Фото: Дмитрий Антоненков, 66.RU |
---|
«Российские колонии традиционно делились на «красные» и «черные». Но лет пять назад появилось понятие «зеленая зона», — объясняет доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Южно-Российского института Юрий Блохин.
«Красными» называют колонии, в которых все аспекты жизни контролирует администрация. «Черными» — зоны, где сильны позиции уголовных авторитетов и с ними считаются надзиратели. «Зеленые» названы по цвету знамени ислама.
«Зеленые лагеря» стали следствием чеченских войн, в ходе которых в российские колонии хлынул первый крупный поток осужденных мусульман. Вторая волна пришла в 2010-е вместе с ростом числа гастарбайтеров и ужесточением законодательства. Попадая в исправительные лагеря, мусульмане сбивались в общины, получившие неофициальное название «тюремные джамааты».
Если на воле мусульмане представляют собой чрезвычайно неоднородную массу: различные исламские течения, правовые школы, экстремистские и террористические группировки, зачастую отрыто воюющие между собой, то в условиях заключения они забывают распри и объединяются под общим для них зеленым знаменем.
«Мы прекрасно понимаем, что в колонии невозможно быть одиночкой в силу определенных правил, понятий и прочего. Человека просто съедят. Мусульмане тоже держатся вместе. Так проще и лучше. Отсюда и пошло название — «тюремный джамаат». В переводе с арабского джамаат — это община. Здесь нет ничего страшного», — рассказывает помощник муфтия Регионального духовного управления мусульман Пермского края Василь Миндубаев.
Во второй половине 2010-х набирающая силу «зеленая масть» зашла в неизбежный клинч с «черным ходом» — традиционалистами уголовных понятий.
Первый резонансный конфликт произошел в 2017 году между осужденными мусульманами и вором в законе Русланом Гегечкори (Шляпа Младший) в колонии Тывы. Междусобица, начавшаяся на сугубо бытовой почве, привела к тому, что один из чеченцев ударил «законника» в лицо. Через несколько часов после этого Гегечкори со своими сторонниками ворвался в мечеть колонии, где молились его обидчики. Нападавшие избили уроженцев Чечни и Дагестана и разнесли убранство дома Аллаха.
Эти события получили широчайший резонанс.
За год до этого Хакасия пережила громкий конфликт между мусульманами и сотрудниками ФСИН. Более 200 осужденных с криками «Аллаху Акбар» устроили погром и отказались подчиняться. А в якутской колонии заключенные бунтовщики требовали разрешения на выполнение намаза в любое время.
Мусульмане доказывали, что будут отстаивать свои религиозные убеждения, не считаясь с регалиями и возможностями оппонентов. Под этим натиском часть российских колоний сдались и «перекрасились», став «зелеными».
Фото: Анна Коваленко, 66.RU |
---|
По мнению Юрия Блохина, «зеленая масть» не стала прямым конкурентом воров в законе. Конфликт между ними находится в иной плоскости.
«Я считаю, что речи о борьбе за власть между представителями АУЕ (движение признано экстремистским и запрещено на территории РФ, — ред.) и мусульманами не идет. Если в каких-то учреждениях встречаются воры в законе и джамааты, то они живут своей параллельной жизнью. При этом воры будут пытаться их подчинить себе, а мусульмане постараются уйти из-под этого подчинения», — рассуждает Блохин.
Между тем в 2019 году российские власти объявили войну ворам в законе. Приняли поправки в статью 210 Уголовного кодекса, признав преступлением сам факт лидерства в уголовной среде. Законников стали задерживать по всей стране. А уже находящимся в колониях — добавлять новые сроки. Большинство оставшихся на свободе лидеров уголовной среды поспешили релоцироваться за пределы РФ, когда это еще не было мейнстримом.
Война государства с ворами закономерно привела к их ослаблению как на воле, так и в колониях. Это оказалось на руку разрастающимся «тюремным джамаатам».
В некоторых случаях мусульманские общины стали приобретать довольно причудливые формы. К примеру, осужденный, отбывающий наказание в одной из нижнетагильских колоний, рассказал корреспонденту 66.RU, что неофициальную жизнь на зоне контролирует группировка мусульман, исповедующих помимо ислама идеологию АУЕ.
Фото: Дмитрий Антоненков, 66.RU |
---|
Большой проблемой ФСИН стало проникновение в «тюремные джамааты» идеологов радикального ислама. В 2024 году это стало причиной громких акций моджахедов ИГИЛ (запрещено на территории РФ, признано террористической организацией) в СИЗО Ростова-на-Дону и ИК-19 Волгоградской области, в ходе которых погибли сотрудники ФСИН.
«Джихадисты из Аль-Каиды, Талибана, Имарата Кавказ (запрещенные организации в РФ, признанные террористическими, — ред.), ИГИЛ — традиционно работают в тюрьмах. Существует доктрина, которую, несмотря на конкуренцию между собой, разделяют все джихадистские бренды: особый статус находящихся в тюрьме мусульман. Руководители группировок постоянно декларируют идеи помощи, как они говорят, пленным мусульманам, различными путями пытаются облегчить их пребывание в колониях. При этом джихадистские группировки всегда рассматривают возможность атаки на тюрьмы, после того как местные джамааты набирают определенную силу», — объясняет директор Аналитического центра Российского общества политологов, руководитель центра изучения афганской политики Андрей Серенко.
В доказательство своих слов он приводит примеры атак исламских группировок на колонии в Сирии, Ираке и Афганистане.
«Тюремные джамааты, с одной стороны, нужны джихадистам для поддержки своих плененных товарищей, а с другой — они рассматриваются в далекой перспективе в качестве пополнения рядов группировки. Неслучайно «тюремные джамааты» называют еще и академиями джихада. Ведь внутри тюрем происходит обучение: религиозное, психологическое, военное», — заключает Серенко.
В конце десятых российская ФСИН предложила свой контраргумент появлению исламских радикалов в колониях. Для работы с зэками-мусульманами стали приглашать имамов с воли. В штатных расписаниях сотрудников появились должности «помощник начальника ГУФСИН по работе с верующими» и «помощник начальника СИЗО по работе с верующими».
«Сотрудники [колонии] не обладают глубокими знаниями по исламу. Им будет тяжело общаться с человеком [осужденным], имеющим религиозное образование. Его просто задавят, и сотрудник ничего не сможет ответить. Имамы же могут общаться с такими людьми, могут спорить, приводить аргументы и цитаты авторитетных исламских ученых», — говорит Василь Миндубаев.
Фото: Дмитрий Антоненков, 66.RU |
---|
Обитатели «Красной утки» — нижнетагильской ИК-13 — у входа в молельную комнату |
Должность помощника пермского имама он совмещает с председательством в краевой Общественной наблюдательной комиссии (ОНК). Члены последней посещают исправительные учреждения региона для контроля за соблюдением прав осужденных и подследственных. А учитывая личный бэкграунд Миндубаева, он уделяет особое внимание осужденным мусульманам.
Миндубаев убежден в эффективности работы имамов в колониях: «Это работа не на один день. Бывает, что мы и сотрудники ГУФСИН работаем с человеком по несколько лет. Как итог, человек раскаивается. Мы даже записываем видеоролики, другим в назидание».
По данным Миндубаева, подобная работа ведется не во всех исправительных колониях России. К примеру, в случае последнего захвата заложников в ИК-19 Волгоградской области осужденными, присягнувшими на верность ИГИЛ, имам не посещал это учреждение.
«Не все имамы психологически готовы идти и общаться с осужденными. В Пермском крае имамы работают, поэтому у нас все в порядке», — рассуждает Миндубаев. В качестве примера такой работы он приводит раскаяние Юсуфа Крымшамхалова — приговоренного к пожизненному сроку за участие в подрыве жилых домов в Москве и Волгодонске в 1999 году. Сейчас он содержится в знаменитом соликамском «Белом лебеде». На опубликованной видеозаписи Юсуф приносит извинения всем пострадавшим и призывает мусульман отказаться от совершения терактов.
С подходом Миндубаева к решению проблемы тюремных джамаатов не согласен и Андрей Серенко: «Среднестатистический российский муфтий зачастую проигрывает в споре с подкованным радикальным исламистом. Если подобное происходит в условиях колонии, то лучше бы этот муфтий туда и не ходил. Потому что после такой беседы радикальный «джамаат» только пополнится новыми членами. Обычно радикалы и не слушают классических имамов, для них это недомусульмане».
Опрошенные 66.RU действующие силовики, работающие в антитерроре, высказываются не менее радикально самих террористов: «С радикалами можно бороться только физическим истреблением».
Так, силовики и разделяющие их взгляды эксперты с интересом следят за судьбой знаменитого лагеря Аль-Хол на северо-востоке Сирии.
На подконтрольной территории курдские вооруженные формирования создали ряд лагерей для беженцев из потерпевшего поражения в Сирии ИГИЛ: женщин, детей и не попавших «на карандаш» мужчин.
Аль-Хол — крупнейший из таких лагерей. Пик его населенности был в апреле 2019 года — более 73 тысяч человек. Сегодня, по различным оценкам, в нем содержится от 45 до 68 тысяч беженцев. Более 80% населения Аль-Хола — женщины и дети.
Международные неправительственные организации, следящие за происходящим, называют ситуацию в Аль-Холе гуманитарной катастрофой. «Красный крест» и UNISEF поставляют в лагерь одежду и питание.
«Чем можно запугать людей, которые не боятся смерти? Эти люди не перевоспитуемы и не перевербуемы. Курды много лет воевали с ИГИЛ. Они знают, с кем имеют дело. Поэтому они и создали такие лагеря, в которых бывшие ИГИЛовцы сами вымирают. Если послушать сердобольных, которые сегодня предлагают: «Давайте вывезем оттуда россиян». Поверьте, при первой же возможности эти спасенные, неважно женщины или дети, перережут вам горло», — объясняет 66.RU собеседник в погонах.
В дискуссиях о «тюремных джамаатах» в России предлагали создавать для радикалов отдельные колонии, чтобы они не могли вербовать неофитов. Пока эта идея не получила своего развития.