Тимофей Жуков, депутат Екатеринбургской городской думы
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— Для начала хочу спросить, удалось ли решить вопрос с мандатом, потому что до этого вы уже говорили, что хотите пойти добровольцем, но с депутатским мандатом получить повестку вроде как невозможно.
— Повестка не может прийти депутатам Государственной думы и сенаторам Федерального Собрания, а муниципальным депутатам — может. Я еще с начала специальной военной операции написал заявление, но мне тогда сказали: хорошо, но нет мобилизации и вы не контрактник.
Надеюсь, сейчас это будет как-то учтено. С военкомами разговаривал, они сказали, что волна мобилизационная еще не закончилась, в октябре будет что-то еще. Мы постараемся, чтобы нам повестки пришли. Мандат сдавать не нужно, я так понимаю, что я буду просто отсутствовать. Если погибну, то тогда, наверно, заберут мандат.
— Как-то вы легко говорите о смерти, не страшно?
— Всем страшно. Это тут легко бравировать. Мы там были, гуманитарку отвозили, чувствовали запах смерти рядом. Конечно, от этого жутко становится. Мы — люди православные, понимаем, что жизнь конечна, и где будет нам суждено остыть, там и будем. Я срочником служил. Страна призвала — надо действовать. Страшно. Но страшнее, если мы ответить не сможем, заступиться, струсим. Потому что с этим потом всю жизнь жить.
— Вы все-таки пойдете добровольцем или будете ждать повестку?
— Она в любом случае придет — мы в категории. Военный комиссар тоже сказал ждать своей очереди. Сейчас есть осознание, что нужно порядок во всех делах навести. Я сессию 29 числа заканчиваю в магистратуре и буду ждать. Постараюсь до конца решить все вопросы с работой.
— Какова ваша мотивация пойти на фронт? У всех она разная.
— Очень простая — когда у страны возникают трудности, мы должны стране помогать. Я не профессиональный убийца, у которого уже много за плечами опыта стрельбы в людей. Конечно, будет куча всяких стрессов, переживаний. Может, сейчас всей ответственности не понимаю. Но я подозреваю, что тех, кого призовут, им не дадут сразу автоматы в руки и не скажут, давайте-ка идите воевать. Мы люди гражданские. Может, нам удастся собрать наших ребят — у нас много кто службу срочную отслужил, и они говорят, что готовы. Лучше, чтобы нам повестки пришли всем, чтобы пойти вместе.
— Вы сможете убить человека?
— Я не знаю, какие обстоятельства будут. Бывает, ярость застилает разум. Даже в каких-то стычках, драках люди перестают чувствовать реальность. Если я буду понимать, что в меня собирается стрелять человек, зная, что он противник и хочет меня убить, я буду все необходимые действия предпринимать. Мне, как человеку православному, об этом тяжело говорить.
В армии, когда служил «срочку», мы об этом думали очень легко. В 2015 году собирали батальон на усиление границ в Ростовской области. Мы рвались с пацанами все без памяти, писали командиру части, чтобы он нас пустил. Срочников не пускали. Поэтому какое-то воинственное сознание и коллективный дух в каких-то вопросах подбадривает, наверно.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— С 2015 года уже много лет прошло, у вас деятельность появилась, проекты…
— Да, но я понимаю, что если не будет страны, города нашего чудесного, чего-то еще, то и деятельности не будет. Сейчас условия военного времени, мы все в нем живем, кто как умеет. Все посильно могут помогать. У нас с ребятами позиция одинаковая, мы ее никому не навязываем и не требуем, что все должны пойти. Есть люди, которые здесь нужны тоже. Но те, кто отсюда уехал, не дождавшись ничего, просто поддавшись общей панике, им стоит подумать, в той ли стране они живут и стоит ли им в эту страну возвращаться. У меня из окружения люди, которые занимаются бизнесом, — большинство таких.
— Тех, кто уехал?
— Да, хипста-бизнесмены, которые просекко пьют и устрицы жрут, по ресторанчикам новеньким ходят всяким. Они все из себя современные и гуманные — просто свалили. Я говорю, а где у вас девушки ваши, жены, мамы, дети, они говорят: так здесь остались. Они отвечают, что уехали только переждать. Я не осуждаю, просто мне непонятно. Никто не понимает, как правильно Родину любить, но одно понимают все — страну предавать нельзя.
— Многие говорят, что Екатеринбурга военные действия не коснутся.
— Для меня Ростов, Курск и Белгород от Екатеринбурга ничем не отличаются. Это всё границы нашего дома. Понятно, что внутри страны все разные — москвичи, южане, уральцы. Но Россия одна, поэтому Екатеринбург для меня ничем не отличается от Донецка или Луганска. После того как я месяц там пробыл, по городам поездил, у меня не осталось сомнений, что мы все делаем правильно. Мы свой народ должны защищать. Там десятиэтажки стоят выжженные — жуткое зрелище. Их прицельно бомбили ВСУ. Там хоронят людей прямо на детских площадках во дворах многоквартирных домов. Где почва поддается, может, у подъезда. С самодельными сколоченными крестами. И там женщина была, в одной из могил был ее муж, она сказала, что он так надеялся, что Россия придет. Но не дождался.
— Что бы вы с собой хотели взять на спецоперацию из памятного или личного?
— Евангелие, молитвослов, благословение родительское. Да и больше ничего не нужно.
Сергей Серегин, сотрудник фонда «Город без наркотиков»
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— Почему вы хотите пойти добровольцем?
— Потому что надо, я не понимаю, чем я здесь могу пригодиться стране, когда такое происходит. Тяжело здесь находиться. Эмоционально прежде всего, потому что мне кажется, что драка уже началась и надо помогать. Где помощь смогу принести, принесу.
— Чем занимаетесь в мирной жизни?
— В фонде «Город без наркотиков» работаю, стараюсь благотворительностью заниматься. Что-то собирать, отправлять на Донбасс, гуманитарные грузы. Раньше занимался спортом — единоборствами.
— У вас какая воинская специальность? Где служили?
— Пехотинец, мотострелок.
— Они же самые первые в бой идут.
— Как направят. Все относительно, смотря с какой стороны смотреть — с этой первые, с той — последние.
— Философский у вас подход.
— А как еще? Сейчас нормальное время философствовать же. Я давненько служил в Чечне, в первой кампании участвовал. Я уже старенький. Тогда в 18 лет пошел срочником, тоже было желание, но когда молодой, всегда же охота. Но я плохо помню, я контуженный. Осколочное ранение в руку и в голову было, я через пару секунд от потери крови отключился. Потом в госпиталях был полгода, восстанавливался.
— То есть вы прекрасно отдаете себе отчет, куда собираетесь?
— Ничего там хорошего. Я не знаю, что самое страшное, все страшно, все это нехорошо.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— Но вы же помните боевое прошлое?
— Ну…
— Не помните или не хотите рассказывать?
— А что рассказывать? Надо действовать, когда такая ситуация. А там уже историки расскажут. Сейчас же не чеченская кампания и не Афганистан. Все сложнее, мне кажется. Сейчас будущее страны уже на кону стоит. Из-за противостояния с Западом. Я не политик, но знаю, что это большой вопрос, я внутри себя ничего не нахожу другого. Надо молить Бога, чтобы ты пользу смог народу принести хоть какую-то. Если ты способен картошку чистить для солдат — иди чисть картошку, если ты лучше будешь в храме читать, значит, надо идти и читать, а если хорошо стреляешь — надо стрелять. Пока к тебе домой не пришли и стрелять не начали.
— Вы так спокойно говорите, воевать совсем не страшно?
— Страшно, конечно, всем страшно. Но когда в квартире темно, тоже же страшно воду вставать попить ночью. Страшнее в Казахстан уехать и в глаза себе потом в зеркало смотреть. Тяжелый вопрос. Надо воевать за страну. Я не знаю, что еще больше делать. Вариантов для меня нет, я их не могу найти. У меня жена, дети, внуки скоро будут. Я понимаю, что мне уже 44 года, я вряд ли что-то такое сделаю, но если могу помочь, был бы рад.
Андрей Кабанов, соучредитель фонда «Город без наркотиков»
 Фото: архив, 66.RU |
|---|
— Как относитесь к мобилизации?
— Давайте начнем с того, что мне 62 года, я служил в советской армии с 1978 года по 1980 год. Тогда не пойти в армию считалось чем-то недостойным, называли таких людей «чуханами». Все мои сверстники служили и гордились этим, а когда начинаются какие-то действия, как спецоперация, тут вообще думать не надо. Я уже пожил, много видел, для меня это легко. Я пойду, если возьмут, этот вопрос решен с первого дня. Понятно, молодым немножко посложнее, но меня радует, что у людей есть чувство ответственности за свою страну. Для нас, для православных, смерть — это маленькая частичка будущей лучшей жизни. И у нас есть шанс. Жил я очень плохо, много говна сделал, как и все, наверное. Это шанс исправить, добиться того, что тебе будет многое прощено.
— А как же заповедь «Не убий»?
— Стоп, стоп. Я Евангелие читаю каждый день. Там есть такие слова Господа: «Положи жизнь за других своя». Господь все это предрекал: и апокалипсис, и эти столкновения. Нет лучше и выше чести, чем отдать жизнь за других.
Давайте возьмем Ветхий завет — Содом и Гоморру. Бог взял и уничтожил. Это как доктор берет и отрезает ногу, а ему скажут: «Фу, садист». Нет, он спасает жизнь человеку. Так и здесь. Господь управляет этим миром, и без его воли ничего не произойдет. И если так суждено, если он говорит: «Идите и защищайте веру православную», мы идем. Эта спецоперация метафизическая. Мир сошел с ума — он сатанистский. Мы будем защищать нашу жизнь, наш уклад.
Если бы не началась эта специальная операция там на Украине, она была бы здесь. Нас бы уже бомбили 8 марта НАТО со всей своей мощью, за день бы приняли в альянс Украину. Закончилось бы все ядерной войной. А сейчас есть шанс. Ни одна страна в мире, кроме России, не сможет применить тактическое ядерное оружие, знаете почему?
— Нет.
— Духу не хватит. Это надо дух иметь. Эта спецоперация — она хирургическая, метафизическая. Надо опухоль обрезать, и все. А у меня даже сомнений нет. Вот вам сколько лет?
— 29.
— Мне 62, для меня вся прожитая жизнь — как один день. Она «бух» и пролетела. И у вас так же будет. Даже если человек проживет тысячу лет, так будет. Поэтому ничего, всем придется умирать. Все еще начинают переживать, что молодежь идет, а я им говорю, что лучше умереть под знаменем, чем под забором. У них сейчас есть шанс не сдохнуть от наркотиков, не сдохнуть от алкоголя или в пьяной драке. А отдать жизнь на благо своей страны.
На границах очереди, меньше мразоты станет. Все забыли про всяких Милохиных, про Моргенштернов (признан Минюстом РФ физлицом-иностранным агентом — прим.ред), про Собчак. Всю эту блевотину забыли быстро, страна очищается, какая радость. Пусть уезжают. Это будет гораздо лучше, чем они потом нож в спину всадят.
— А вы каким образом хотите послужить на благо Родины, мало же шансов, что вас в 62 года призовут?
— У меня мечта есть. Я хочу идти на передовые с передвижным храмом. У нас есть доброхоты, которые вроде бы заинтересовались идеей сделать его на базе хорошей машины — КАМАЗа или «Урала». Было бы очень здорово. Я уже 14 лет чтец, псаломщик — есть такая профессия церковная. Уже есть люди, которые готовы идти, владыка меня поддержал, сказал, что найдет нам иеромонаха, чтобы человек не был связан семьей. Такая вот цель у меня — так служить.
Церковь больше всего нужна на передовой: там же люди умирают, чтобы сразу их отпеть, кому-то исповедоваться. Бог даст, получится.
— Говорили, что добровольцем пойдете, вы уже ходили в военкомат, подавали документы?
— Нет, я лично пойду другим путем на передовую. Вот с этим храмом. Сначала это будет благословение владыки, потом владыка будет связываться со всеми военными структурами, чтобы нас взяли, мы будем участниками.
