Но начну издалека. Восприятие группы Scorpions российской аудиторией испорчено ротациями баллад на «Радио Си». От этого в российском коллективном бессознательном «Скорпы» — это когда женщины бальзаковского возраста (сегодня — наши сверстницы) утирают слезы платочками под «Still loving you».
Я рос примерно в таком же восприятии, пока в 2004-м не услышал альбом «Unbreakable». Оказалось, что «Скорпы» — это вообще-то хард-рок. Много позже я узнал, что начинали они вообще с психоделического арт-рока, но довольно быстро ушли в (коммерчески более перспективный) хард.
Не могу назвать то открытие 2004-го важнейшим в моей жизни, как и группу — самой главной. Тем не менее именно со Scoripons у меня связано много святочных историй, которые уже устала слушать моя жена, поэтому придется вам.
…Известие о «Прощальном туре» застигло меня в вагоне казанской подземки в мае 2011. Удивил список городов прощания, где были Магнитогорск и Питер, но не было Еката и Москвы. Автотурист из меня тогда был начинающий, как и юзер «Букинга». Про Магнитогорск я знал, что он есть, а в кармане была последняя тысяча рублей. Тем не менее я нашел вписку (с картошкой из духовки и русским пшеничным напитком), попутчицу — и поехал на прощальный (как я реально думал) концерт группы.
«Скорпы» взорвали арену магнитогорского «Металлурга». Клаус был голосист, Рудольф энергичен, а Маттиас насыпал рифф из «Big city nights» реально как последний раз.
За ту историю группе очень неловко. Настолько, что на локальных пресс-конференциях этот вопрос всегда — в стоп-листе. Но бравые локальные журы неизменно смело и в лоб задавали его (смущая организаторов и музыкантов).
Надо отдать немцам должное — они каждый раз локальной прессе терпеливо объясняли: «Да, годков нам много — думали завязать. Но получили такой мощный прием во всем мире, что решили остаться».
С тех «прощальных» пор я еще четырежды был на их концертах в Екб, а Scorpions записали еще две полноформатные (хорошие) студийные работы.
…И как же это было просто: ты спускался в метро, выходил из метро — и ты на концерте в ДИВСе. Сегодня, чтобы посмотреть и послушать «Скорпов», ты сначала летишь, потом тоже летишь, потом берешь такси, едешь 400 км, потом берешь прокатную машину, едешь еще 200 — и наконец-то смотришь и слушаешь «Скорпов».
Но жизнь меня к такому не готовила. Я привык думать о себе как о городском жителе. У меня дома есть концертные площадки-тысячники, и даже Шнур собирал стадион на 30 000. А еще я бывал на стотысячных Sochi Grand-Prix и на многосоттысячных «24 часа Ле-Мана».
То есть парень я готовый — думал я. Но все оказалось не так.
…Неладное заподозрил, когда навигатор показывал последний маневр — и 6 км прямо до площадки. Но почему-то на эти 6 км он закладывал 20 минут.
Мы ехали час.
Последние 6 километров до главного болгарского рок-фестиваля проходят по грунтовке, и мне очень повезло, что было сухо, знойно, томно, и мой моноприводный Ford на лысой резине не увяз в мяше (как это случилось сутками позже после концерта «Europe»).
Дальше подозрения в неладном усилились: машины передо мной начали сползать на обочины, как на подступах к Балтыму в жаркий день. Спрашиваю соседа:
— Няма място за паркиране?
— Няма.
Даже с нулевым болгарским понятно: места для парковки нет. Мне бы понять, что к чему, развернуться, пока не поздно, и посмотреть концерт потом на «Ютьюбе». Но 80 евро за три дня фестиваля уже отданы, а это даже за фестивальный уикенд — три всё более и более разные суммы в трудовых рублях.
С «място за паркиране» оказалось проще всего: оно нашлось, и там, где отмечено на карте фестиваля. Но дальше… К «дальше» я был не готов вообще. У входа на фест толпилась людская масса из трехсот триллионов квадриллионов человек. Еще столько же ждали внутри. Весь мой городской флер ветром сдуло: я понял, что я из провинции, и оказался где-то там, где быть не должен и быть не умею.
Это не «Старый мельник» в ЦПКиО и не «Старый Новый Рок на волне» на Белоярке. На «СНР» в лучшие годы ходили 5200 человек. Тут, на одной поляне, плечом к плечу собрались 15 000 человек со всего Старого Света.
Да, я ментально понимал, что еду на большой всеевропейский фестиваль. Но я реально не понимал, что такое большой всеевропейский фестиваль.
15 000 человек плечом к плечу — это не аккуратно рассаженные по трибунам 30 000 на стадионе на Шнуре. И даже не аккуратно рассаженные по трибунам 100 000 зрителей «Ле-Мана». Это людская многоножка из 15 000 лиц, 30 000 вскинутых в «козе» рук и стольких же — нетвердо стоящих ног. Для мальчика из деревни (которым я себя ощутил окончательно и бесповоротно) этого оказалось too much, и выход Клауса Майне, Рудольфа Шенкера, Павла Манчиводы и Маттиаса Ябса я запомнил смутно («Добър вечер, България! Как сте?!»).
Запомнил, что к третьей песне воробышек-социофобушек доклевал меня окончательно, паника достигла апогея, а шестую песню я дослушивал за забором с «място за паркиране», жадно уничтожая одну за другой дорогой (и невкусный) европейский табак.
Клаус пел про «Seventh sun» — трек с последнего альбом. Который хорош настолько, что я поймал себя на мысли: «А классно, что они тогда в Магнитогорске не зафиналили. Еще столько всего годного написали!»
…Фестиваль продолжался еще два дня. Группа «Europe» спела все другие песни, кроме «Final countdown» (а у них есть все другие песни). Закрывал фест немецкий же Helloween, с которого когда-то началось мое знакомство с «митолом». Прямо с песни «Heavy metal — is the law». Кей Хансен на концертах непременно добавляет: «…is the FOKKING law», но вживую я этого не услышал. Испугался повторить 6 километров по грунту с перспективой оказаться в людском море.
И даже «Скорпов» досматривал на «Ютьюбе». Был заинтригован: продолжит Клаус гнуть свою (отвратительную) русофобскую линию перед лицом русофильской аудитории в Болгарии или вернет как было?
Нет, он опять огорчил Дмитрия Соловьева сотоварищи. В классической (и ныне опасной в России) пацифистской «Wind of change» вместо канонической строчки
I follow the MoskVa,
Down to Gorky-park
он спел
I listen to my heart,
It says Ukrainia
Waiting for the wind of change
И все это — у подножия Шипки, где славные русские воины под предводительством Суворова, и тэ дэ и тэ пэ!
А закончил вообще противозаконными призывами, цитировать которые я не могу по причине того, что это какие-то фейки, и вообще. Жаль, что Клаус такой неосторожный — в Магнитогорске я его явно больше не увижу. Впрочем, не заметно, чтобы он расстроился. На излете девяносто десятого года существования группы они собирают всеевропейские фестивали, и отсутствие Магнитогорска (и Саранска) в туровых планах заметят едва ли.
P. S.
Хотя все это неважно, конечно. На обратном пути объясняю сыну: «Понимаешь, раньше я на Scorpions ходил с твоей бабушкой. А теперь — с внуком моей мамы. Это был очень значимый день в моей жизни».
