Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.
Согласен

«Включился механизм защиты от реальности». Как СВО, санкции и изоляция изменили российский кинематограф

интервью хит2023
21 сентября 2023, 18:00
Фото: предоставлено героем публикации, kinopoisk.ru, Анна Коваленко, 66.RU
Иностранные фильмы для II международного кинофестиваля «Одна шестая», который начался в Екатеринбурге 15 сентября, выбирал Егор Москвитин — кинокритик, программный директор российских кинофорумов и прокатчик зарубежного кино. Несмотря на бойкот западных студий, считает он, найти хорошие зарубежные фильмы можно, если хорошо поискать.

Помимо рецензий кинокритик Егор Москвитин пишет сценарий для полнометражного фильма, который запустит в производство, как только найдет инвестора. Остальное время он работает программным директором на фестивалях «Пилот», «Хоррор фест» и куратором секций Московского международного кинофестиваля (ММКФ) «Дикие ночи» и «Первая серия».

Прокатная компания Midnight, которую Москвитин создал с партнерами, привезла в Россию корейский хоррор «Не слышу зла» и две американские картины — готическую драму «Шепоты мертвого дома» и семейный фильм «Остров пропавших девчонок», который показали на фестивале «Одна шестая».

— «Одна шестая» — фестиваль дебютов, которым свойственна храбрость, максимализм, безрассудство, наивность и ощущение, что впереди целая жизнь, — говорит Москвитин. — Мы предложили порядка 40 фильмов, причем документальные картины соседствуют с художественными, поскольку документалисты намного быстрее реагируют на вызовы времени. В той части программы, которую курировал я, — это художественное кино — много картин со всего мира, не только из России. Нам хочется, чтобы жители города понимали, как меняется кинематограф, и могли сравнивать работы наших режиссеров с фильмами из других стран.

«В любой точке мира можно найти тех, кто готов сотрудничать»

— Как вы находите фильмы для российских фестивалей, если Америка и Европа не хотят с нами делиться?
— Сейчас тяжело общаться с правообладателями иностранных фильмов и объяснять им, почему тебе важно, чтобы на российских фестивалях было хорошее кино. Если в 2021 году «Хоррор фест» открывал фильм Sony «Обитель зла», на закрытии мы показывали диснеевские «Оленьи рога», а на конкурсе — маленькие артхаусные фильмы ужасов, то сейчас ни Sony, ни Disney фильмов не дадут — можно даже не обращаться. Многие крупные европейские компании перестали работать в России. Такова реальность, с которой мы имеем дело, — добывать фильмы стало гораздо сложнее. При этом в любой точке мира можно найти тех, кто готов сотрудничать. Я бы даже не сказал, что изменилась география — мы по-прежнему показываем кино из США, Канады, Японии и других стран. Начали выстраивать отношения с кинематографом Ирана и Китая. Но мы не переключаемся на другие страны только потому, что их фильмы легче получить. В программе «Одной шестой» — фильмы из Сингапура, Шри-Ланки, Сербии, Австрии, Германии. К нам приехали все, чьи фильмы показались нам достойными и важными.

«Включился механизм защиты от реальности». Как СВО, санкции и изоляция изменили российский кинематограф
Фото: kinopoisk.ru

«Если в 2021 году «Хоррор фест» открывал фильм Sony «Обитель зла», на закрытии мы показывали диснеевские «Оленьи рога», то сейчас ни Sony, ни Disney фильмов не дадут — можно даже не обращаться».

— В прошлом году у Московского международного кинофестиваля (ММКФ) заморозили аккредитацию — из обоймы фестивалей категории «А» он выпал. Что с ним теперь будет?
— Класс «А» подразумевает, что фестиваль крупный и в его основном конкурсе должны быть только премьеры. Фильмы, которые показывали в Канне, в Берлине или на других фестивалях категории «А», брать нельзя. В каком-то смысле потеря аккредитации развязала руки организаторам ММКФ — теперь в основной конкурс можно ставить повторы каких-то важных лент. А еще основной конкурс фестиваля класса «А» — всегда международный. С отменой этого ограничения ММКФ собрал сильную внутреннюю российскую программу, параллельную с мировым конкурсом. И мне кажется, это ситуация, когда угрозы нужно превращать в возможности, а неприятности — в сильные стороны. Точно так же устроен, например, фестиваль «Сандэнс» (США), где показывают американские картины на год вперед.

— В 2023 году главный приз ММКФ получила чилийско-аргентинская драма, а за режиссуру наградили мексиканский фильм. Хотя кино в этих странах не самое продвинутое.
— Понятно, что российский фестивальный отборщик добывает сейчас не только то, что хочет, но и то, что может добыть. Но это не значит, что кино плохое и фестивалю достаются какие-то объедки. Это значит, что сейчас надо тщательнее искать и уметь быть первооткрывателем, а не идти по проторенной дороге, как это было раньше. На мой взгляд, ММКФ стал более молодежным, драйвовым и дружелюбным для зрителя. Если это удастся развить, будет прекрасно.

— Российские фильмы сейчас участвуют в международных фестивалях?
— Если проект финансировало Минкультуры России — то есть фильм создавался при поддержке органов власти, ему, скорее всего, откажут. Если снимали на частные деньги, он вполне может оказаться в программе какого-нибудь фестиваля. Но закономерностей нет. Например, в этом году на фестивалях были фильмы «Один маленький ночной секрет» Натальи Мещаниновой (при поддержке Минкультуры) и «Клетка ищет птицу» ученицы Сокурова — Малики Мусаевой (только частные средства). То есть фильмы на международные фестивали все-таки попадают. И российские артисты, снявшиеся в иностранных фильмах, вместе со всеми проходят по красным дорожкам и участвуют во всех активностях. Например, в этом году на фестивале в Торонто, который завершился 17 сентября, показали триллер «Шошана» Майкла Уинтерботтома — главную роль там играет Ирина Старшенбаум, а в Венеции — «Дворец» Романа Полански, где одну из ролей исполнил Александр Петров. На фестивалях они присутствовали.

«Включился механизм защиты от реальности». Как СВО, санкции и изоляция изменили российский кинематограф
Фото: kinopoisk.ru

«В этом году на фестивале в Торонто показали триллер «Шошана» Майкла Уинтерботтома — главную роль там играет Ирина Старшенбаум, а в Венеции — «Дворец» Романа Полански, где одну из ролей исполнил Александр Петров».

— Петрову досталась роль бандита?
— А кого еще играть русскому актеру в сатирическом фильме Романа Полански? По сюжету персонаж Петрова — то ли криминальный авторитет, то ли коррумпированный чиновник — приезжает на курорт типа Куршевеля с чемоданом денег, телохранителями и фотомоделями — отдыхать и прокручивать свои грязные делишки. Да, все стереотипно.

— Но в целом Россия выпадает из мирового кино?
— Участником всех кинопроцессов Россия была до февраля 2022 года. Каждый месяц появлялась новость, что какой-нибудь российский фильм участвует в конкурсах в Берлине, Венеции или Канне. Мы были представлены везде, как и большинство кинематографий Восточной Европы. Российским рынком стримингов очень интересовались иностранные платформы, покупавшие у нас сериалы для показа за рубежом. Первым сделки с международными игроками начал заключать «Старт», отправивший сериал «Лучше, чем люди» на Netflix, «Содержанок» — на Amazon. При этом, что важно, много фильмов финансировалось европейскими институтами кинематографии. Картину «Капитан Волконогов бежал», которую показали на «Кинотавре», но не выпустили в российский прокат, финансировали несколько иностранных фондов. Минкультуры отказало ей в прокатном удостоверении, хотя тоже давало деньги на этот проект. В странах Балтики наши киношники часто участвовали в питчингах и получали поддержку — либо денежную, либо техническую. Потом это все прекратилось, и сейчас мы сталкиваемся с тем, что российский сегмент фестивального международного кино больше не может сам себя воспроизводить. Нет смысла создавать такое кино из экономических соображений — вы больше не получите финансирования за границей, фестивальных премьер и дистрибуции.

«Включился механизм защиты от реальности». Как СВО, санкции и изоляция изменили российский кинематограф
Фото: kinopoisk.ru

«Картину «Капитан Волконогов бежал», которую показали на «Кинотавре», но не выпустили в российский прокат, финансировали несколько иностранных фондов. Минкультуры отказало ей в прокатном удостоверении, хотя тоже давало деньги на этот проект».

— Будем снимать только жанровые фильмы?
— Изоляция и самоизоляция отрезают многие возможности, которые были раньше, и это очень болезненно отражается на кино. Важно еще, что жанровое кино, с которым в России всегда были проблемы, — кино воспитания, триллеры, ужастики — требует большой индустриальной традиции, и эта традиция у нас зарождалась в какой-то момент, но потом снова куда-то делась, потому что хороший триллер и хороший хоррор — это фильмы, которые путешествуют по разным странам. Сделать его с оглядкой только на российский рынок довольно трудно. Поэтому жанровые истории страдают вместе с фестивальным кино.

— Западные институты развития кино давали нашим режиссерам много денег?
— Суть не только в грантовом финансировании, а еще в предпродажах. Допустим, вы приезжаете на кинорынок, ваш фильм еще не снят, но есть хороший сценарий, известный режиссер, актеры и понятная концепция. Вы обходите всех иностранцев, рассказываете о своих планах и продаете им права на дистрибуцию. Если фильм уже готов, права стоят дороже, если он попал на фестиваль и победил — еще дороже. Но на стадии сценария всегда можно было разделить риски с иностранными прокатчиками, продать, по сути, кота в мешке. Раньше это позволяло российским продюсерам снимать кино. Сейчас такого нет.

«Кино служит обществу лишь в том случае, если взаимодействует с реальностью»

— Появилась информация, что российские киношники уезжают за границу. Пишут даже (газеты врать не станут), что 70% специалистов уже там. Вы это подтверждаете?
— Мне кажется, 70% — очень большая цифра, но действительно — много моих друзей, коллег или тех, за чьим творчеством я следил, перебралось за границу. Их отъезд рождает интересный побочный эффект. В странах СНГ, где кино снимать дешевле, чем в России, а продакшн — качество картинки — соответствует российскому, кинопроизводство оживает благодаря нашим режиссерам и продюсерам, которые теперь создают там интересные и многообещающие проекты. Да, большое количество талантов сейчас где-то в других местах. Но среди тех, кого мы видим на фестивалях — «Одна шестая» в Екатеринбурге или «Маяк» в Геленджике, — много сильных и неравнодушных авторов, которым хочется рассказывать истории на русском языке для своего народа.

— Участники рынка высказывали опасения, что (очень скоро) идеологические требования к кинопроектам, претендующим на деньги Минкультуры, станут совсем жесткими и не все режиссеры захотят поступаться принципами.
— Такой выбор будет постепенно вставать. Но я далек от мысли, что у авторов совсем не останется возможности снимать то, что они хотят, за государственные деньги. У проектов с господдержкой много вариантов, не связанных с политикой. Много фестивальных историй. Мне кажется, авторам нужно продолжать пользоваться теми возможностями, которые готово дать государство.

— Наверное, они так и будут делать.
— Но тут появляется другая серьезная проблема. По сценарным заявкам и фильмам, которые сейчас выходят, мы видим, что у нашего кинематографа включился механизм защиты от реальности. Он уходит в драматургию внутреннего круга — камерные истории о семейных отношениях, сказки и какие-то эскапистские вещи. Это важный момент, потому что кино служит обществу лишь в том случае, если взаимодействует с реальностью. В Голливуде 60–70 годов героем стал человек с травмой, который возвращается с войны во Вьетнаме. Тот же «Таксист» Скорсезе или «Охотник на оленей» Чимино. Режиссеры Нового Голливуда были критиками государства и пацифистами, но при этом они не отворачивались от простого человека, оказавшегося в эпицентре событий на линии фронта. Мне очень интересно, будет ли российский кинематограф рассказывать о таких людях или решит их не замечать. Эта проблема, на мой взгляд, важнее появления патриотических блокбастеров или какой-то эмиграции в сказку. Самое актуальное из переживаний людей искусства лежит как раз в этой плоскости.

«Включился механизм защиты от реальности». Как СВО, санкции и изоляция изменили российский кинематограф
Фото: kinopoisk.ru

«Режиссеры Нового Голливуда были критиками государства и пацифистами, но при этом они не отворачивались от простого человека, оказавшегося в эпицентре событий на линии фронта. Мне очень интересно, будет ли российский кинематограф рассказывать о таких людях или решит их не замечать».

— Минкультуры даст прокатное удостоверение российскому «Таксисту» о человеке, который вернулся со спецоперации?
— Смотря какой будет сценарий. Есть, например, фильм «Крылья» Ларисы Шепитько — о женщине, которая во время Великой Отечественной была боевой летчицей и вся ее жизнь осталась там, в небе. После войны она везде оказалась лишней. Такой фильм сегодня поставить можно, если он будет рассказывать не о политике, а о человеческой травме. В 90-е годы в нашем кино была короткая попытка осмыслить военную тему. Фильм «Брат» стал событием, которое по большому счету не отрефлексировали. В итоге эта волна о посттравматическом стрессовом расстройстве растворилась в потоке коммерческих фильмов.

— Как меняются вкусы массового зрителя после ухода иностранных кинокомпаний?
— Тезис, что китайские и иранские фильмы заменят нам все, это иллюзия, потому что наш зритель — вестернизированный, он хочет видеть на экране героев, похожих на себя. Российские фильмы стали собирать больше денег в прокате, если им удается утешить людей и вернуть их в спокойные времена. Думаю, по аналогии с «Чебурашкой» нас ждет волна перезапусков советских мультфильмов. Мы видим, что стали больше зарабатывать маленькие независимые прокатчики, которые продолжают добывать для нас европейское и американское кино. «Треугольник печали» заработал в нашем прокате какие-то немыслимые деньги. Это успех, который раньше был бы невозможен. И зрители очень охотно идут на фильмы, напоминающие им о Голливуде. Это триллеры, хорроры и комедии — тоже американские, но менее дорогие и со звездами не первой величины. При этом картины, вызывающие травматические ассоциации, например, связанные с любой войной, собирают меньше денег.

«Включился механизм защиты от реальности». Как СВО, санкции и изоляция изменили российский кинематограф
Фото: kinopoisk.ru

«Российские фильмы стали собирать больше денег в прокате, если им удается утешить людей и вернуть их в спокойные времена. Думаю, по аналогии с «Чебурашкой» нас ждет волна перезапусков советских мультфильмов».

— Совсем немного — около семи миллионов — собрал за первый уикенд фильм «Свидетель», снятый на деньги Минкультуры. Синопсис (цитата): «Европейский музыкант оказывается на Украине во время спецоперации ВС РФ и становится свидетелем преступлений киевского режима против своего народа». Критики обошли это кино молчанием.
— Я не смотрел, мне даже сложно сказать что-либо. Кинокритика — это журналистика, иногда даже публицистика, каждый для себя выбирает, что лучше: посмотреть и написать о фильме или встретить молчанием. С некоторых пор мне хочется больше заниматься кинопрокатом, фестивалями или создавать собственные фильмы, а не писать тексты.

— Кинопрокатчики выступают за принудительное лицензирование иностранных фильмов. Как вы думаете, им пойдут навстречу?
— Государство много чего может. Но такое решение не будет иметь обратной силы. Если начинать, придется идти до конца. В уходе Голливуда отрасль видит возможность нарастить производство российских фильмов и сборы в прокате. История с принудительным лицензированием выручит кинотеатры, но никак не поможет киноиндустрии. Тут вопрос, кого важнее спасать — производителей кино или прокатчиков, которым нужны «Барби» и «Оппенгеймер». Сейчас у российских фильмов стало больше возможностей — в силу своей безальтернативности они дольше держатся в прокате. Можно просто открыть топ-10 по сборам в России за прошлые годы, и вы увидите, что число фильмов растет.

— У вас нет опасения, что государство вспомнит лозунг о важнейшем из искусств и вернет худсоветы, которые будут вмешиваться в съемки?
— Сложно ответить. Поживем — увидим.

Михаил Старков