11-минутная речь президента России стала мемом «Я устал, я ухожу», хотя Ельцин объяснил причину отставки фразой «не по здоровью, а по совокупности всех проблем». Что он имел в виду, люди у телеэкранов могли представить сами. Троим из них мы предложили вспомнить свои мысли и чувства в тот момент, когда президент России просил прощения за несбывшиеся мечты.
 Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
|---|
Николай Коляда, драматург и режиссер (узнал об отставке Ельцина в 42 года):
— Никто из моих знакомых не ждал, что Ельцин уйдет раньше срока. Думали, его постигнет участь Брежнева, Андропова и Черненко, державшихся за свое кресло до последнего вздоха.
Хорошо помню последнее новогоднее приветствие Ельцина. Незадолго до полуночи я вернулся домой из Оперного театра, включил телевизор и услышал, что он отказывается от власти. Как драматург и режиссер, могу вас заверить — это была хорошая постановка. Не всякий артист сумел бы так убедительно произнести текст, выдерживая интонацию и паузы, как получилось у первого президента России. Некоторые фразы я запомнил почти дословно. «Боль каждого из вас отзывалась болью в моем сердце, — говорил он, вытирая кулаком набегавшие слезы. — Бессонные ночи, мучительные переживания: что надо сделать, чтобы людям жилось лучше?»
Театр одного актера, подумал я.
Все, что мог, он к тому времени уже сделал. Пик популярности Ельцина пришелся на август 1991 года, когда он с танка призывал граждан бороться с ГКЧП. К следующим выборам иллюзий не осталось — даже те, кто никогда не голосовал за депутатов и президентов, видели, что у коммунистов появились хорошие шансы вернуть власть.
Не забуду, как ругали президента в очереди за хлебом на Куйбышева. Две женщины чуть не сцепились на глазах у всех. Одна кричала: «Ельцин — алкоголик!», другая: «Не смейте так говорить! Он не пьет — я работала с ним в домостроительном комбинате». На пьянство Ельцина и правда долго закрывали глаза. Граждане делали вид, что поверили истории про злодеев, сбросивших его с моста в реку. Позже они своими глазами увидели, как в Трептов-парке президент России дирижирует оркестром, узнали, что он не вышел из самолета к премьеру Ирландии, и много чего еще.
А как нас тогда любили во всем мире! Чем хуже шли дела в стране, тем больше мы видели любви и внимания. Сейчас оглядываешься — позорище немыслимое!
В Штутгарте, куда меня позвали в качестве консультанта — спеть русские песни, объяснить про русскую жизнь, — ставили «Три сестры» Чехова. На фоне ужасов, которые рассказывали о России по телевизору, немецкие актрисы говорили с чувством: «Нах Москау! Нах Москау! Нах Москау!» и ржали в голос. Не верили, что кто-то стремится в эту нищую грязную Москву.
Я слушал их, сжимая кулаки, и скрежетал зубами, потому что мне было стыдно.
Я ничего не имею против Ельцин Центра, пускай он работает и все желающие ходят в музей, где рассказывают о новейшей истории России. Но мне не нравится, когда начинают говорить: «Вот тогда была свобода! Как здорово нам жилось!» Может быть, кому-то и жилось здорово, а я перед репетициями в Театре драмы покупал актерам хлеб и колбасу. Михаил Сафронов, служивший директором театра, продавал лес и тушенку, чтобы выдать зарплату. Говорил: «Артистам ведь не объяснишь, как трудно добыть деньги».
А чем закончилась приватизация?
Как-то мы с другом шли по улице Ленина — там в помещении «Интеркомбанка» подписывали на акции компании «Технезис — Быстрые пельмени». С собой у меня было два ваучера, и друг предложил отдать их за эти акции. Сказал: «Производство еды — перспективное дело, проект принесет много денег, и ты будешь получать хорошие проценты». Я прислушался к его совету.
Где теперь эти «Быстрые пельмени»?
Умные люди скупали ваучеры и приобретали промышленные активы, но почему-то это были не мы.
Теперь мне говорят: если бы не Ельцин, ты никогда не открыл бы «Коляда-театр» — при коммунистах частных предприятий не было. Трудно сказать, как все сложилось бы при советской власти. Напомню только, что мои пьесы ставят за рубежом с 1987 года, когда Советский Союз был еще жив. Говенные пьесы, наверное, никого бы не заинтересовали. Годом позже в Ленинграде открыли первый частный театр «Русская антреприза», а еще через год — частный «Театр Антона Чехова» в Москве.
Думаю, я нашел бы себе дело.
 Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
|---|
Антон Баков, предприниматель и политик (узнал об отставке Ельцина в 34 года):
— С Борисом Ельциным мы виделись всего один раз, в здании Госплана, куда мэр Москвы Юрий Лужков предложил переселить Государственную думу после расстрела Белого дома. Наверное, это был 1995 год. Позже я взял на работу шофера Ельцина — его рассказы о бывшем руководителе подтверждали, что первый президент России остался человеком системы, которую стремился разрушить. Я не ждал, что Ельцин обустроит Россию, и разочарований у меня тоже не было. Михаилу Горбачеву, разгребавшему авгиевы конюшни советской власти, я благодарен больше — объявленная им перестройка помогла мне в 1987 году открыть свой первый кооператив.
31 декабря 1999 года, когда Ельцин обратился к нации со словами: «Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку», многие пребывали в растерянности — из их картины мира выпал краеугольный камень. Мне вспомнился рассказ бабушки, как в день смерти Сталина мама рыдала и спрашивала: «Что теперь с нами будет?» В 13 лет ей казалось, что мир рухнул. Бабушка ее успокаивала как могла.
С Ельциным вышло проще — он не умер, а просто ушел с поста. Все понимали, что второй срок президент досиживает с трудом. Метивший на его место Лужков в том же 1999 году создал оппозиционный блок «Отечество — вся Россия». Изгнанный из Кремля экс-премьер Евгений Примаков и президент Татарстана Минтимер Шаймиев его поддержали. Мы с Александром Бурковым, тогда — главой движения «Май», рассчитывали, что Примаков станет президентом.
В Серове, где я управлял металлургическим заводом, мы выводили тысячи рабочих на демонстрации в его поддержку и собирали подписи для будущих выборов.
200 тысяч подписей мы привезли в Москву незадолго до Нового года (закон требовал от кандидата 2 млн подписей, — прим. 66.RU) и сами таскали тяжелые коробки в здание МИДа. Не потому, кстати, что считали Примакова лучшим кандидатом. Просто нам было трудно без московской «крыши», способной уберечь от преследования Эдуарда Росселя.
Камнем преткновения стали выборы губернатора. Бурков убедил меня, что обойдет Росселя, но этого не случилось, и для нас наступили трудные времена. Россель, которому пришлось понервничать из-за второго тура голосования, готовил нам неприятности. Завод в Серове сделался объектом атак — акционеры продали УГМК контрольный пакет, а наше народное предприятие арбитражный суд ликвидировал и назначил внешнего управляющего.
На территорию мы его не пустили.
В ответ милиция расставила вокруг завода посты, которые задерживали автомобили с металлом. Железная дорога отказывалась отправлять вагоны с продукцией. Когда мы пытались прорваться сквозь оцепление, милиционеры стреляли поверх голов — для водителей это было испытанием.
В октябре 1999 года чоповцы при поддержке милиции предприняли штурм завода, и моего отца, работавшего на предприятии, сильно избили.
К сожалению, наши расчеты на президентство Примакова не оправдались. Будучи премьер-министром, он дважды пытался уволить Владимира Путина с должности руководителя ФСБ. Возможно, поэтому, хотя нельзя сказать наверняка, Примаков отказался конкурировать с Путиным, которого Ельцин официально назвал преемником. Формально экс-премьер сошел с дистанции из-за проблем с тазобедренным суставом, который ему заменили в швейцарской клинике, но нам от этого было не легче — план не сработал.
Второго президента России выбрали 26 марта 2000 года, а месяцем позже, когда я улетел в Москву, наши оппоненты предприняли второй штурм. Бойцы тагильского ОМОНа проникли на территорию завода и топором вскрыли дверь моего кабинета. Утром через проходную не пустили 30 работников, попавших в черный список. Три дня завод бастовал, но заводчане уже устали от противостояния, и все быстро закончилось.
Времени на рефлексии из-за отставки Ельцина у меня не было.
 Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
|---|
Евгений Шестаков, управляющий партнер юридической компании INTELLECT (узнал об отставке Ельцина в 22 года):
— В тот Новый год мы с друзьями где-то праздновали свою молодость, заявление Бориса Ельцина об отставке прошло фоном и особого впечатления не произвело — уходит себе, и уходит. Свое отношение к первому президенту я сформулировал лет через 10, когда пересмотрел эти несколько минут в записи.
Его прощальная речь вызывает противоречивые чувства.
Наверное, я благодарен Борису Ельцину за вклад в трансформацию государственного строя и экономики нашей страны, за бескровное самоопределение народов СССР в самостоятельные и независимые государства. За стойкость и мужество во время попытки реакционного переворота (путча) 1991 года.
В то время я был подростком и мало что понимал. Я рос в семье предпринимателя, мой отец Шестаков Николай Николаевич — пионер кооперативного движения конца 80-х: видеосалоны, автосервис, комиссионные магазины, автостоянки, мелкооптовый импорт продуктов из-за рубежа, бэушные иномарки из Германии, копировальные услуги. Все это последовательно, не одновременно. Можно было пробовать любое направление — залетало все на волне растущего потребительского спроса, отсутствия монополистов и больших компаний.
Осознание пришло позже. Изменения в стране привели к росту торговли и сферы услуг и положительно влияли на семейный бизнес. Были, конечно, и потери, бандитские наезды. К концу 90-х отец потерял почти все нажитое. Удалось вытащить совсем немного — пенсионный план фактически: хватило, чтобы не зависеть от государства и помогать детям.
Основная проблема с Борисом Ельциным, за что я ему не благодарен, это недоделанные дела, практически обнулившие его заслуги. Он остался человеком своего поколения — не смог выйти из-под влияния номенклатурной среды, не смог изолироваться от силовиков — сам передал им ключи от Кремля. Он накормил своих друзей и друзей их друзей. Создал гиперконцентрацию активов у небольшого круга людей и неограниченные полномочия исполнительных органов государства — монополизировал власть и в бизнес.
Может быть, он этого не хотел. Наверное, всему виной резкая потеря им интеллектуальной функциональности, здоровья, а значит, фокуса. Он запустил мегакрутой стартап, в который все поверили, но не справился с управлением, когда процессы усложнились. Ему не хватило молодости, образования и воли.
Еще, что я ему поставлю в упрек, это пренебрежительное отношение к праву, которое он мог ломать через колено. Вспоминается его указ 1992 года, которым он изменил Конституцию, которая не давала ему распустить реакционный Верховный совет. Такие методы политической борьбы и пренебрежительное отношение к праву мы унаследовали от Ельцина.
Можно было сделать лучше? Можно. Но смысла оглядываться назад нет, сейчас важнее понять, какое будущее нас ждет.
