В этом году «Коляда-Plays» пройдет 20–30 июня — юбилейный, десятый раз. Всего за десять дней фестиваля зрители смогут посетить более 50 спектаклей и выступлений лучших провинциальных театров, прошедших серьезный конкурсный отбор, будут и приглашенные звезды. Свои спектакли представят 32 театра из 25 городов России, а также два коллектива из Польши.
Силезский театр из города Катовице, один из крупнейших театров Польши, покажет постановку «Женитьба»; приедет Российский академический молодежный театр, а специальным гостем фестиваля станет писатель Людмила Петрушевская. Не исключено, что на открытии появится актриса Лия Ахеджакова… Подробную программу фестиваля вы можете найти на официальном сайте «Коляда-театра».
Тем временем на краудфандинговой платформе Planeta продолжается сбор денег на проведение фестиваля. В этом году дефицит составил 1 млн 500 тысяч рублей. Несмотря на то что фестиваль поддержали такие известные актеры, как Евгений Миронов, Чулпан Хаматова, Ингеборга Дапкунайте, пока удалось собрать чуть больше 176 тыс. рублей.
 |
|---|
«Мне обидно, что деньги плохо собираются»
— В конце апреля вы объявили сбор средств на проведение фестиваля. До окончания кампании на «Планете» еще 12 дней, но очевидно, что собрать 1,5 млн в срок не удастся. В общем, похоже, не сработало. Вы думали, почему так происходит?
— Не знаю. Я смотрю, другие как-то собирают. Мой ученик Андрей Григорьев собрал деньги на фильм «Васенин» как-то быстро и крепко. Может, у меня репутация плохая? Может, мне не доверяют? Не знаю. Может, потому что я все время прошу деньги? Но что делать, у меня частный театр, мне приходится... Может, потому что люди не знают программу, не понимают, что это фестиваль школы уральской драматургии, и им кажется, что это пиар-акция Коляды? Потому что весь фестиваль состоит из моих пьес? Как написал один товарищ: «Это «Коляда-plays» — вот пусть Коляда и play». Мол, пусть Коляда сам себе деньги ищет как хочет. На самом деле если в программе фестиваля появляются один-два спектакля по моим пьесам, то это так, для разнообразия. Я ведь тоже, в общем-то, уральская драматургия. А в основном это пьесы Сигарева, Багаева, Васьковской, Пулинович, Батуриной, Баженовой, Ташимова и других моих учеников.
— В итоге найти 1,5 млн на фестиваль вам помог Василий Сигарев…
— Я увидел, что деньги плохо собираются, и мне обидно стало. Я написал Васе Сигареву: «Вася, вы же сейчас звезды с Трояновой, в Москве живете. Запишите ролик в поддержку фестиваля. Может быть, это поможет». Сигарев сказал, что это не поможет. Потом через какое-то время он дал мне номер телефона. Говорит, это один из самых богатых, успешных, известных бизнесменов России — Андрей Юрьевич Молчанов (предприниматель и основатель «Группы ЛСР», — прим. 66.ru). Я позвонил, он согласился встретиться и поговорить. Я сел в самолет, прилетел в Москву. Оказалось, что его офис — в самом центре, на Тверском бульваре, напротив Литературного института, в котором я учился когда-то. Я дождался приема, мы переговорили. Я показал ему программу, сказал: «Андрей, если вы нам поможете, я буду вам бесконечно благодарен». Он говорит: «Конечно». А он помогал Сигареву, как я понял, хотя сам Вася этого точно мне не говорил. Может быть, с новым фильмом, который снимает Вася, может быть, с предыдущими. Врать не буду, не знаю точно. Но откуда-то он его знает.
 |
|---|
— Андрей Молчанов, очевидно, знал и вас, и поэтому решил помочь?
— Конечно, ему доложили, он прочитал в интернете. Когда я зашел в кабинет, он уже все знал. Я подарил книжки, свои книги из собрания сочинений, говорю: «Андрей, я из вежливости вам дарю их. Вы, наверное, и читать-то не будете». Он говорит: «Нет-нет, я почитаю. Мне очень интересно». Смотрю — отложил в сторону и посмотрел на эти книжки с большим интересом.
— Скажите честно, есть разочарование от этой истории с краудфандингом?
— Люди перечисляют кто сколько может. Ну как разочароваться в этом во всем? Просто кому-то везет больше. Мне вот что-то не повезло, но вы знаете, недавно был у моих студентов выпускной вечер, они попросили провести банкет в театре, в Гранатовом зале. Конечно же, я им разрешил. Были их родственники, мамы, папы. И вот я сижу в кабинете, входит мама Маши Кобелевой. Маша Кобелева — это моя студентка, одна из самых талантливых девочек на курсе. Главную роль у меня играла в дипломном спектакле. И вот ее мама входит и говорит: «Я хочу подарить вам этот цветок. Вы его поливайте, ухаживайте». Я смотрю, она за спиной держит еще конвертик. И говорит: «И хочу в поддержку вашего фестиваля немножко дать денег». Я говорю: «Ну не надо, пожалуйста. Мне стыдно». А она не первая. Так очень многие приходят, понимаете? Я знаю, что они из Перми, люди небогатые. Живут садом, огородом. И все время банки, помидоры, огурцы. Я говорю: «Ну не надо, пожалуйста». Она говорит: «Нет, возьмите. Я обижусь». Дала мне все-таки этот конверт. Я открываю — там 5 тысяч рублей. Понимаете? Люди взяли, оторвали и дали. Из любви, из благодарности. Это приятно невероятно, но при этом мне немножко как-то стыдновато.
— Сколько стоит фестиваль «Коляда-plays»?
— Фестиваль будет стоить 9 млн рублей. 3 млн дает Министерство культуры Свердловской области, 1,5 млн придут 14 июня от Андрея Молчанова, они еще не пришли. Остальные деньги — мои, которые я копил в течение года. Но сколько я могу тратить свои деньги? Лучше я уж артистам что-то куплю или зарплату им начислю. Поэтому и решил, что не буду больше делать фестиваль. Правда не буду.
— То есть когда вы публично сказали, что этот фестиваль станет последним, это была не поза, это действительно так?
— Это совершенно точно, что в последний раз. Когда мне говорят: «Это ты истеришь, шантажируешь, чтобы тебе на будущий год дали денег», — это все неправда. Я просто думаю, если Министерство культуры России не считает, что это нужно, если оно поддерживает какие-то другие фестивали, тогда извините. Но просто тянуть все это на себе у меня уже сил нет. Каждый год это с кровью приходится отдирать от своих актеров.
— До этого вам ведь удавалось выигрывать гранты?
— Раньше небольшие деньги, но были. В этом году нам не дали денег. Я что-то так ужасно расстроился… Я понимаю, они дают деньги, гранты какие-то выделяют бюджетным, государственным учреждениям. Мы некоммерческое партнерство. Это наша личная инициатива. Мы придумали такой фестиваль, проводим его уже десятый год. И может быть, Министерство культуры решило, что раз так, то вот пусть сами и разбираются. Хотя на самом деле это же поддержка современной драматургии, поддержка молодых людей. Наш фестиваль — это фестиваль малых городов. Я ничего плохого в этом не вижу и не стесняюсь, а наоборот, даже радуюсь, что приезжают люди из городов провинциальных, из Березняков, Чайковского, из Перми, из Тюмени, из Кургана, из Кудымкара... Приезжают из городов, где тоже есть театры, где живут люди, которые занимаются театром, где актеры не хуже, чем московские, ем питерские. А наоборот, может быть, даже лучше во много раз. Мы показываем, что происходит сегодня в провинциальном российском театре и насколько интересна современная уральская драматургия для провинциальных театров. Вот Андрею все то же самое было сказано.
— Это не первый год, когда нет денег на фестиваль…
— Я сейчас вспомнил историю, которая произошла лет пять назад или шесть, когда тоже было очень тяжело, не было денег. Я сидел и думал, как проводить фестиваль. Совсем был трындец. Мы жили тогда еще на Тургенева, 20. Я везде написал: денег нет, денег нет... И вот открывается дверь в мой кабинет, я помню, входит человек какой-то, у него целофановый пакет в руках. Он говорит: «Здрасьте». Переворачивает и вываливает мне на стол огромную пачку денег по 500 рублей (он, видимо, специально для эффекта все эти деньги по 500 разменял). И вот эта куча денег лежит передо мной… Я смотрю на нее и говорю: «Это что такое?» А он говорит: «Миллион. Ну, тебе же надо на фестиваль». Вышел и дверь закрыл. Я как закричал на весь театр: «Идите сюда! Идите сюда! Нам дали денег». Все сбежались, весь театр пришел ко мне, стали смотреть на эти деньги, стали прикладывать эти пачки к сердцу — на удачу... Я помню, наш кассир, царствие небесное, Инна Иосифовна: «Николай Владимирович, не то удивительно, что он дал эти деньги, а то удивительно, что такие люди еще на белом свете есть». Вот то же самое я могу сказать про Андрея Молчанова.
— А кто был тот человек, вы так и не узнали?
— Не знаю. Понятия не имею. Это как «черный человек» пришел, сказал: «На». И ушел. И мы провели на эти деньги фестиваль. На этот миллион, больше-то не было. Никаких грантов. Мы селили гостей в гостиницу, где номер стоил 300 рублей, завтраков не было. Но все равно как-то выкрутились. Совсем-совсем уж было впритык всё, но выкрутились. Провели фестиваль. И спектакли очень хорошие были, и вспоминали потом его все очень хорошо.
 |
|---|
«Куда ни посмотришь — побеждает ничтожная серость»
— Фестиваль позиционирует себя как площадка для молодых, начинающих драматургов, режиссеров, актеров. Но вы все равно стараетесь сделать так, чтобы были громкие имена. В этом году пригласили Людмилу Петрушевскую, Российский академический молодежный театр, вели переговоры с «Современником». Зачем?
— Вот они потому и нужны, что они громкие. Потому что если я скажу: «К нам приезжает театр из Саратова, ТЮЗ имени Киселева», — все скажут: «И чё?» У нас же все зомбоящик смотрят… А если я скажу: «К нам приезжает театр «Современник», — то будет совсем другая реакция. Все скажут: «А, все понятно, наверное, фестиваль хороший!» Хотя поверьте мне, что театр Киселева ничуть не хуже.
— Как уговорить выступить без гонорара московские театры? Легко ли было договориться с Людмилой Петрушевской?
— Вот с Петрушевской все вышло легко. С РАМТом, если уж правду говорить, получилось так. Они сказали: «Мы не поедем без гонорара». Поэтому все театры на фестивале будут выступать без гонорара, а им мы заплатим. Более того, нужно будет еще перелет оплатить… Ну, москвичи, понимаете?
— Был заявлен «Современник». Его не будет?
— Мы хотели позвать театр «Современник» и уже начали договариваться. Нашли удобную дату — 20 июня. Но для того чтобы организовать их гастроли, нужно очень много денег. 1,5 млн стоит только провоз декораций! Где я их возьму? А гонорар каждому? Они требуют огромные гонорары! Остальные театры приезжают за свой счет. Некоторые даже нам помогают. Леня Окунев из театра «Ангажемент» объявил в интернете, что они сыграют 12 июня, в День России, два спектакля, и все сборы перечислят на счет нашего театра, в фонд поддержки фестиваля. Дай Бог ему здоровья!
 |
|---|
— В этом году на фестивале выступят два польских театра. Один из них сыграет в Театре юного зрителя в Нижнем Тагиле… Фестиваль уходит в область?
— Мы договорились с нижнетагильским театром, там уже продают билеты на спектакль. Актеры сыграют на польском языке, с переводом, с титрами или с наушниками будут играть. Оказывается, что впервые за все время существования Нижнего Тагила (он же всегда был закрытый город) к ним приезжает зарубежный театр. У нас, конечно, часто говорят с иронией: «Курица не птица, Польша не заграница». Но мне кажется, что приезд театра, в котором 37 человек, костюмы, огромная фура с декорацией, это действительно большое культурное событие для города.
— Что бы вы еще выделили из программы фестиваля?
— Много всего будет на фестивале. Есть основная программа, которая будет идти в течение 10 дней. Это та программа, которую будет просматривать жюри. В жюри у нас будут известные переводчики, продюсеры, критики, режиссеры из Польши, Сербии, Франции, России. Будет солист «Геликон-опера» Станислав Швец. Приезжает большая, огромная команда прекрасных, интересных людей с интересными спектаклями. Каждый день будут обсуждения спектаклей. И каждый день будет выходить театральная газета, как это у нас обычно водится.
— Участников фестиваля отбираете лично вы. Есть критерии, кроме субъективного «нравится — не нравится»?
— Тут есть только я. Потому что я президент фестиваля. Сначала мы смотрим видео. Если мне нравится — значит мы зовем, начинаем разговаривать. Вот мне понравился спектакль из Воронежа «Скрипка, бубен и утюг», по моей пьесе, ужасно понравился! Он какой-то смешной, радостный. Мы позвонили в театр, говорим: «Давайте, приезжайте». А они говорят: «У нас денег нет». Я говорю: «И у меня тоже нет». Все, не вышло. Хоть прекрасный спектакль, но я не могу их позвать, там только на перелет нужно 500 тысяч, а у меня их нет. Всего в этом году было 80 заявок, наверное.
— В ваших постановках, даже по классическим произведениям, всегда есть что-то, что напоминает зрителям о сегодняшнем дне. Его главный нерв. То же самое должно быть во всех спектаклях, которые участвуют в «Коляда-plays»?
— Обязательно все спектакли про сегодняшний день, все про нас. Про то, что на улице. Для меня это очень важно. Честно сказать, я уже даже знаю, кто будет победителем фестиваля, так, про себя. Пусть еще посмотрит жюри. Мы, конечно, все будем обсуждать. Но примерно я все-таки знаю, кто самый лучший. Называть пока не буду. Но там есть талант режиссера, талант актеров. Все живое. Есть театр живой, а есть мертвый. Если живой, так это все очень здорово. Это сразу видно.
 |
|---|
— Вы сказали, что все спектакли должны быть о том, что сегодня происходит на улице. А что происходит?
— Когда говорят, что идет битва между богатыми и бедными, это все неправда. Идет битва между умными и дураками. А побеждает, влезает между ними серость. Везде побеждает серость. Включите зомбоящик: серость, везде серость! Вот куда ни посмотришь — побеждает убогая, ничтожная серость. Вот что сегодня происходит на улице!
— Почему так?
— Не знаю. Потому что две беды в России: дураки и дороги. Ответ один: в России живем.
«Какая разница, на Багамах мы или в Пышме. Не в этом счастье»
— Те, кто любит «Коляда-театр» и ходит на его постановки, придут и на фестиваль. Как привлечь нового зрителя?
— Спасибо Евгению Миронову, спасибо Чулпан Хаматовой, Ингеборге Дапкунайте и многим другим известным людям, которые поддержали нас и записали ролик. Может быть, их обращения не привлекли средства, но то, что они сказали: «Для нас очень важен этот фестиваль», — было очень важно. Многие в Екатеринбурге говорят: «Да ну, что там такого?» — они изменили свое мнение и теперь говорят: «Ничего себе! Чулпан Хаматова, Миронов говорят такие слова про этого нашего Коляду. Может, и правда там что-то интересное будет». То есть это все равно сработало.
К слову сказать, 20 июня (так совпало просто) во Дворце молодежи будет играть Лия Ахеджакова мою пьесу «Персидская сирень». По-моему, они играют эту пьесу 375 раз, 25 лет она ее играет. То есть получается, что в день открытия фестиваля она тоже будет здесь. Может быть, она заглянет и к нам тоже, забежит. Надеюсь, если у нее будет минутка свободная. Я ее очень люблю. Она и Михаил Васильевич Жигалов. Буду очень рад их увидеть!
— Про фестиваль говорят, что для небольших театров это едва ли не единственная возможность показать себя массовому зрителю. Неужели сегодня, когда можно записать ролик, выложить его на Youtube и собрать миллионы просмотров, это по-прежнему так? Есть пример Веры Полозковой, которая читает свои стихи со сцены и возит с собой музыкантов, как настоящая рок-звезда. В Екатеринбурге — это одиннадцатиклассница Лиза Монеточка, которую уже приглашают на фестивали от Москвы до Владивостока…
— Это же вы говорите сейчас не о театре, а немножко о другом искусстве, другом жанре. Вера Полозкова кто у нас?
— Поэт.
— А одиннадцатиклассница?
— Сочиняет стебные песенки.
— Вот, а театр означает, что нужно прийти и три часа сидеть в темном зале. И неизвестно, увлечет тебя это или нет. Черт его знает. Каждый раз это игра с неизвестно чем. А вдруг не получится? Нет, театр, сколько ни устраивай своих каналов на Youtube, столько просмотров не привлечет. Тут как-то иначе все работает. Вот у нас все спектакли, которые идут в театре, выложены в интернет. Мне говорят: «Зачем ты это делаешь? У тебя будет меньше публики». Это неправда. Это, наоборот, привлекает публику. Люди посмотрят в интернете, и если их что-то увлечет, то потом они захотят это все прочувствовать в зрительном зале. Потому что в зрительном зале воздух другой и ощущения совсем другие.
 |
|---|
— Вы как-то сказали, что вам достаточно посмотреть в Сети несколько фотографий, чтобы сформировать свое представление о спектакле. Разве можно понять по фото, есть эта магия между актерами и зрителями или нет?
— Можно и по фотографиям понять, и пьесу можно прочитать полторы странички — и уже понять, надо читать дальше или нет. Я давно живу и все вижу насквозь. У меня опыт большой. Ну что ж мне долго сидеть, смотреть и вдумываться? Я видел полтора миллиарда спектаклей в жизни по всему миру, от Уругвая до Калининграда — мне не надо долго думать. Просто опыт очень большой, давно в театре работаю. С 15 лет. Мне сейчас 58. Сколько это уже? 44 года уж…
— В чем отличие сегодняшнего поколения драматургов от поколения Василия Сигарева?
— Я не думаю, что поколение Сигарева чем-то отличается от нового, все ведь пишут об одном и том же: о счастье, о поисках этого счастья. Все пишут об отсутствии любви и о том, как хочется, чтобы была любовь. Лучшие пьесы, которые я выбрал в этом году на конкурсе «Евразия», именно об этом. Я такого парня нашел, просто супер — Олег Охотников. Оказывается, у него всего две пьесы написаны. Они просто замечательные! Тоска, тоска… Вот читаешь пьесу — и к концу хочется плакать. Это обычно с Чеховым случается или с Толстым. Читаешь, читаешь — и вдруг что-то хочется плакать. Это так редко в литературе бывает. Это невероятно просто! Что-то жалко становится и их, про кого пишется, и себя что-то жалко становится...
— То есть со временем ничего не меняется?
— Нет. Так а что молодежи надо? Хотя кто-то, наверное, смотрит свадьбу какой-то звезды и думает, что вот это и есть счастье, вот так хочется жить. Но кому-то чего-то другого надо. Чтобы был рядом любимый человек. С милым рай и в шалаше. Какая разница, где мы: на Багамах или в Пышме? Счастливы будем, неважно. Счастья хочется просто-напросто всем. Счастья и любви.
 |
|---|
«У молодых нет дикого желания что-то делать»
— В театре вы не только режиссер, но и менеджер, без которого, на первый взгляд, ничего бы не состоялось: ни спектаклей, ни фестивалей. Это так?
— Это правда. Всё остановится.
— Не воспитали преемников?
— Преемника нету. Что же, я должен найти своего клона, что ли? Вот сейчас нам дали дом на Пролетарской, 3 для Центра современной драматургии. Я по нему хожу, смотрю и думаю: Господи, вот дали бы нам его лет десять назад, я бы зубами землю стал грызть, все бы начал прибивать, чистить, мыть. Сам, один. И за собой бы еще потащил народ. Говорил бы: «Давай, давай сделаем». Сейчас не то чтобы я устал, просто у меня сил нет. Я не смогу. И зачем это надо? Смотрю на этих молодых и думаю: «Ну давайте, сделайте». А у них такого запала нет, нет дикого желания что-то сделать.
— Может быть, они просто не знают, с какой стороны подойти?
— С какой стороны? Там надо взять ведро и тряпку и начать мыть пол. Всё! Вот с какой стороны подойти. Сейчас все говорят про дом на Тургенева: «Ой, какой дом!» А никто не помнит, какой он был раньше, когда нам только дали его. Стояла заброшенная, гадкая, ржавая, сгнившая избушка, где не было ни электричества, ни отопления, ни холодной воды, ни горячей воды. Сцены не было. Ничего не было, вообще ничего! Я же стоял и рубился, и красил, убирал, мыл. Потом все за мной пошли. Видят, что Коляда там, и тоже стали мыть, убирать. За полтора месяца из избушки мы сделали театр. А потом из этой избушки поехали по всему миру. Во Францию восемь раз ездили, в Германию, в Польшу, в Румынию, в Грецию... Просто я немножко долбанутый на театре. Таких мало, наверное, на белом свете.
 |
|---|
— Молодые — они другие?
— Они, может быть, иначе... Не такие реактивные. Они, может быть, потихонечку сделают это все. Но дом, который нам дали, чудесный. Просто чудесный! Я ходил и думал еще о том, что какие же вы твари, те, кто этот дом привел в такое состояние. Какие же вы мерзавцы! Видимо, дом сдавался арендаторам, владельцы только деньги получали за аренду. И куда они шли, эти деньги? Ну крышу-то надо было отремонтировать! Довести дом до того, чтобы разморозить отопление… Там же лепнина изумительная, два изумительных камина, две изумительные печи! Ходишь, смотришь, думаешь: «Боже, как это можно было? Как им не стыдно? Где Бог, который поразит их всех молнией?» Всё по Салтыкову-Щедрину: «Если я умру и через 100 лет проснусь, что будет в России? Пьют и воруют». Так оно и есть.
— Когда переезд?
— Я не знаю. Там есть главный режиссер Ринат Ташимов, есть директор театра Денис Тураханов. Они же тоже понимают, я надеюсь, что это роскошное здание в центре города. Там вице-губернатор жил в конце XIX века. Напротив — Камерный театр, в двух шагах от Храма-на-Крови, в который приезжают все туристы… Так что я не знаю, посмотрим. Я-то никуда не переезжаю. Вот у меня дом. У меня уже есть. А что уж они там сделают…
