Самоорганизация волонтеров «ПОМ» помогает беженцам в Свердловской области: один пункт временного размещения находится в Нижних Сергах, другой — в Нижнем Тагиле, третий появился в Екатеринбурге. Волонтеры помогают найти работу, психологов, обеспечивают вещами первой необходимости — одеждой и обувью, предметами гигиены, детским питанием, медикаментами. Людям помогают, не обсуждая и не осуждая их прошлое, не переубеждая и не оценивая их политическую позицию. Исходят из принципа: перед ними человек, которому требуется помощь, и они могут ее оказать. Историю такого человека записала корреспондентка 66.RU.
«Новый человек»
В середине марта правительство России выпустило постановление о распределении по регионам страны людей, экстренно покинувших Украину. В регионы Уральского федерального округа планировали отправить более 4687 беженцев, квота для Свердловской области — 1650 человек. По последним данным, на среднем Урале находится более 1600 жителей Украины, ЛНР и ДНР — об этом 1 августа сообщил департамент информполитики региона со ссылкой на заместителя губернатора Павла Крекова.
25 мая уполномоченный по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова рассказывала, что из 540 приехавших на тот момент беженцев 80% — жители Мариуполя.
Мариуполь, крупнейший город на берегу Азовского моря, практически уничтожен — по разным данным, разрушения могут достигать 80%. Большая часть его жителей стали беженцами — до военных действий их было около 430 тысяч. Покинул город и Андрей.
Мы приезжаем к нему с двумя волонтерками: Таня — водитель (пункты временного размещения беженцев находятся в области или далеко от центра города, без машины не справиться), Аня — психолог, она работает с вынужденными переселенцами и больше других общалась с Андреем.
«Мы познакомились в ПВР в один из первых волонтерских выездов, — рассказывает Аня. — Я привозила медикаменты и разносила их по комнатам по индивидуальным заявкам. Он пригласил меня зайти, спросил, есть ли у нас возможность привезти ему гепатопротекторы. Мы поговорили с ним, я спросила его о состоянии здоровья и необходимой медицинской помощи.
 Фото: Екатерина Кузнецова для 66.RU |
|---|
Андрей рассказал, что буквально несколько дней назад приехал из Джанкоя, еще не получил временное удостоверение и полис ОМС, ему нужна консультация невролога и компьютерная томография после пережитого в Мариуполе. Так началось наше знакомство. Я обратилась за помощью в чат волонтеров, откликнулась невролог, предложила ему бесплатное обследование. Он рассказывал свою историю, периодически голос срывался, в глазах появлялись слезы. В какой-то момент я поняла, что и у меня слезы на глазах и сбилось дыхание».
Сейчас Андрей живет в поселке Нейво-Рудянка. Благодаря волонтерам у него появилась работа: Андрей ухаживает за садом и инфраструктурой в частном доме. Живет тут же — в небольшой сторожке. Встречает нас дымящимся украинским борщом со сметаной, копченым салом и тепличными помидорами. Берет турку и встает к плитке. Кофе получается крепкий, сладкий.
 Фото: Екатерина Кузнецова для 66.RU |
|---|
«Я — кофеман, — говорит. — Варю всегда в турке, когда она есть. Если нет, умею так скручивать ткань, чтобы получался факел: поджигаешь его, идет прямой огонь — на нем и варишь. Понимаете, я даже свечку с собой носил во время [запрещенное в РФ слово], только чтобы кофе сварить».
Андрей ставит на стол молоко, сообщает, что оно «только из-под коровы» — люди поблизости держат скотину. Предлагает смородину и крыжовник с куста.
Недалеко от пункта временного размещения беженцев, куда попал Андрей, есть лесопилка — он начинал работать там: труд был тяжелый и низкооплачиваемый. Как-то мужчина рассказал Ане, что, живя в Мариуполе, работал в городском благоустройстве и озеленении. Спустя несколько дней она увидела объявление о поиске сотрудника от одной из волонтерок в чате: искали человека, который будет заниматься работами по саду — это была работа с проживанием. Аня познакомила будущего работодателя с Андреем. Так он переехал в Нейво-Рудянку.
«Мне тут не одиноко, — рассказывает. — Общения с хорошими людьми, правда, недостает. Но я новый человек, пока ни к кому из местных не лезу. Тут многие пьют. Недавно одна бабка говорит: «Милок, дед мой загулял, нужно помочь живность попоить». Пришел, а у них тишина, вдруг дед выходит со двора — нагулялся».
Андрей рассказывает, что с хозяевами дома у него сложились дружеские отношения: пара приезжает сюда в основном отдыхать на выходные. Он кормит их борщом, они его — шашлыками: «Это добрые и хорошие люди, мы друг друга понимаем и поддерживаем».
«Подымайся, у тебя мертвый родился»
Андрею — сорок восемь лет. Его жизнь с детства складывалась непросто.
«Все началось с ревности, — рассказывает он. — У меня была семья: папа, мама, сводная сестра. Сестра старше меня на одиннадцать лет, и она ненавидела меня с самого детства. Когда мне был год, она посмотрела фильм «Семнадцать мгновений весны» — помните, там фашист пытал ребенка радистки Кэт? Вот, она так же раздела меня догола, открыла все окна и двери — хотела заморозить. Матери сказала, что это сделал отец.
 Фото: Екатерина Кузнецова для 66.RU |
|---|
Родители разошлись, когда мне было года три, я толком и не понимал, что произошло. Папа приезжал ко мне каждый год, пока мне не исполнилось десять — он разбился. Мать всю жизнь знала, что сестра шизанутая: она кричала, по ночам ходила по квартире, как лунатик. Но в советское время отвезти ребенка к психиатру было немыслимо».
Когда-то у Андрея был свой дом, доставшийся от отца. Восемнадцатилетний парень, предоставленный сам себе, он быстро подсел на наркотики, воровал — бесхитростно и честно говорит, что вел «босяцкую жизнь». Вскоре его посадили на полтора года, и дома он лишился. Выйдя из тюрьмы, стал жить с сестрой в общей квартире, но отношения, по его словам, всегда были ужасные:
«С ней рядом было настолько невыносимо, что я старался уходить: лез в наркоту, только чтобы выбраться из этого ада. Пять раз был в реанимациях от передозировок — жить не хотел. А когда понял, что если умру, ничего этим не изменю, только сестра порадуется, с иголкой завязал».
Андрей работал — на местном заводе Ильича, в шахтах, занимался тяжелым физическим трудом. Время от времени пропадал в наркотиках. Выпивал с работягами — говорит, так жили все, кто его окружал: «У нас, заводчан, был обычай: после смены идем в ганделык (маленький бар с закусками и алкоголем, — прим. ред.). Нормальные мужики всегда туда шли после работы: выпиваешь 150–300 грамм и идешь домой кушать и спать». Когда Андрею было чуть за тридцать, он познакомился с будущей женой — девушка тоже употребляла наркотики. Первый ребенок родился мертвым.
«Я ее отправил в роддом, а сам ушел работать в шахты, — рассказывает Андрей, — все было нормально, вдруг мне сообщают: «Подымайся, у тебя мертвый родился». Тяжело это переживать — когда в 33 года первого ребенка ждешь, а так получается. Потом она второй раз забеременела. Я ей предложил поехать из Алчевска, где мы тогда жили, к матери моей в Мариуполь. Боялся, что и этого потеряет. Ожидание второго ребенка сподвигло бросить все — и алкоголь, и наркотики. Родила, все нормально».
Вскоре пара разошлась. Сыну Андрея 12 лет, они не общаются.
Выжил
Когда начались военные действия Андрей работал монтажником на заводе Ильича. Жил с сестрой и ее сыном.
«На третий день они начали таскать: грабить магазины, забивать этим комнаты, — рассказывает он. — Они запасались едой, а я ничего не делал, дома сидел. На улицу выходил редко. Очень сильно мерз и ходил по комнате, чтобы согреться, потому что уже не было света и отопления — в квартире было меньше десяти градусов».
В первых числах марта от взрывов в его доме стали вылетать стекла. Андрей рассказывает, что в те редкие моменты, когда он выходил на улицу, видел, как горит его родной город: магазины, дома, главный торговый центр Мариуполя — все было разворочено. Люди в панике выносили вещи и продукты из раскуроченных лавок. В один из дней, когда он увидел, что происходит, напился.
 Фото: Екатерина Кузнецова для 66.RU |
|---|
Наутро хотел похмелиться — видел, что сестра с племянником принесли в дом много бутылок с алкоголем. Женщина отказала, сославшись на военных, которые пришли в дом и заставили все вылить в унитаз.
«Ну, я же не такой дурак, — вспоминает Андрей. — Какие военные? Не мог поверить в этот бред. Просто они испугались, что буду пить. Ночью они все погрузили в машину и вывезли в гараж, который находится на другом берегу города. Я непьющий человек абсолютно, но если начинаю пить, то, чтобы головную боль снять, нужно перетерпеть или похмеляться постоянно. Говорю сестре, мол, не строй из себя дуру!»
Все, что происходило далее, мы знаем исключительно со слов Андрея. В качестве подтверждения он показывал фотографии (есть в распоряжении редакции, но мы их не публикуем по этическим соображениям), сделанные сразу после встречи с солдатами, которые, как он утверждает, его пытали. Мы не можем проверить и подтвердить эти факты, но считаем важным о них рассказать.
«Моя сестра, уже пьяная, выбежала на балкон и начала кричать, что ее убивают, — рассказывает Андрей. — Прибежали автоматчики, ударили меня прикладом по голове. Она орет им: «Он — сепаратист, у него друзья в ДНР, он их ждет». А у меня школа в пятидесяти метрах от дома, и они, нацики (в разговоре выяснилось, что Андрей говорит про нацгвардию Украины, — прим. ред.), захватили эту школу и устроили там опорный пункт. Туда меня повели убивать.
Можешь представить, что это такое, когда на теле выжигают фигурки каленым железом? Ты орешь как резаный и выключаешься — только вспышки сознания. А я беззащитный и связанный, что я могу сделать, когда вокруг меня люди с автоматами?
Они спрашивали, кто мои друзья, кто из ДНР должен прийти в Мариуполь. Когда я начал их посылать, говорить с ними по фене и в три этажа крыть — это их еще больше раззадорило. Наркотик у меня сожрал много зубов, а они мне последние повыбивали. Глумились и издевались. У меня уже сердце не билось, когда они потрогали пульс, решили, что я труп, и выкинули на улицу в одних штанах. Соседи увидели, что я валяюсь под домом, укутали меня одеялом. Через час я почувствовал удары ботинками: по ребрам и по голове. Эти удары привели меня в чувство. Я как-то выжил: с поломанными ребрами, выбитыми зубами и разбитой головой дополз до дома.
Не знаю, сколько часов все это продолжалось. Племянник сказал: днем тебя забрали, а вечером ты приполз, но я им не верю. Это продолжалось бесконечно долго.
Вечером племянник добавил бутылкой по голове. Мы съездили с ним в гараж за бутылкой самогона. Когда я ночью ее допивал, стал орать на всю хату: «Что вы за люди такие, что на смерть меня отправили, — что ты, что мать твоя, мрази!» Он подкрался ко мне и ударил. Думал, что убил, но я и тогда выжил. На следующий день они пришли с соседом и другом, а я весь разбитый, залитый кровью, не могу даже помыться. Начали мне скручивать скотчем руки и ноги. Он говорит: «Сейчас тебя в дурку отвезем, ты невменяемый». Я соседу говорю: «Гена, ты не видишь, что я весь поломанный? Скажи, я адекватный или нет?» И они меня оставили».
 Фото: Екатерина Кузнецова для 66.RU |
|---|
В тот же день в их квартире взрывной волной вынесло входную дверь, и Андрей с сестрой и племянником уехали к тетке — в другой район Мариуполя. По его словам, обстрелы практически не прекращались. Там они были две недели. Спрашиваю, чем Андрей лечился:
«Собака племянника, спаниельчик, каждый день прибегала ко мне и вылизывала гной на голове — она любила меня, может, благодаря ей и жив. Племянник замазывал мне ожог пантенолом — больше никаких лекарств не было, больницы не работали».
Андрей вспоминает, как 20 марта в соседний дом прилетел снаряд — двоих убило, еще двоих тяжело ранило. Прибежали родственники раненых и на коленях умоляли вывезти их родных — машина племянника стояла под окнами. Он довез их до ближайшего блокпоста.
На следующий день Андрей настоял: нужно уезжать. Тетка с сыном ехать отказались, и они снова остались втроем.
В Мелитополе
«Двести километров до Мелитополя мы ехали три дня. Сутки ждали бензин, ночевали на улице. В Запорожье уехать не смогли — на блок-посту дээнэровцы развернули колонну машин. Под Мелитополем заночевали в районном центре, а там кадыровцы прочесывали город. Раздели, смотрели, нет ли татуировок.
В Мелитополе сняли квартиру, впервые за месяц помылись там. Начали как-то жить. Пошли гуманитарную помощь получили от этих нацистов-волонтеров».
«Почему вы говорите, что они нацисты?» — спрашиваю.
«Понимаете, украинский мэр Мелитополя сбежал из города в Запорожье, и город стал российским. Все время, что он был в Запорожье, общался онлайн со всеми бюджетниками города и платил им зарплату, чтобы они саботировали российскую власть. Это мне потом фээсбэшники рассказали: волонтеры брали наши паспортные данные, отсылали их в Америку или в Англию — в ту страну, которая спонсировала эту гуманитарную помощь».
Через пять дней после очередного конфликта родственники Андрея съехали, оставив ему квартиру и запас продуктов. Оставшись в одиночестве, он начал переосмыслять свою жизнь. Называет это «разговором с богом».
— Он мне рассказал про всю мою жизнь, показывал каждый мой прожитый день, почему происходили те или иные поступки и события, которые я не мог понять.
— Бог?
— Да, то есть я говорил с самим собой. В каждом человеке кусочек бога сидит. Нужно просто его найти. Так я каждую ночь разговаривал недели две, и он мне все открыл.
К тому времени, как Андрей с сестрой и племянником оказались в Мелитополе, который был уже около месяца под контролем российской армии — город захватили 26 февраля. По словам местных жителей, первое время люди часто устраивали массовые акции протеста, пока это не стало смертельно опасно. В городе появилась «военно-гражданская администрация Мелитополя» во главе с Галиной Данильченко. Прекратило вещание украинское телевидение и заработали российские каналы, в обороте стали появляться российские рубли: теперь на ценниках продавцы обязаны указывать цену в рублях и в гривнах.
 Фото: Екатерина Кузнецова для 66.RU |
|---|
Андрей пробыл в Мелитополе два месяца. За это время он познакомился с комендантом и с российскими военными, которые заполонили город.
«Когда приехал из Мариуполя в Мелитополь, я вырвался из одного ада в другой: незнакомый город, денег нет. В Мелитополе был полный город нациков», — говорит Андрей.
«Вы имеете в виду жителей Мелитополя?» — спрашиваю.
«Да, проукраинские жители Мелитополя, которые кричали «Да здравствует Украина!», — таких людей было 80%, когда туда вошли российские войска».
«Среди этих жителей были, наверное, самые разные люди — мужчины и женщины всех возрастов?»
«Я вам так скажу, возьмите любого украинца до тридцати–сорока лет — это пронационалистически настроенные люди», — уверенно говорит Андрей.
«Там же были женщины…у них свои семьи, дети…» — робко напоминает волонтерка Аня.
«Конечно. И они с детства каждый день слушают гимн Украины».
«В Китае люди тоже поют свой гимн, у нас в России с этого года его регулярно начнут петь в школах. Значит, эти дети тоже националисты?»
Андрей замолкает, задумавшись, потом говорит: «То поколение, которое растет на Украине последние десять–пятнадцать лет, — это нацики».
«В нашем классе мальчишки начали приставать к моей дочке, когда узнали, что она в классе единственная украинка, — вдруг говорит Таня, которая нас сюда привезла. Она — киевлянка, старшая дочь тоже родилась там. — Мальчики лезли к ней, задирали, дрались с ней. У нас есть родители совсем сдвинутые: папы, которые смотрят телевизор, настраивали своих детей. Но моя [мальчишек] сразу приложила и больше разговоров нет. Потом они переключились на таджиков и узбеков — у нас несколько таких детей в классе».
«То есть российский национализм, вы хотите сказать? А что в этом плохого?» — поднимает брови Андрей.
«А что тогда плохого в украинском?»
«Но разве Россия говорит, что какие-то нации не такие, как русские?»
«Таджики, узбеки, казахи… Россия — многонациональная страна, но в школах республик сейчас большая проблема изучать народный язык, — говорит Аня. — Например, в Республике Татарстан дети практически не могут изучать татарский. Малочисленные национальности и народы здесь притесняются, и так было всегда, это настолько прошито в сознании, что люди этого не замечают — «черножопый», «хач», «узкоглазый», как их только не называют. Объявления о сдаче квартир людям «только славянской внешности»…»
«Это неправильно, и я не могу с этим согласиться, — качает головой Андрей. — Я работал с таджиками и узбеками, когда выезжал в Екатеринбург сейчас — нормальные работящие ребята. Один рассказал, что десять лет живет тут и не может гражданство российское получить — говорит, стоит девяносто тысяч».
После этого разговора мы несколько минут курим и молчим.
Позже Аня скажет мне:
«Я много думала об Андрее и о том, с чем он столкнулся в своей жизни. Какое огромное количество боли и горя он испытал, как он прошел через зависимость и вырвал у болезни главное — свою жизнь, гибкий ум, тепло и доброту по отношению к людям. Для меня это о силе и мудрости человеческой психики и о том, что в каждом из нас есть очень ресурсные части, на которые мы можем опереться и буквально начать писать свою жизнь заново».
«Выжить любой ценой»
За время, проведенное в Мелитополе, Андрей успел пожить и в монастыре: там он работал — красил табуретки и стулья, носил грузы, косил траву, общался с монахами. В один из вечеров встретил репортеров канала «Крым 24». По словам Андрея, они посоветовали ему ехать в Джанкой — город на севере Крыма, где есть свой пункт временного размещения беженцев. Так он и сделал. В Джанкое Андрей пробыл неделю, потом его распределили в ПВР Екатеринбурга. Так в мае он оказался в России: «Я ехал в поезде, видел эти березки и чувствовал: домой вернулся», — говорит.
 Фото: Екатерина Кузнецова для 66.RU |
|---|
Андрей рассказывает, что каждый день следит за украинскими новостями. Через несколько недель он должен получить российское гражданство. В родной Мариуполь его не тянет: «Я ненавижу этот город, у меня там не было ни счастливой жизни, ни радости, только ад один».
Говорит, проведя по приезде всего полдня в Екатеринбурге, он начал «оттаивать, приходить в себя и улыбаться — впервые за годы». Андрей уже месяц живет в Нейво-Рудянке и обустраивает новый дом: заказал потолочную плитку, хочет купить обои. Вокруг его дома впечатляюще красивая территория, которая находится в его владениях: подстричь газон, полить деревья и цветы, почистить прудик и небольшой бассейн. Андрей рассказывает, что такой труд его не утомляет.
«Хочу буддизм изучать, — делится планами, — недавно слушал аудиокнигу про буддистских монахов. Про понимание смерти и жизни. «Тибетская книга мертвых». У них такое мировоззрение, которое мне близко, хотелось бы их понять».
Когда мы, уехав от Андрея, говорим с Аней, она объясняет его позицию так:
«Он пережил жестокое насилие: солдаты не стали слушать и разбираться — быстро и жестко отреагировали на заявление его сестры. Когда человек оказывается в ситуации, где доминирует грубая физическая сила и нет возможности постоять за себя, когда вокруг летят пули и снаряды, в это время задача — выжить любой ценой. Но что делать дальше с этими чувствами? С желанием наказать своих обидчиков, со злостью и ненавистью, которые разрывают изнутри?»
Волонтеры самоорганизации «ПОМ» помогают людям, прошедшим военные действия в Украине и оказавшимся в Свердловской области. Часто у беженцев практически нет личных вещей, многим нужна помощь врача и психолога, лекарства и гигиенические принадлежности. Всем этим их обеспечивают волонтеры, покупая все необходимое на свои деньги. Вы можете помочь «ПОМ» и поддержать их небольшим донатом или стать одним из волонтеров по ссылке.
