Пять человек, которых забыли спросить депутаты Госдумы: жертвы домашнего террора — о декриминализации побоев в семье
Яна, 30 лет, мать двоих детей, Екатеринбург:
— Я считаю, что человек, который избивает своих родных, должен нести уголовную ответственность. При этом речь не должна идти только об исправительных работах. Вы не представляете, в каком кошмаре живут женщины, ставшие жертвами домашнего насилия...
Днем все было хорошо, потому что Женя был на работе. Иногда он мог вообще не появляться по три дня, и это было для нас настоящим счастьем. Приходил обычно ночью, уже пьяный, и с порога начинал скандал. Я хваталась за телефон, чтобы вызвать полицию, но каждый раз он его отбирал и разбивал о стену. Сколько он мне перебил телефонов!
Несколько раз он сильно меня избил. Бывало, что нападал с ножом в руках. Что творилось в этот момент с детьми, вы даже не представляете.
Мы жили в коммунальной квартире, у нас была своя комната. Я просила соседей не пускать Женю, когда он приходит ночью, потому что знала, что он уже пьян и сейчас начнет надо мной изгаляться. Но сосед всегда открывал. Я забегала к ним в комнату, просила, чтобы они вызвали полицию. Меня выталкивали в коридор, и все… Тогда я поняла, что женщина в этой ситуации — сама по себе. Я убегала в домашней одежде, металась с маленькими детьми по подружкам. В эти периоды мы могли спокойно поспать ночью, а я не боялась, что Женя меня убьет или сделает калекой.
Когда муж сильно избил меня в первый раз, я сняла побои и пошла в суд. Как же я об этом пожалела! Его осудили на 240 часов исправительных работ, но я его простила, да и идти мне было тогда некуда.
Я думала, что судебное решение его напугает, что он придет в себя, все-таки двое детей-погодков. Но на деле он обозлился еще больше. Ходил отрабатывать часы в свинарнике и мстил мне за это. Говорил: «Из-за тебя теперь у меня судимость!»
Меня спасло то, что у моего мужа появилась другая женщина. Нет, они были и раньше, но я наконец смогла уличить его в измене. Как-то раз он пришел домой с расцарапанной спиной. У меня появилась возможность выгнать его из дома. На тот момент мы жили в однокомнатной квартире. Он, конечно, уходить не хотел, бил нам окна и срезал провода. Время от времени это происходит до сих пор.
Лариса Лазарева, руководитель общественной организации «Аистенок»:
— Через нашу социальную гостиницу прошло много женщин, но ни разу не было такого случая, чтобы насилие в семье происходило однократно. Как правило, после первого случая женщины не обращались в полицию, думали, что больше такое не повторится, и прощали. Да и уходить, как правило, ей было некуда. Это за границей насильника изолируют, а у нас — наоборот: жертва должна бегать по кризисным центрам и по подружкам, а насильник спокойно живет в ее квартире, пока дело не уйдет в суд и суд не вынесет решение. Часто такие дела заканчиваются обязательными работами. Но, как показывает практика, 10 месяцев отработки приводят к тому, что мужчина становится еще более озлобленным.
Юлия, 36 лет, мать троих детей, Екатеринбург:
— Как-то раз муж решил «проучить» меня и детей и ушел из дома на три дня. На звонки не отвечал. Денег у нас, естественно, не было, холодильник почти пустой. Я не работала, сидела в декретном отпуске: у нас уже было трое детей — кто-то должен был за ними ухаживать. Оставшись совсем одна, без средств к существованию, я впервые задумалась о том, чтобы попросить помощи, и обратилась в кризисный центр.
С Мишей я познакомилась пять лет назад по интернету. Мы начали встречаться. Я забеременела, и мы решили пожениться. Первые скандалы начались после рождения ребенка — он плакал по ночам, не давал спать, у Миши началась трясучка. Как-то раз я встала, чтобы укачать ребенка, он вскочил и отшвырнул меня в сторону. Дальше — хуже. Он цеплялся ко мне по любому поводу: почему ложка не помыта, почему одежда лежит тут, а не там, и так без конца.
Первый раз Миша сильно меня ударил, когда у нас было уже двое детей. Я не стала обращаться за помощью. Он раскаивался, говорил, что больше так никогда не будет. Просил прощения, но… неискренне. Так мы и жили: были периоды скандалов, потом все спокойно. Скандалы сопровождались побоями. Как-то раз он толкнул меня так, что я отлетела на два метра и ударилась лицом об косяк. Это произошло после ремонта, все стены были в штукатурке. С тех пор на губе у меня шрам. Но на этом все не закончилось. Он схватил старшего ребенка, завернул его в курточку и поехал к маме — с практически голым ребенком в машине, без кресла… А его мама так и говорила ему: «Врежь ей, чтоб отлетела подальше, и приезжай ко мне».
Позже я поняла, что от всего происходящего он получает удовольствие. После драки несколько дней ходит счастливый, сияет. Последний год он постоянно мне говорил: «Улыбайся!» Угрозы начались позже. Как-то раз он при детях сказал: «Я тебя разрежу на куски и возле дома в лесочке закопаю». Спокойно, с улыбочкой. Тогда я поняла — все, хватит. Я написала заявление в полицию, было возбуждено дело по 119-й статье («Угроза убийством»). Но это дело висит уже полгода, и никакой защиты я не получила.
Как-то раз Миша выследил старшего ребенка, который возвращался из школы, потом взломал машину и подкинул в нее жучок с GPS. Поняла я это не сразу, а только тогда, когда наши «случайные» встречи стали происходить слишком часто. Сейчас он расклеивает по городу объявления: «Помогите найти жену с детьми, они попали в секту». Сектой он называет все: мою работу, реабилитационный центр…
Квартиру своей мамы я сдаю в аренду. Он требует с нас за нее полмиллиона, травит нас как на охоте, бьет жильцов, которые живут в этой квартире. Он приходит к ним, стучит, говорит, что это «его квартира», что они «едят из его холодильника». Как-то раз они открыли дверь, он ворвался, толкнул и избил хозяина. В полиции задерживать его не стали.
Александра Кузнецова, адвокат:
— Есть такое понятие, как «насилие» и «конфликт». И мы его четко разграничиваем. Конфликт отличается тем, что люди могут решить его с помощью разговора. Если кто-то из сторон применяет физическое насилие, не может держать себя в руках, то он становится опасен. Говорить, что речь идет просто об «эмоциональном конфликте», нельзя, если человек не может решить его без применения физического насилия. Иначе мы встаем на сторону обвиняемых и говорим, что конфликт можно решить насилием.
Женщины практически всегда пишут заявление в полицию, когда насилие в семье совершалось уже много раз. Сначала они считают, что муж или сожитель исправится, больше не станет так поступать, поэтому долго не обращаются ни в полицию, ни в общественные организации. Если законопроект будет принят, то даже если женщина неоднократно страдала от насилия, но не заявляла об этом государству, когда она придет в полицию — будет считаться, что преступление было совершено впервые, и ее обидчика привлекут только к административной ответственности.
Ирина Ершова, координатор социальной гостиницы благотворительной организации «Семья детям» в Ревде:
— Из нашей практики я могу сказать, что уголовные дела доводятся до суда крайне редко. Иногда дела просто не возбуждаются. Недавно у нас была девушка из Екатеринбурга, которая сообщала своему участковому о случаях насилия, но он ей только улыбался: «Он же тебя не убил!» — и никаких мер принято не было. С другой стороны, часто женщины, которые попадают к нам, настолько запуганы своими мужьями, что вообще отказываются писать заявление.
Как-то к нам попала женщина, больная шизофренией. Муж не разрешал ей ни с кем разговаривать, даже по телефону, держал ее в заточении. Ее будто зомбировали, она не могла самостоятельно принимать решения. В то же время со стороны мужа постоянно шло насилие — и физическое, и сексуальное. Он не только ее бил, но и давил на психику. Из-за этого ее состояние сильно усугубилось.
Мы узнали об этой семье, потому что получили сигнал от службы опеки. Сначала она боялась переезжать к нам. Но после того как ребенок попал к нам в стационар, решилась. В ее ситуации проблему решить удалось — она переехала вместе с ребенком к своей сестре.
Фото: архив 66.ru
