— Когда четыре года назад «Агата Кристи» объявила о своем распаде, мало кто думал, что группа соберется на одной сцене так скоро. Пропасть между вами и Глебом казалась непреодолимой. Потом стали появляться сольные проекты. Сначала — энергичный экстремист Глеб, провозгласивший со сцены: «Делайте бомбы» и «У мира не будет последнего шанса». А летом прошлого года на фестивале «Старый новый рок» прошла совершенно космическая презентация трех ваших новых песен — этакий взгляд на Землю из сердца Вселенной, в котором зашифровано указание на путь к спасению мира. Различия проявились еще больше… Тяжело было принять это решение — снова выйти на сцену с «Агатой Кристи»?
— Это решение далось мне просто. Я всегда знал, что когда-нибудь мы можем собраться по какому-то поводу. Наши песни любят, их крутят на радиостанциях, они вошли в золотой запас русского рока. Люди хотят их слышать. Мы решили, что было бы правильно играть их, даже не возобновляя деятельность группы, не сочиняя новых песен. Мы хотим подчеркнуть, что эти концерты — ностальгические. На них не будет звучать ничего нового. Группа не воссоединяется. Группа существует только тогда, когда она все время сочиняет, производит что-то новое. С «Агатой Кристи» этого уже не будет.
— Почему вы решили собраться именно сейчас?
— После того как мы разбежались, предложения о концертах сыпались и сыпались. Чем больше времени проходило — тем больше их было. И вот настал момент, когда и мы созрели, и поступило хорошее предложение. Это не новая веха проекта «Агата Кристи». Это, скорее, хэппининг. Сейчас, когда проект больше не живет своей жизнью, я заметил любопытную вещь: я к этим песням уже по-другому отношусь. Впервые я буду петь их не как участник группы «Агата Кристи», а просто как человек, которому эти песни нравятся. Я почувствовал личную свободу. Поэтому и от концерта ожидаю легкости.
— Спустя столько лет что такое для вас «Агата Кристи»?
— Это огромная глава моей жизни. Это детище, которое я создавал своими руками. Для меня этот проект очень много значит. Я очень уважительно отношусь к этому периоду. Сейчас, когда мы отбирали композиции, которые будем играть, я переслушал очень много «Агаты Кристи» и в очередной раз сделал для себя открытие, что это была замечательная группа.
— Кого из бывших участников группы позвали играть на концертах в Санкт-Петербурге и Москве?
— Точно будет играть Константин Бекарев — бывший клавишник «Агаты Кристи» («Эпилог»), сейчас клавишник «Матрицы». Точно будет играть Роман Баранюк — барабанщик (играл с нами на «Нашествии»), сейчас — барабанщик моей группы. Будут и другие музыканты. В свое время вы все узнаете. Ничего экстравагантного на концертах не будет: никаких оркестров, хоров и всего такого… Возможно, мы пригласим второго клавишника. Во время выступления мы хотим поменьше программировать, чтобы по возможности все сыграть руками. Поэтому у нас будет много клавишных звуков, электроники. Чтобы сделать все полноценно, сейчас мы ищем второго человека.
— Я правильно понимаю, что сложнее всего было уговорить Глеба? Складывается ощущение, что он избегает разговоров о разовом реюнионе. У вас есть своя гипотеза, почему так происходит?
— Никаких особых сложностей не было. Вы должны понимать, что у Глеба сейчас есть свой музыкальный проект, к которому он очень ревностно относится. Просто ему потребовалось больше времени, чтобы снова выйти на сцену в составе «Агаты Кристи». Но Глеб всегда был таким.
— Глеб как-то сказал, что «все решают деньги». Если так, то почему вы отказались от идеи сделать большой тур по России?
— Устраивать большой тур, чтобы просто заработать на нем, было бы нечестно. Да, на этих мероприятиях мы, конечно, заработаем, но для нас важно, что с их помощью мы сможем догнать то, что не удалось сделать в свое время в «Эпилоге». Когда мы завершали тур «Эпилог» прощальными концертами в Москве и Питере, всем было понятно, что мы разбегаемся. И все это было тогда по живому. Воспринималось нами очень остро. Это была нервная ситуация. Сейчас все по-другому. Поэтому лично для меня это повод сделать еще одно завершение «Агаты Кристи». Может быть, более полное. Снова как бы собрать всё и разложить по полочкам. И навсегда оставить. Оставить поклонникам творчества.
— В интервью «Rolling Stone» Глеб рассказывал, что главный урок, который вы ему преподали, заключается в том, что «никому нельзя верить». А чему он вас научил?
— Я помню эти слова про «никому не верить». Не знаю, что он имел в виду. Разговоров о том, что это значит, у нас пока не было. Может быть, они и состоятся в рамках подготовки концертов. Мне кажется, что это больше похоже на сиюминутную эмоцию, чем на что-то глубокое. Что касается уроков… Не могу, честно говоря, сформулировать именно «урок от Глеба». Потому что жизнь — она больше. Мне кажется, что людей надо принимать такими, какие они есть. И надо уметь достигать компромиссов. Я не знаю, от Глеба это урок или от всей моей жизни, но я ко всем вещам и людям в своей жизни отношусь одинаково. Со всеми можно и нужно договариваться. Потому что сотрудничество гораздо лучше, чем жесткая конкуренция.
— У вас есть хоть одна общая история, не связанная с «Агатой Кристи»?
— Думаю, было много каких-то моментов… Они все рассыпаны где-то по интервью… Дело в том, что мы и раньше, за рамками «Агаты Кристи», общались очень мало. Нас никогда не связывало то, что можно называть дружбой. Мы не ходили друг к другу в гости, всегда жили отдельными жизнями. Сейчас мы нормально общаемся, встречаемся. Я ему иногда высказываю свою точку зрения на то, что у него в «Матрице» получилось, на то, где он вообще сейчас находится и что с этим делать. Ну, надеюсь, что он воспринимает. Но это между мной и им.
Наши отношения с Глебом — это, в общем-то, дело, наверно, личное. Я вообще не сторонник говорить много личных подробностей о себе. Знаете, есть профессия «популярный музыкант», а есть профессия «публичный человек». И мне очень нравится первая и совсем не нравится вторая. Я не хочу быть публичным человеком. Мне не нравится быть на обложках, мне не нравится повышенное внимание к своей особе. Не подумайте, что я капризничаю. Просто стараюсь держать личные впечатления в своем личном мире.
— Тогда давайте поговорим о вашей истории успеха. В чем для вас измеряется успех в музыке?
— Признание публики, признание коллег… Ну и самое главное — личное признание. Когда записывали альбомы «Агаты Кристи», то в конце садились и слушали, что получилось. И каждый раз у меня появлялась улыбка, потому что я чувствовал творческое удовлетворение. То есть я сам себя удивлял. Мы слушали альбом — и понимали, что это хорошо. А если сам музыкант понимает, что это хорошо, то это и зрители почувствуют.
— Глеб часто говорит о панических атаках, которые преследуют его с тех пор, как «Агата Кристи» начала собирать стадионы. Какую цену заплатили вы?
— Самым неприятным для меня было неадекватное внимание со стороны фанатов и массовой прессы, которая тогда только начинала появляться. До сих пор 90% того, что обо мне написано в интернете, — неправда. Но все это следствие как раз той поры. В этом была и наша ошибка. То есть мы сами, собственными руками, сделали для этого все возможное. Давали интервью, где говорили лишнее. Не реагировали, когда про нас писали откровенную неправду. Когда в 2003–2004 гг. мы вновь воссоединились, нам пришлось приложить много усилий, чтобы все это почистить. Сейчас я думаю, что это был наш жизненный урок. Да, в ту пору мы с «Агатой Кристи» не заработали каких-то сверхденег, потому что понаделали ошибок, но ничего страшного в этом нет.
— В чем самая главная неправда о группе «Агата Кристи», с которой вам пришлось бороться?
— Имидж «спившихся, конченных ребят». Нам нужно было донести, что это была лишь одна из фаз нашей жизни, что на самом деле группа не такая. Получилось так, что в какой-то момент мы стали «мальчиками для битья», главными наркоманами рок-сцены. Как будто мы с таким количеством людей в свое время это употребляли — от госчиновников, милиции, ФСБ до бандитов, предпринимателей, клубных деятелей… О нас стали говорить по-панибратски, пренебрежительно. Но впоследствии нам удалось это как-то все переупаковать и показать группу во всей красе. Что мы и сделали в туре «Эпилог». Конечно, до сих пор периодически возникают форс-мажоры с отдельными фанатами, но это уже не носит глобального характера.
— Свои сольные альбомы — «Маленький Фриц» и «Сви100пляска» — Глеб записал в тот момент, когда «Агата Кристи» уже стала популярной. Практически одновременно с выходом альбома «Декаданс». Уже тогда он думал об отдельном проекте. У вас все было иначе. По сути, сольным проектом вы занялись только сейчас. Может быть, потому что «Агата Кристи» и так всегда была только вашей группой?
— «Агата Кристи» была проектом, которым я всегда дышал. Это было мое детище. И — да, мне его хватало, потому что я занимался и продюсированием, и организационной частью, и налаживанием отношений со спонсорами, с инвесторами, и поиском финансирования, и записями, и поиском студий… У меня уходило на это очень много сил. Ну, и мне нравилось этим заниматься. Представьте себе: школьник из Асбеста — раз-два-три! И пожалуйста: большой российский успех! Во время работы в группе я занимался саунд-продюсированием. Мне всегда было интересно превратить чьи-то идеи в живую, реально звучащую, красивую фонограмму. С каждым разом я приобретал опыт, связи, которые потом использовал для «Агаты Кристи». Поэтому только сейчас, после распада группы, начинается мой сольный путь.
— Ни вы, ни Глеб пока не смогли повторить успеха «Агаты Кристи» с сольными проектами. Есть ощущение, что каждый работает больше для себя, чем для публики. Главное сейчас — просто получать удовольствие?
— Я сейчас живу в таком хаотичном состоянии. После «Агаты Кристи» я решил оставить весь этот шоу-бизнес, чтобы вернуться к истокам. Вспомнить, как это было в начале нашего пути, когда мы выступали где придется, сочиняли песни за день до выступления. Поэтому сейчас мы выступаем с песнями, которые могут еще дорабатываться и изменяться. Появляемся то на одном маленьком фестивале, то на другом. Таким образом я себя как бы встряхиваю. Когда у меня наберется материал на новый альбом, я начну потихоньку его записывать. Ну и плюс у меня сейчас огромное количество общественных проектов. Есть планы по развитию моего любимого «Роклаба», по развитию моей студии (ищу новых партнеров). Много работаю с Национальным антинаркотическим союзом по реабилитации наркоманов….
— Как-то вы назвали свой сольный проект логическим продолжением «Агаты Кристи».
— Преемственность будет в том, что касается музыкальной формы. Звучание «Агаты Кристи» — это именно тот звук, который мне нравится. Я его сам создавал, я сам его компилировал, поэтому сейчас продолжаю это делать. Текстовая часть меняется, и это видно и слышно сразу. Песни, которые сейчас появляются, — они о другом. О чем — со стороны виднее.
— «Семь миллиардов богов» — это песня о нашем времени?
— Да, это песня о человечестве и о каждом человеке.
— А какое оно, наше время?
— Я думаю, что сейчас мир на перепутье. Есть много светлых голов как среди политиков, так и среди простых людей. Они понимают, что единственный путь — это сотрудничество. Не конкуренция, не войны, в которых мы тратим так много ресурсов. Мир уже пришел к понимаю того, что энергию, которую человечество тратит на борьбу с самим собой, необходимо направить в мирное русло. Поэтому сейчас в течение короткого времени (полвека, век) будут происходить грандиозные вещи. Будут меняться геополитические формы, формы народного управления, доктрины. Будет меняться взгляд человечества на международное законодательство… Все человеческие ценности уже, вроде как, сформулированы, но на деле они попираются. Люди живут плохо. Это ведь плохо, когда из 7 млрд человек — 1 млрд живет более-менее нормально, а 6 млрд — впроголодь! В то же самое время всего-навсего один годовой рекламный бюджет «Кока-Колы» мог бы накормить всю Африку.
— То есть общество разобщено. Нет чего-то главного, что могло бы всех объединить. Некой национальной идеи. Что это может быть?
— Я думаю, справедливость. Любой человек может сказать, справедлива ситуация или нет. Поэтому мне кажется, что главными ценностями в будущем станут правда и справедливость. Скоро мир разделится буквально пополам на тех, кто готов жить в новой парадигме, и тех, кто будет ей сопротивляться. Поэтому я и говорю о справедливости — во всех ее смыслах. Это религиозная толерантность, взаимоуважительное отношение людей друг к другу, понимание того, что каждый человек — это огромный мир. По сути дела, каждый человек и есть Бог. Потому что мы все частицы Бога. Из нас, из каждого, он состоит. Вместе с планетами, вместе со светилами, со всей Вселенной. Каждый из нас самоценен и каждый из нас — целая вселенная.
— Складывается ощущение, что мы как раз движемся совсем в другом направлении. То, что происходит, скорее, можно назвать демонстрацией силы, чем путем диалога и созидания. Россия ввела ответные продовольственные санкции, недавние разговоры наших чиновников о том, что было бы неплохо закрыть небо над Россией для европейских компаний…
— Сложная международная обстановка вытащила наружу все наши насущные проблемы. Стало понятно, что дальше так беспечно относиться к продовольственной безопасности нельзя. Нужно восстанавливать технологические кластеры, прекращать становиться сырьевой державой. Разговоры об этом ведутся давно. Сейчас мы оказались в критических условиях, и в этом я вижу огромный потенциал для роста страны. Именно сейчас мы можем сделать огромный прыжок. Я надеюсь, что это произойдет.
— Два года назад вы сказали, что Путин — это «лучшая из предложенных кандидатур». Ваше мнение за последнее время не изменилось?
— Нет, не изменилось. У нас есть люди, которые считают, что во всем виноват Путин. Есть люди, которые думают, что он всесилен. Но и те, и другие ошибаются. Путин правильно ставит вопросы и заставляет консолидироваться вокруг них нашу элиту. Я надеюсь, что Владимиру Владимировичу удастся заставить своих чиновников на полном серьезе понять, что такое государственное мышление.
— Ополченцы Донбасса говорили, что война на юго-востоке Украины закончится, когда появится некая третья сила. То есть если, к примеру, Путин скажет: «Я доверяю Порошенко», Донбасс поверит Путину. Вы видите Россию в роли такого миротворца или эта точка невозврата уже пройдена?
— Я считаю правильным сдержанную позицию России в том, что касается ДНР и ЛНР. Де-факто мы не можем вмешиваться в эту ситуацию, но если она выйдет из-под контроля, то я думаю, что Россия, конечно, поможет. Всё произошедшее на Украине можно назвать следствием одурманенности украинского населения. Мы видим, что все украинские СМИ и политические рычаги находятся в руках одной узкой группы. При этом я знаю, что на Украине есть огромное количество людей, живущих и в Киеве, и в других городах Украины, которые прекрасно понимают, что произошло. Они испытывают на себе давление и не могут говорить то, что думают. Живут если не в страхе, то в опасении за жизни и будущее своих близких…. Я хочу пожелать украинскому обществу, чтобы оно как можно скорее сбросило с себя все ненужное, навязанное пропагандой. Я знаю, что рано или поздно наши народы снова будут жить в мире, как это и должно быть, как это было много-много веков. Я надеюсь, что ни нам, ни им не придется заплатить за это слишком большую цену. Я бы очень хотел, чтобы пробуждение скорее случилось.
— Ехать или не ехать сегодня российской рок-звезде на Украину?
— Ехать ли в Киев — это, конечно, большой вопрос. Я бы хотел выступать и говорить о том, что я хочу. Но сейчас такая ситуация, что они могут кого угодно объявить врагом. Могут и вовсе не пустить. Для людей — я бы, конечно, съездил и выступил. Это нужно делать, нужно говорить. Я бы не хотел превращать свои концерты в митинг, но если однажды мне придется это сделать, то я готов на это. Что касается поездки в Донецк — как только у меня появится такая возможность, я первым же делом это сделаю.
— Это будет частная поездка или вы выступите с концертом в Донецке?
— Я не делю себя на музыканта, человека и гражданина. Я один, все это во мне есть. Поэтому я поеду туда как Вадим Самойлов. Получится попеть — попою. Получится поговорить и сделать что-то граждански активное — сделаю. Я испытываю симпатию к этим людям и хочу их поддержать. Особенно мирное население, которое терпит чудовищные лишения.
— Недавно в Екатеринбурге один за другим отменили концерты Андрея Макаревича и Дианы Арбениной. Это произошло после того, как чиновники мэрии дали понять, что концерты не должны состояться. Был пикет в поддержку Макаревича, было сказано много слов о том, можно ли лишать музыканта права на заработок из-за его политических высказываний. Так можно или нет?
— Запрещать концерты — это неправильно. Более того — неправильно делать это тайными звонками или намеками. Если вы такие смелые — пойдите и примите закон о запрете на выступления отдельных людей в России. Все же понимают, что это невозможно. А вот так подковерно это делать… Я считаю, что, если мы хотим изменить жизнь в России к лучшему, то нужно отслеживать и вытаскивать на поверхность подобные вещи. Нельзя допускать, чтобы представители власти проворачивали такое. Это просто некрасиво.
— Но позицию Макаревича по поводу Крыма вы не разделяете?
— Каждый человек отвечает за то, что он сказал. Андрей Вадимович говорил в интервью, что не видит ничего страшного в том, чтобы НАТО было бы в Крыму. Я с этим не согласен. Я думаю, что он говорит так от непонимания того, что это значит на самом деле. Все вот эти «peace» по любому поводу — это, конечно, очень хорошо. Но когда ко мне в дом врываются и пытаются причинить вред моей семье, я буду семью защищать. В данном случае была прямая угроза безопасности России и оккупации Крыма через украинцев — американцами. Они там уже начали монтировать военные базы и школы ВМФ США. Поэтому разговоры в духе хиппи о том, что «мы за мир», — это не тот случай.
— На концерте в Киеве 3 июля Диана Арбенина извинилась за «всех своих российских коллег, которые играют рок-н-ролл», но до сих пор не приехали на Украину, чтобы «поддержать братский народ»…
— Я не понял, в чем именно она поддерживает украинский народ. Не понял, почему она извиняется за нас. Кто дал ей такие полномочия? Еще больше удивился, когда она не поняла, почему этому никто не обрадовался. У нас же все время виноват кто-то на стороне. Я думаю, что каждый человек должен отвечать за свои поступки и за свои действия. Мы все сейчас этому учимся.
— Мы сейчас много говорили о том, что будет дальше. А вы последние несколько лет плотно общаетесь с молодыми людьми, от которых, по сути, это зависит. Начинающие музыканты присылают на «Роклаб» мегатонны записей, вы их отслушиваете. Против чего протестует сегодняшняя молодежь? Какой они хотят видеть страну, кого хотят видеть у руля?
— Я с радостью отмечаю, что современная молодежь больше склонна все-таки к взаимодействию. Их отцам приходилось половину времени тратить на борьбу друг с другом. Это те, кто сегодня управляет нашим обществом. У них большие амбиции, большие аппетиты. Они все время находятся в конкурентной борьбе. Мне кажется, что молодое поколение, а уж тем более — креативное молодое поколение — они, напротив, даже излишне инфантильны в этом отношении. У них больше взаимной толерантности. У них есть внутреннее понимание того, что драться друг с другом — бессмысленно. Я вижу, что у молодежи есть толерантное отношение друг к другу. И мне кажется, что молодежь сейчас более светлая. Они лучше нас понимают, насколько важно быть свободным. Причем эту свободу понимают уже совсем по-другому.
— Свобода для них — это что?
— Это отсутствие предрассудков. Свобода от клише, которые навязаны обществом. Свобода в принятии решений. Свобода передвижения. Ни от чего не зависеть. Не оказаться встроенным в машину, в которой ты всего лишь винтик. Это внутренняя потребность быть свободным. Как хиппи хотели быть свободными в свое время; как мы, рокеры, хотели быть свободными, играть свободную музыку. Молодежь сегодня хочет уже свободного государства. И я думаю, что они его построят со временем.
