Настоятель Никольского храма в Красногорске отец Павел Островский приехал в Екатеринбург в рамках своего отпускного тура по российским городам. Он встретился с корреспондентом 66.RU в холле отеля Hilton и в перерыве между общением с местными священниками и своими подписчиками рассказал о том, зачем проповедует через социальные сети, можно ли заработать священнику-блогеру и кто цензурирует его посты «ВКонтакте».
 |
|---|
— Вы — первый священник, который начал общаться с верующими через социальные сети?
— Я был первым, кто начал вести трансляции в Periscope. А вообще никто никогда не следил за тем, кто был первым. Просто у всех разная степень активности. Бывает, человек активный, но у него мало подписчиков, в то время как его менее активный коллега оказывается более популярным. На мой взгляд, есть священнослужители круче меня, но… неудачно.
— В каких соцсетях общаетесь?
— Меня нет только в Tinder и других сетях, построенных на принципе знакомств. Сами понимаете: девочка ищет мальчика для встреч в кафе и наталкивается на священника с бородой — было бы странно. А так я присутствую во всех основных соцсетях: «ВКонтакте», «Одноклассники», Facebook, YouTube, Periscope, Instagram. Другое дело, что они все разные в плане стиля общения.
— У вас разный контент для разных соцсетей?
— Конечно. Мы подстраиваемся под уровень аудитории, под ее образованность. Этот принцип был рассказан нам еще апостолом Павлом в первом веке, и, как ни странно, по этому принципу живут вообще все. Апостол Павел говорил про проповедь Евангелия: «Для иудеев я — как иудей, для подзаконных — как подзаконный; для всех я сделался всем, чтобы привлечь хотя бы некоторых».
— Давно вы этим занимаетесь?
— Вообще я в интернете очень давно — года с 1999-го. И до соцсетей я общался в форумах, а до них — в чатах. Но в чатах была, скорее, болтовня, а не плодотворное общение. Это не имело отношения к проповеди, которую я сейчас веду. Активно рассказывать о православии я начал на форумах, и тогда, конечно, многое не получалось, знаний личных не хватало. Но в итоге все это сыграло мне на руку. К тому моменту, как соцсети стали использовать все подряд, я уже был в числе самых опытных пользователей. И сейчас такого опыта виртуального общения, как у меня, нет у большинства священнослужителей.
 |
|---|
— Зачем вам это?
— Ну как зачем? Мы неизбежно катимся на дно в плане нравственности. В плане воспитания — мы неизбежно и с огромной скоростью летим на дно. И у двух последних поколений, выросших в интернете, можно зафиксировать следующее: глубочайшее незнание своей истории, неуважение к старшим, неуважение друг к другу как к собеседникам. Не зря самое популярное в СМИ выражение — «я хочу сказать». Но кто ты такой в реальной жизни, чтобы что-то говорить? Кому ты вообще нужен? Да тьфу на тебя, как говорит Усманов. Я к тому, что раньше право на трибуну нужно было заслужить, слово давали признанному авторитету. А сегодня соцсети дают право голоса всем и вся, включая тех, кто вообще ничего не понимает. И никто не несет ответственности за свои слова. Вот ты же сталкивалась в своей жизни с такой простой вещью, когда мальчик говорит «я тебя люблю», а через некоторое время говорит, что «я тебя не люблю».
— Вроде нет.
— Нет? Ну ничего… Я к тому, что люди сегодня за свои слова не отвечают. И ярлыки вешают на всех. Так что у меня нет задачи в первую очередь рассказать о православии, потому что это слишком интимная и серьезная тема, чтобы говорить об этом первому встречному. Моя задача — заставить людей хоть немножечко думать, анализировать, заставить их быть серьезными. Церковь считает, что человек с 12 лет должен становиться серьезным. Но много ли зрелых, состоявшихся мальчиков 18–20 лет, которые анализируют свои поступки, несут ответственность за свои слова?
— Какая из соцсетей самая эффективная?
— В плане массовых проповедей — Periscope, потому что там можно спокойно общаться с людьми, и они могут анонимно задавать вопросы, чувствуя при этом защищенность.
— Вы работаете только на старую аудиторию, то есть для православных, или еще выполняете миссионерскую функцию и привлекаете к православию новых людей?
— Ну смотрите: за 2016 год материал на первую исповедь (а исповедь — это первый шаг, который делает тебя человеком внутри церкви) взяли около трех тысяч человек, и большинство из них — молодые. В масштабах пропаганды федеральных ТВ это, конечно, немного, но в масштабах трудов одного человека это нормально.
Отец Павел Островский делает селфи, постит смешные картинки, фотографии еды, а параллельно ведет проповедь.
— Насколько соцсети — эффективная площадка для миссионерства?
— На мой взгляд, верующему человеку вообще в интернете делать нечего. Если ты там миссионерствуешь — это одно. А если фотки смотришь — иди лучше гуляй, рыбу лови, живи полноценной жизнью. В соцсетях люди перестают жить. Поэтому вопрос к верующему человеку, который по умолчанию постулирует, что будет бороться с праздностью, ленью, жить по заповедям Божьим: ты зачем вообще в соцсетях сидишь? Больше скажу. Большинство людей верующих, сидящих в интернете, не способствуют церковной миссии. Чаще за их поведение приходится извиняться. Православные христиане должны показывать пример реального общения.
— От соцсетей больше вреда или пользы?
— Миссионер использует те средства общения, которые использует общество. Если честно, мне не нравятся соцсети. Но у нас же вся молодежь от 15 до 40 лет сидит в соцсетях. И с этим уже ничего не сделаешь. Поэтому приходится тоже туда идти, хотя это крайне убогий вариант общения. Всегда, когда ты общаешься через текстовые сообщения, твой собеседник может домыслить все что угодно. Если это не видеотрансляции, то даже эмоций не видно. Поэтому я считаю, что для старта социальные сети — это нормально, но потом человека надо выводить в реальный мир и встречаться с ним реально.
— Вы зарабатываете на соцсетях?
— Есть большая разница между зарабатыванием и жалованием. Жалование — это когда тебе жертвуют, а заработок — это когда специально что-то делаешь, чтобы получить деньги. Понятно, что это вопрос совести, и никто никогда не узнает, для чего ты ведешь соцсети: ради людей или ради денег. Другой вопрос, что то, что я делаю, не окупишь никакими материальными средствами.
— То есть пожертвования вам приходят?
— Да. За первый год трансляций в Periscope мне пожертвовали около тысячи рублей в целом — ты сама понимаешь, что это немного. Но я никогда не переживал за деньги. Я, как и другие священники, живу за счет того, что жертвуют люди в храме. Но в последние полгода людей в Periscope очень много, и они благодарят меня — кто вживую, кто на карточку. Так что не скрою: доход, который мне сейчас приносят социальные сети, достаточен. Я не бедствую и уже не беру пожертвования в храме. Но настоящее мое богатство — это жена и трое детей. Минимальный уклон в денежную сторону лишает человека полноценного счастья. Если человек посчитал, что от денег будет зависеть его счастье, — он сразу теряет, потому что деньги — это просто средство.
— Смоделируем ситуацию: к вам обращается потенциальный рекламодатель и предлагает вам деньги за то, чтобы вы упомянули во время трансляции его товар. Деньги при этом вы можете отдать на благое дело вроде строительства храма. Какой товар вы бы согласились рекламировать?
— В принципе, церковь подобные вещи не запрещает. Рекламировать что-то (если только это не сигареты или что-то в этом роде) — не грех. Но я бы все равно не согласился на рекламу. Я крайне люблю свою свободу, и связывать себя обязательствами я бы не хотел.
— А были подобные предложения?
— Есть богатые люди, которые предлагают материально поддерживать мой канал даже без каких-то рекламных вещей. Но это все равно связало бы меня обязательствами. Например, я обязан был бы запилить ролик, условно, вот прямо сейчас — зачем мне это надо? Живу себе спокойно. Это же такая важная вещь — свобода. Хотя есть исключение. Если бы, не приведи Господь, у меня заболели дети и им бы понадобились деньги на операцию, я бы согласился и косметику рекламировать.
 |
|---|
— Какие у вас показатели эффективности? У популярных блогеров это их заработок.
— Для православного христианина существует только один показатель эффективности — пройдешь ли ты Страшный суд. Дело в том, что никто не знает меры, не знает, кому сколько дано. Поэтому мы не знаем свою степень эффективности. Если в Екатеринбург приедет Путин и подметет двор, мы скажем ему: «Вы — президент, и спрос с вас — в масштабах страны, а не двора». А если то же самое сделает человек с ограниченными возможностями — это будет уже подвиг. Эффективность определяется двумя факторами: что нам дано и что у нас в итоге получилось. И это будет ясно только на Страшном суде.
— Существуют ли ограничения, предписывающие, что можно писать и говорить в соцсетях, а что нельзя?
— Тут все просто: нельзя соблазнять и провоцировать людей. Я хочу, чтобы люди после того, как со мной пообщались, сохранили мир внутри себя. Могу ли я сказать, нравится ли мне Путин или Навальный? Да мне просто все равно. Я не власть имущий человек и не хочу им быть.
— Вы говорите, скорее, про внутреннюю цензуру. А есть кто-то в РПЦ, кто контролирует общение священников в соцсетях?
— У нас такой цензуры нет. Священноначалие, как любое начальство, занято, так что сложно представить, чтобы патриарх Кирилл сел на досуге… Хотя давайте пройдемся по всем стереотипам: сел патриарх Кирилл на свою яхту, достал свои часы и, облокотившись на золотую кровать, взял седьмой iPhone, включил Periscope и смотрит, что там говорит Павел Островский. Что-то я сомневаюсь, что когда-то так будет. Я свое свободное время трачу на сон. Подозреваю, что и патриарх Кирилл между яхтой с просмотром трансляций и сном выберет сон. Священноначалие не цензурирует. Оно надеется на сознательность людей, которые выходят в открытое пространство. Так что цензор у меня только один — моя мать.
— Нужно ли ваш позитивный опыт перенимать другим священникам?
— Священнику надо в Бога верить, ставить свою духовную жизнь на первый план и быть заинтересованным в том, чтобы окружающие люди становились лучше. Если он заинтересован — то уже не важно, каким образом он будет делать их лучше: через социальные сети, через рэп, как ваш MC Nastoyatel, или через службу в тюрьме.
Зачем косметикой пользуется ?