ничего не привносит в развитие городской среды и с эстетической точки зрения не является примером архитектуры хорошего качества.
Поэтому это спорный вопрос. Я могу понять заказчика или застройщика, потому что у них есть конкретный спрос на этот объект: ТЦ работает, люди его посещают, деньги там оставляют. И есть, допустим, архитекторы, которые указывают на какие-то недостатки. Но если экономическая составляющая прямо противоположная, то что-то доказывать застройщику бесполезно. Единственный способ — воспитать запрос на качественную архитектуру.
— Я правильно понимаю, что в Екатеринбурге нет работающего органа, который бы осуществлял архитектурный надзор?
— По идее, в Екатеринбурге несколько таких ведомств. Например, департамент архитектуры, где есть процедура согласования архитектурного облика объекта. Документ, к написанию которого приложил руку ваш покорный слуга, предполагает регулирование архитектурно-художественных свойств объекта, измеряемых не только в квадратных метрах. Во-вторых, есть ряд сводов, правил и регламентов, которые позволяют на тех или иных территориях строить объекты определенного назначения и в определенных габаритах. Вопрос — насколько они детально и адекватно прописаны. Мне кажется, может быть, под давлением строительного лобби, эти документы настолько унифицированы, что они позволяют всё, всем и везде. Когда эти документы этого не регулируют и не сдерживают, то это зеленый светофор для того, чтобы делать что угодно, где угодно и кому угодно.
 Фото: Константин Мельницкий; 66.RU; 66.RU |
|---|
У нас есть Архитектурно-градостроительный совет, который тоже призван рассматривать не просто архитектуру, но и оценивать, что объект значит для города в градостроительном смысле. Очень часто заказчик предлагает архитекторам обсудить архитектуру и не лезть в возможность появления этого здания в каком-то месте. Но это же абсурд! Если мы говорим о том, что в центре города должен появиться объект, который поменяет его архитектурный облик, то актуален разговор не о фасаде или расположении окон, а о том, место ли ему здесь физически. Как он изменит ансамбль центра города? Как изменится вокруг транспортная ситуация? Как повлияет на систему пешеходных коммуникаций и связей?
— То есть проблема в самой системе принятии решения? По вашему мнению, как должно быть устроено взаимодействие застройщика, архитектора, власти и горожан?
— У нас очень много говорится о социальной ответственности бизнеса, но это довольно условное понятие. Бизнес своей целью ставит получение прибыли. Это нормально, осуждать за это глупо. Главный вопрос: кто должен руководить градостроительным процессом со стратегической точки зрения? В моем понимании, этим должна заниматься администрация города как орган, который представляет интересы всех жителей. И парадокс заключается в том, что у нас часто большие территории отдаются застройщикам для комплексного развития, но мэрия в этом не соучаствует.
Фактически предполагается, что бизнес как-то сам отрегулирует ситуацию с жителями по социальным проблемам, реновации и редевелопменту. Бизнес, руководствуясь какими-то своими идеалами, как-то это сделает, и все останутся довольны. Хотя во всем мире практика иная: для больших участков мастер-девелопером выступает муниципалитет. Он определяет стратегию и параметры будущего объекта, а потом туда приглашаются бизнесмены, чтобы инвестировать в отдельные части, которые они увидят для себя привлекательными и рентабельными. Это принципиально другая ситуация: проект создается до того, как туда приходит человек с деньгами.
Я убежден, что бизнес должен заниматься инвестированием и извлечением прибыли, а не определением будущего развития отдельных территорий.
— Многие нормативы градостроительного проектирования остались неизменными с девяностых годов, когда запросы жителей были иными. Препятствуют ли устаревшие нормы созданию комфортной городской среды?
— Действительно, раньше градостроительное развитие российских городов происходило совершенно иначе: вокруг градообразующих функций, чтобы дать человеку минимум для жизни. Работа, жилье, если есть досуг — то совсем хорошо. Незачем растаскивать стрит-ритейл, нечего развивать сферу услуг и разветвлять ее: есть ДК — пожалуйста, все туда.
Сейчас все устроено по-другому, у людей появился интерес получать какие-то услуги близко к дому. Горожане пользуются городом абсолютно иначе, и это ближе к той парадигме, в которой развиваются европейские города. Если спроецировать наши нормативы практически на любой европейский город, то он никогда по ним не пройдет. Ни по каким параметрам — ни по пожарным разрывам, ни по нормам инсоляции, ни по правилам, которые регламентируют, например, количество бассейнов на квадратный километр.
В наших нормативах много таких псевдоопределений качества жизни. Я не берусь наводить адресную критику, потому что это сложная субстанция. Но сегодня все очень быстро видоизменяется, так что и нормативы эти должны быть адаптивными. Зачастую они становятся бичом и мешают реализовать правильные вещи.
— То есть сейчас созданы все условия, чтобы множить бесконечные жилые массивы с одной функцией на окраине города?
— Да, нормативы никак не препятствуют созданию городской среды по принципу и подобию Советского Союза, когда спальные районы строятся на городской периферии, и мы понимаем, что они не могут претендовать на определение комфортной жизни.
В фундаментальном градостроительном развитии присутствуют вещи, которые не совмещаются с тем представлением о комфортности, которое живет в голове у людей. Наши застройщики много спорят о комфортности жилья и пытаются определить, в чем измеряется этот показатель. И меня забавляют строители, которые в контексте 30-этажек начинают обсуждать комфортность проживания в них. Хочется сказать, что комфорт начинается с отсутствия переходной лоджии, когда соседи друг друга знают. А это дома до 10 этажей.
 Фото: Константин Мельницкий; 66.RU; 66.RU |
|---|
— Почему власти в Екатеринбурге вдруг заговорили о развитии общественных пространств, о благоустрйстве набережной, хотя еще полтора-два года назад никому до этого не было дела?
— Все это происходит не потому, что чиновники на местах дружно пришли к пониманию того, что нужно развивать качество городской среды. К сожалению, администрация на местах инертна, поскольку вертикаль власти выстроена таким образом, что проявление инициатив финансово затруднено. Муниципалитеты при своих бюджетах не могут отремонтировать несколько центральных улиц, не то что набережную.
А повышение качества общественных пространств было апробировано на примере Москвы. Это дало ощутимый эффект. Это интересно бизнесу, поскольку сгенерировался поток пешеходов. Ведь не машины заходят в кафе и заказывают еду. Выиграли горожане, поскольку получили визуальное подтверждение качества проживания. Следовательно, выиграли власти, которые получили положительный фидбэк от своих потенциальных избирателей. Цепочка сработала, хотя она запускалась насильственными методами: когда перекапывались и сужались улицы, никто от этого в восторге не был.
Эта модель сработала на примере Москвы, и, как и многие другие вещи, пошла в регионы. Как обычно, всем предложили стричь бороды. Ничего плохого в этом нет, другое дело, что здесь с водой ребенка бы не выплеснуть. Дать общий рецепт счастья — это хорошо. Хорошо то, что этим вообще занимаются. Но нужно работать достаточно тонко: нужно продумать механизмы реализации. Многие чиновники на местах боятся быть втянутыми в эти дела. Что такое взять федеральные деньги? Это взять ответственность на себя за качество сделанной работы. Как правило, сроки, которые в таких программах указаны, настолько нереалистичны, что только самоубийца может подписаться благоустроить кусок набережной за полгода. Еще желательно зимой.
— Работая внутри системы вы наверняка были ограничены в обсуждении некоторых тем. Сейчас, думаю, можно. Назовите лучшие и худшие в архитектурном плане здания Екатеринбурга.
— Мне часто задают этот вопрос, и я всегда теряюсь. Какое-то здание может быть интересно городу как объект архитектуры, а какое-то — как средовой объект. Сложно все свести к одной системе измерений. Для меня целостным, качественным зданием является гостиница Hyatt. Может быть, потому что этот объект был спроектирован одной из ведущих мировых архитектурных компаний. Спроектирован целиком, а не просто разработана концепция, которая была отдана на доработку. Это здание создает ощущение архитектурного качества и качества среды, прилегающей к нему.
Ельцин-центр — это объект, который по архитектуре не является шедевром, но с точки зрения контекста, смыслового наполнения для общественной жизни города — это, безусловно, важный объект, который интересно потреблять.
Штаб-квартира РМК — это пример архитектуры того качества, которого у нас еще нет. Другое дело, что к этому может быть двоякое отношение. Есть вещи, которые очень престижно иметь. Здание от Нормана Фостера входит в их число. Это круто, но одинаково круто и в Екатеринбурге, и в Челябинске, и в каком-нибудь другом городе. Любой город этим зданием гордился бы и говорил: «У нас есть объект от Нормана Фостера». Тем не менее строительство штаб-квартиры РМК простимулирует архитектурное развитие города. Потому что архитектурные шедевры всегда стимулируют повышение качества архитектуры вокруг.
 Фото: Константин Мельницкий; 66.RU; 66.RU |
|---|
— Понятно. А что насчет худших зданий?
— «Пассаж» я реально считаю зданием, которое, к сожалению, на долгое время предопределило архитектурный облик центра Екатеринбурга.
Есть примеры жилых объектов, которые появились в центре города и не вписались в окружающую застройку. Допустим, ЖК «Бажовский». Проект родился и был реализован на устаревших приемах и принципах, без учета архитектурного контекста. Комплекс с точки зрения планировочной структуры достаточно архаичен. Есть масса вещей, которые могли быть сделаны иначе, даже в тот момент времени. Для меня это неудачный пример работы с городской тканью.
Что еще…
— «Высоцкий»?
— «Высоцкий» я не считаю архитектурным суперобъектом, потому что архитектура там вторична. Первична инженерная история: это реализация амбиций. Сможем ли мы у себя построить здание в 50 этажей? Оказалось, сможем. Если была цель достичь ощущения способности построить небоскреб, тот она достигнута. Если говорить про то, что в череде других высоток мира «Высоцкий» может войти в топ самых знаковых и интересных, то, пожалуй, нет. Думаю, заказчики не были готовы к каким-то сложным архитектурным решениям. Потому что с таким трудом и тяжестью вообще давалось строительство, что было не до этого.
— Сменим тему. В воскресенье состоялось открытие «Школы главного архитектора». Спикерами стали урбанисты из США, Индии, Польши и Сербии. По какому принципу они отбирались?
— Все наши эксперты — участники международной ассоциации городских планировщиков ISOCARP. Мы отдали приоритет обширной географии, чтобы люди из других стран и даже континентов, у которых совершенно разные подходы к городскому планированию, перемешивались, попадали в какие-то определенные локации и решали задачи. Все наши спикеры — это люди с большим и интересным бэкграундом, академики, преподаватели профильных вузов, консультанты правительственных организаций.
 Фото: Константин Мельницкий; 66.RU; 66.RU |
|---|
— За год «Школа главного архитектора» стала заметным событием в городской жизни. Сколько вы приняли заявок на участие?
— Всех студентов мы набрали еще 1 сентября, их количество изначально было ограничено 75 человеками. В этот раз у нас пять кейсов. По каждой теме будет работать по три команды, в каждой команде — по пять человек.
В этот раз к нам поступило около 800 заявок. Каждая вторая — из другого города. На самой «Школе», думаю, статистика будет такая же: 50% — екатеринбуржцы, а остальные — из других городов. Ожидаем, что 15 студентов будут иностранцы.
— На каком языке они будут общаться?
— У нас были разные мысли на этот счет. Даже хотели провести всю «Школу» на английском, но потом подумали, что для российских студентов это может быть не совсем комфортно, поскольку не все имеют высокий уровень владения английским языком, а запастись огромным количеством переводчиков технически сложно. Поэтому решили, что у нас будет два официальных языка. Мы будем поощрять команды, которые будут общаться на английском.
— Структура обучения не изменится по сравнению с прошлым разом?
— Состоялось знакомство участников между собой, между преподавателями, партнеров с экспертами. Последний пункт считаю важным в свете того, что заказчики должны донести суть своего запроса, чтобы эксперт, работая всю неделю, смог правильно эту тему развить. С сегодняшнего дня у ребят начался блок исследовательских работ. Потом они сформулируют концепцию, разработают рабочие схемы, обсудят результаты, подготовят финальные варианты, оформят презентации и выступят перед застройщиками. Но поскольку у нас новые эксперты, с новыми компетенциями, мы надеемся, что удастся этот процесс в текущем режиме видоизменить, трансформировать. Каждая «Школа» — это учебный эксперимент. Мы не хотим застаиваться.
— Как вы привлекаете застройщиков для участия в ШГА?
— Все происходит по-разному. И здесь есть мультипликативный эффект. Когда мы разговаривали с девелоперами год назад, — в большей степени это были убеждения с моей стороны, что некоторые темы требовали бы рассмотрения через подобные механизмы публичного обсуждения. И многие адекватно реагировали и соглашались. А дальше сложилась ситуация, когда сами компании приходят к нам, и мы вынуждены им отказавать, поскольку не хочется раздувать процесс до беспредельных размеров. Четыре-пять тем для нас — это тот максимум, который можно качественно отработать. Кто-то сам приносит тему, кого-то я приглашаю. Это процесс длительных предварительных договоренностей. Наша подготовка начинается за 4–5 месяцев до старта самой школы.
ага.. при этом офис у бывшего главного архитектора находится в БЦ Европа - в одном из самых уродливых зданий в центре Екатринбурга
и рассказывает про ужасы нового Пассажа
вот интересно он когда-нибудь проезжал мимо Карла Либкнехта 1
да Пассаж по сравнению с УрФЮИ - это как "объект от Нормана Фостера" (я бы двже сказал от _самого_ Нормана Фостера!)