В Барнауле прошло заседание суда, где Марию Мотузную, 23-летнюю девушку, обвинили в экстремизме. Защищать ее прилетел адвокат из Екатеринбурга Алексей Бушмаков. Он второй год занимается делами по статьям 148 и 282 — «Оскорбление чувств верующих и возбуждение ненависти». Первым его клиентом был Руслан Соколовский, которого за ловлю покемонов приговорили к трем с половиной годам условно. Бушмаков состоит в международной правозащитной организации «Агора», которая помогала Telegram биться с ФСБ. Сейчас Алексей пытается отбить от российского правосудия молодую девушку, которой грозит до пяти лет лишения свободы за смешные картинки.
Вот что говорит уральский адвокат, если кратко пересказать:
- Дела за экстремизм и оскорбление верующих — инструмент заткнуть недовольным людям рот, чтобы они лишний раз побоялись обращать внимание на проблемы.
- Под колпаком все — интернет все помнит. Удалять страницы бесполезно.
- Повод не нужен — прокурор может случайно «наткнуться» на вашу страницу. Следователи штампуют легкие дела, чтобы заработать звезды.
- Все личные сообщения и пересланные картинки — считаются.
- Эксперты могут писать все что угодно — суд им поверит.
- Людей с условными сроками сковывают финансово.
— Мне как журналисту кажется, что дела за мемы возбуждают каждый день. Вы ощущаете в своей работе, что таких процессов стало больше?
— Не могу сказать, что дел стало больше. Просто мы стали больше о них знать. Люди перестали молчать, они не боятся говорить. Если честно, вся тактика подобного расследования сводится к тому, чтобы запугать человека и заставить его тихо признаться. Людям говорят: «Если будешь хорошо себя вести — заплатишь штраф или получишь условку».
Сейчас пошла волна признаний. Маша Мотузная, ей 23 года, она не побоялась рассказать. Потом вылез Даниил Маркин, потом еще Антон Ангел, потом Андрей Шашерин. Я думаю, об этом станут говорить и в других регионах, дел таких много.
— Есть прогноз по приговору в деле Мотузной?
— У Марии, по моим ощущениям, приговор будет обвинительный. Не из-за того, что она публиковала какие-то кошмарные вещи, просто так складывается судебная практика. По 148 статье на всю Россию один-два оправдательных приговора. Это уровень статистической погрешности. Так что поскольку практика негативная, мы надеемся пойти с этим делом в ЕСПЧ. Не так давно Pussy Riot и Станислав Дмитриевский получили компенсации от ЕСПЧ. Суд взыскал с российских властей деньги в пользу осужденных.
— В чем главное нарушение российских судов, по мнению ЕСПЧ?
— Проблема в экспертизах. Основное доказательство по всем делам по экстремизму и оскорблению чувств верующих — экспертизы. Но суд не подходит критически к тому, как выбираются эксперты, как они проводят свой анализ, какие выводы делают. А адвокатам не дают участвовать в выборе эксперта. Я когда начинал разбирать экспертизу, понимал, что она абсурдна. Например, эксперт-лингвист смотрит на картинку, где Христос сквозь ладони пускает дым. Лингвист, напомню, работает с текстом. На картинке нет никаких слов. И этот эксперт пишет, что на картинке присутствуют лингвистические признаки экстремизма. Бред.
— А как выбирают экспертов? Есть мнение, что приглашаются карманные эксперты, которые всегда принимают нужные решения.
— Я думаю, что это действительно так, потому что следователь уже обращается к тем людям, которые давали ранее положительное заключение о наличии признаков экстремизма. У защиты даже нет права рекомендовать своих экспертов. Потом мы эту экспертизу в суде не можем исключить из дела. Нам не дают защищаться. Следователь же может запрашивать несколько экспертиз, пока не получит то, что ему нужно. А оправдательные выводы просто не пришьет к делу.
— Вы не можете провести свою экспертизу и потом ее показать в суде?
— Ее могут не приобщить к делу. Суд скажет, что это филькина грамота, и все.
 Фото: Владислав Бурнашев, 66.ru |
|---|
— Когда я училась на журфаке, нам говорили, что публиковать картинку со свастикой можно, а вот оправдывать ее, например в тексте, — нельзя. А сейчас я вижу, как парень провел трое суток в спецприемнике за фоторепортаж из музея Второй мировой войны, потому что там было изображение свастики.
— На журфаке верно говорили. Но суды думают по-другому. Они видят картинку со свастикой, и вы уже экстремист. Я помню случай парня из Казани, который опубликовал афишу фильма «Американская история Х». Без текста, просто картинка. И его оштрафовали на тысячу рублей.
— Огласка помогает добиться справедливых решений?
— Огласка помогает объективно взглянуть на ситуацию. Судьям не нравится, когда приходят журналисты, когда их фотографии появляются в новостях. Это же закрытая группа людей. Но это «не нравится» обычно не сказывается на приговоре. Вообще, такие дела основаны на запугивании. Следователь пригрозил, обвиняемый пришел на суд, признал вину, и судья просто назначил наказание, даже не смотря доказательства. Так и в Машином деле. Она сразу пошла на условие, следователь не стал заморачиваться с экспертизой, не стал старательно оформлять следственные действия. Был расчет, что Маша промолчит. Но она не стала, и теперь будет интересно — мы вызовем каждого свидетеля, допросим девочек, которые писали заявления, спросим у экспертов, как они увидели лингвистику на картинках, где нет текста?
— А как вы думаете, эти две девочки, которые написали заявления, они сделали это искренне?
— Это такие же карманные девочки, как и эксперты. Эти студентки проходили практику у сотрудников полиции. И их попросили написать заявление. Обычно для возбуждения дела нужен повод и основание. Но иногда поводом может служить и рапорт полицейского: я пришел на работу, залез в ВК и увидел у такого человека такую-то картинку. Докладываю, что есть признаки экстремизма. В одном из районов Татарстана прокурор этим занимался — наковырял дел и статистику сдал. Красота.
— Поток дел за экстремизм — это система или просто рулетка, которая указывает на кого угодно?
— Мы анализировали, как выбирают жертв. Я думаю, что они пытаются привлечь к ответственности людей с открытой гражданской позицией. Тех, кто ходит на митинги, кто выступает за Навального или за коммунистов. Такие активисты привлекают внимание правоохранителей. Полицейские начинают мониторить их социальные сети, натыкаются на подозрительные вещи, отдают материалы на экспертизу. И в нужный момент формируют дело. Все делается для того, чтобы была кругом серая масса, чтобы люди не знали, как можно критиковать ту же РПЦ, а как нельзя, и следовательно, вообще ничего не говорили.
 Фото: Владислав Бурнашев, 66.ru |
|---|
— Если я прямо сейчас удалю страницу, это мне поможет?
— Нет, потому что правоохранители могут восстановить вашу страницу. Она хранится всегда. Помните, что за оскорбление чувств верующих могут привлечь в течение двух лет, а за экстремизм — в течение шести.
— А считается только репост на стене, или если я другу в сообщениях отправляю картинку тоже?
— Даже если одному другу пришлете — это уже распространение.
— Ну я не могу же сейчас всю свою переписку прошерстить. Получается, мы все под прицелом?
— Да. Мы все под колпаком. Я тоже начал задумываться, что я там писал и скидывал в 2014 году.
— Если меня все-таки обвинили. Как лучше действовать?
— Каждый решает сам. Я консультировал одного товарища, он действительно был националист. Книги читал, оружие носил с собой, он был против негров и этого не скрывал. Он признал вину, согласился на особый порядок и получил условный срок. А бывает и по-другому. В Свердловской области ФСБ занималась парнем, который писал ужасные призывы. Я отказался это дело брать, потому что там был трешак — а я не буду никогда террористов защищать. Но экспертиза почему-то не нашла ничего экстремистского в его словах. Тут не угадать. Никто не может сказать, какие материалы экстремистские, а какие нет. Один эксперт скажет, что есть экстремизм, другой — нет. И это очень плохо, потому что мы не можем знать, что можно выкладывать, а что нет.
— А как вы считаете, зачем все это правоохранителям? Какая у них цель?
— Они просто хотят заработать звезды. Не надо много ума, чтобы расследовать такие дела. Зашел в ВК, сделал скриншот, засвидетельствовал, написал экспертизу, отдал дело в суд. На обвиняемого надавил — дело ушло на особый порядок. Судья вынес приговор. Все довольны. Человек с условным сроком на воле, следователю плюс в статистику. Кто-нибудь премию получит еще за выполнение плана.
— Погодите. Люди, которые получают срок, пусть даже и условный, они же оказываются в списке Росфинмониторинга, и они не могут пользоваться банковскими услугами?
— Да, Соколовского до сих пор оттуда не исключили. И я не знаю ни одного человека, который бы исчез оттуда. Причем чтобы попасть туда, даже не нужен приговор — достаточно постановления следователя. У тебя могут заблокировать все карты, ты не сможешь открыть счет, тебе запрещено водить автомобиль.
— Получается, что этот механизм ограничивает нас в свободе писания гневных постов в ФБ и имеет реальные финансовые последствия.
— Да, вы можете испытывать всю эту силу влияния государственной системы на вас абсолютно из-за безобидной картиночки. Тебя загоняют в рамки серой, обыденной массы, где ты должен любить партию и президента. Тот же Андрей Шашерин скидывал мне картинку. Эксперты по этой картинке пишут, что раз Андрей критиковал президента Путина, он экстремист. Критиковал! Не материл, не ругал. Я читаю и удивляюсь.
— Я вот вас слушаю и хочется сделать фейспалм.
— Я постоянно это чувствую. Особенно когда читаю заключение. Вы бы видели эти экспертизы! Причем пишет кандидат или доктор философских наук — и пишет такую ерунду, если честно. Я не понимаю, неужели у нас все преступники сели и больше заняться нечем? У меня есть масса нерасследованных краж и мошенничеств, которыми никто не занимается.
— Уличный художник Слава PTRK одним из первых перепостил картинку, за которую судят одного из барнаульцев. Он подставился?
— Думаю, что скоро люди будут постить эти картинки в знак сопротивления. Если 200 000 человек выложат по картинке, то это заставит государство задуматься. Нельзя бесконечно завинчивать гайки. Нужно людям давать какую-то отдушину.
— Почему вы уверены, что люди начнут сопротивляться? Я вижу, как все поголовно начали удалять свои страницы.
— С одной стороны, удаляют. У меня постоянно спрашивают совета, что делать, чтобы ребенка не посадили. А с другой – интересуются, куда писать, как выйти на митинг, кого поддержать, чтобы этой фигни не было.
— И что вы отвечаете? Что нужно сделать, чтобы такой фигни не было?
— У меня один ответ. Митинг вам не согласуют, за незаконные методы накажут. А Дума уже давно не место для дискуссий. Так что вы можете изменить ситуацию только раз в шесть лет, больше у вас нет вариантов.
