— Почему в Швеции Карлсон так и не стал культовым персонажем, в отличие от России, где он до сих пор очень популярен?
— Ну почему же не стал? В отличие от большинства советских людей я попал в эту страну еще в 1983 году, когда начался интенсивный и, к сожалению, не долго продолжавшийся интеллектуальный обмен между странами. Я был в составе группы подростков, которые отправились в Стокгольм. И когда шведские школьники спросили нас, что бы мы хотели посмотреть, мы все дружно закричали: «Vasastan!» Это как раз тот район, где живет Карлсон. Нам показали дом, где живет Астрид. Мы долго около него дежурили, ждали, когда она выйдет покормить голубей и мы сможем все хором прокричать ей о том, как сильно мы ее любим. Но она уже была старенькая и выходила редко. Карлсон до сих пор безумно культовый персонаж, который популярен в Европе. И понятно почему. Карлсон — это совершенно новый подход к педагогике. Он, конечно, учит Малыша жить, но учит его без дидактики. Учит его через инициации, через приключения, через чудо.
— Как отличается восприятие этого персонажа в России и в Европе?
— В традиционной российской интерпретации Карлсон — это так называемый воображаемый, вымышленный друг, которого придумал для себя одинокий ребенок. Ну хорошо, а как же тогда получается, что его видят папа с мамой? У нас и на это есть ответ: это наведенная галлюцинация (Малыш говорит им, и они ему верят). Это такой русский, в духе Федора Достоевского, психопатологический дискурс, согласно которому Карлсон не существует. Но для Астрид Карлсон был абсолютно реален.
Когда она встречалась с детьми, ее всегда спрашивали, как ей удалось выдумать этот персонаж. На что она отвечала, что ничего не выдумывала, что когда ее сын болел, она читала ему сказку, как вдруг в окно заглянуло что-то такое толстое и сказало: «Простите, а Малыш тут живет?» Она настаивала на том, что Карлсон существует на самом деле. Это такой ангел, но это ангел XX века. Если ангел XIX столетия был с крылышками, то ангел XX века — с моторчиком. Это совершенно нормально. Ангелы же существуют, и мы все об этом знаем. Бывают ситуации, когда ничто, кроме ангела, не может спасти. Вопрос реальности Карлсона — это на самом деле и есть тот вопрос, который отличает атеистов от верующих.
 Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
|---|
— Для вас Карлсон — настоящий?
— Для меня Карлсон реален, и я склонен полагать, что у каждого ребенка в детстве есть свой Карлсон, но не каждый с ним разговаривает. Другое дело, куда он девается, когда мы вырастаем. Я абсолютно уверен, что если бы Астрид прожила дольше, она написала бы про взрослого Малыша, который продолжает с Карлсоном лазить по крышам.
— Почему русские детские книги не пользуются большим успехом за границей?
— А вы много можете назвать произведений, которые пользовались бы большой популярностью? В той же Швеции нет никого уровня Астрид Линдгрен. Если говорить о Финляндии — то уровня Туве Янссон, которая была настоящим финским национальным героем.
— Разве что «Гарри Поттер».
— Кроме «Гарри Поттера», наверно, и нет ничего. «Гарри Поттер» — это удачная придумка, но такая бывает раз в сто лет. Скандинавы всегда представляли миру сказочников, но сейчас я что-то таких не вижу. Детективщики есть хорошие, типа Несбё, а сказочников — нет. Наверное, потому что для сказки нужен уют, а в сегодняшнем мире нет уюта. Сказки же не во всякое время приключаются. Конец XIX века ознаменован большим количеством замечательных сказок, которые были написаны в той же Норвегии. Если говорить о русских писателях, то это философские сказки Федора Сологуба. А XX век совсем не сказочное время. Это время фантастики, мрачных утопий или антиутопий, но не сказок. Вот и я своим детям сказки не рассказываю… Это жанр очень нежный. Подождите, будет еще.
 Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
|---|
— Что сейчас происходит с детской литературой в России?
— Талантливые авторы сегодня есть, и все что-то сочиняют. Продолжает работать Крапивин, есть Веркин, Мурашова, я вот написал детский роман... Просто с детьми надо разговаривать как со взрослыми, ставить перед ними взрослые проблемы. Карлсон почему стал знаменитым? Потому что он разговаривал с Малышом без скидок, цинично острил и вел себя демонстративно неправильно, ну как Пеппи Длинныйчулок. Правильную литературу писать для детей нельзя, нужно писать вызывающую, проблемную, ну вот как Мариам Петросян написала «Дом, в котором…». По-моему, замечательная детская литература! Или «Горожане солнца» Ильи Боровикова, или «Аленка-партизанка», которую написала Ксения Букша. Дети ведь на самом деле каждый день сталкиваются с серьезными вызовами. Это вам не взрослые, которые решают максимум вопрос, где денег взять.
Дети любят страшное, любят такие книги, как, например, у Эдгара По. Если бы Лавкрафту кто-то сказал, что его книги — это детская литература, то он бы вообще обиделся, а дети присвоили Лавкрафта, потому что он поэтичный, потому что у него есть большие, пустые, заброшенные пространства… Стивен Кинг присвоен детьми, потому что дети любят таинственное и парадоксальное, а Кинг — очень парадоксальный. Те, кто публично защищает добро, у него чаще всего оказываются подонками и лицемерами. Поэтому нужно быть таким, как Джонни Смит из «Мертвой зоны»: неуклюжим, неправильным, раздражительным. Что, Гарри Поттер — правильный мальчик, что ли? Да Гарри Поттер вообще сильно раздражается, срывается все время, и поэтому он понятен ребенку. В сущности, «Гарри Поттер» — это «Над пропастью во ржи». Тоже не детская вещь, но детям нравится читать про Холдена Колфилда, потому что им понятны его проблемы.
 Фото: Константин Мельницкий; 66.RU |
|---|
— То есть можно смело предлагать Сэлинджера и не бояться, что дети предпочтут ему бестселлер для подростков в мягкой обложке?
— Детская литература — это наиболее качественная взрослая. Если взрослый может уговорить себя съесть какой-то продукт, даже если он несвежий, то ребенок его в рот никогда не возьмет. Так же и с литературой. Вы можете себя уговорить, допустим, что нужно читать Дарью Донцову, но ребенка вы читать Донцову не заставите, потому что это просто даже не третий сорт. Поэтому ребенок сложного Томаса Манна может прочесть, а какой-нибудь российский конспирологический, фальшивый, идейный роман — нет. Дети и в школьной программе всегда безошибочно знают, что надо читать, а что не надо. «Молодую гвардию» нам читать в детстве, например, не нравилось, потому что фальшак.
— Могут ли книги Алексея Иванова, например «Географ глобус пропил», который нравится старшеклассникам, особенно после выхода фильма, войти в школьную программу или в список внеклассного чтения?
— А зачем входить в школьную программу? Это только вызовет отвращение. Сложный текст Пушкина «Капитанская дочка», реально сложный, взяли и включили в школьную программу. И он потерял для детей все свое обаяние. Ребенку не надо давать принудительное чтение. Ребенка нужно знакомить с литературой ненавязчиво. Может быть, даже запрещать, чтобы она становилась еще более притягательной.
66.RU благодарит за помощь в организации интервью лекторий «Прямая речь».
