Само по себе очень трогательно, что кто-то снимает фильм про Довлатова. Особенно если этот кто-то – младший Герман, режиссер, унаследовавший отцовскую дотошность и весь этот фирменный германовский гиперреализм, когда описываемая историческая эпоха становится для зрителя реальней реальности. Только старший Герман переносил на пленку истории своего отца про сталинские тридцатые-сороковые-пятидесятые, а младший снял про брежневские семидесятые, про те самые, в которые отцовские картины запрещали и клали на полку, а он сам, так же как Довлатов, мрачно пил водку по не менее мрачным коммуналкам. Это внушает надежды на определенную объективность, хотя младший, конечно, не так маниакален и крут, как старший.
Не так давно, в 2015-м, Станислав Говорухин экранизировал сборник автобиографических рассказов Довлатова «Компромисс». Получилось и правда очень компромиссно. Фильм про середину семидесятых в советской Эстонии режиссер назвал «Конец прекрасной эпохи» и романтизировал этот период, насколько это было вообще возможно, учитывая антисоветскость самих этих рассказов. Там у него все прекрасно: советские журналисты, рассуждающие на прокуренных кухнях прекрасны, бесконечные доярки, аспирантки и особенно эстонские комсомольские активистки в обкомовской бане прекрасны, даже повальный алкоголизм прекрасен. Ну это в общем понятно, в семидесятые, пока невостребованные и преследуемые Довлатов и Герман спивались в ужасе, Говорухин снимал «Место встречи изменить нельзя» и для него это ностальгическая и прекрасная эпоха, действительно.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
Короче, отлично, что после Говорухина дали слово и другой стороне, тем, кого тогда не печатали и выгоняли из творческих союзов. Конечно, книжки воспоминаний и биографий про Довлатова впоследствии написали многие его тогдашние приятели, но фильмов всего два. Говорухина и Германа. И пусть не сам старший Герман уже снимает это кино, но начинается «Довлатов» как мог бы начинаться «Мой друг Иван Лапшин»: замерзший город в снегу и тумане, какие-то звуки, голоса и корабли, странный свет, какие-то сполохи, ну в общем, все вот это германовское наследственное.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
Хронологически, по отношению к фильму Говорухина, это приквел – речь тут идет о пяти днях, со второго по седьмое ноября 1971 года, когда советский Ленинград готовился встретить 55-летие Великого Октября. Молодой Довлатов в пальто и длинном шарфе слоняется в туманно-психоделических декорациях где-то в порту. В России для него не нашлось артиста (рассматривался Иван Ургант, но нет), и поэтому его играет серб Милан Марич, который внешне на Довлатова действительно очень похож. А психодел в том смысле, что в этом порту и тумане он встречает Пушкина, Гоголя, Толстого и Достоевского. В них нарядили четырех членов профсоюза, для съемок торжественного спуска на воду нового корабля, где-то там еще затесалась Наташа Ростова, но в кадр ее не берут. Пушкин говорит Довлатову, что ненавидит Блока по религиозным соображениям, Гоголь уже пьян с утра, Достоевскому еще не приклеили бороду, а Наташа Ростова приглашает в гости.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
Ну и дальше в том же духе, вроде бы это из каких-то сборников, «Чемодана» или «Компромисса», вроде все это ироничная и злая сатира, но как-то не очень смешно. Печальный и помятый иностранец Милан Марич забивается в угол тесных ленинградских коммуналок, почти ничего не говорит, не пишет и даже не пьет толком. А вокруг многоголосный гомон и германовские толпы, в эпизодах и массовке там снялось человек 500, наверное, среди прочих такие актеры, как Козловский, Шагин, Ходченкова, Лядова, почти у каждого есть какая-то реплика о литературе, искусстве, ну или хотя бы про сионистский заговор. Каждые десять минут поминают Хармса, Введенского, Мандельштама, Гумилева, Кандинского, Малевича, а вот где-то, на чьей-то прокуренной кухне, читает стихи молодой Бродский и так далее, и так бесконечно.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
Из одной забитой до отказа людьми коммуналки в другую, от одного безумного редакционного задания к другому, поэт-метростроевец, заведующий кафедрой урологии, какие-то бабы бесконечные, бывшая жена и огромная немецкая кукла, которую надо во что бы то ни стало купить для дочки Кати. Довлатов все время где-то сбоку, как будто сторонний наблюдатель, ищет деньги или хотя бы пина коладу, пока вся эта людская толпа что-то кричит, плачет и зовет разными голосами. Пина колада снится ему во сне, да даже не она сама, а разговор о ней, Брежнев и Фидель Кастро, а еще вертухаи и зэки.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
Поэтому это все не экранизация конкретной биографии или конкретных рассказов каких-то, это такие довлатовские сны о замерзающем Ленинграде 1971-го. Когда стало ясно, что оттепель закончилась, зима очень-очень близко, и кажется, что она будет вечной, и вся эта богемная ленинградская тусовка – приятели Довлатова по несчастью, литераторы которых не публикуют, художники, которых не выставляют, актеры, которым не дают ролей со словами. И так проходят годы, целая жизнь, и вот они все пьют в душной тесноте друг у друга на головах, а если уединяются, то обязательно для чего-то страшного – перерезать себе вены или броситься под грузовик.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
Приятели Довлатов и Бродский тоже на грани, но на другой, Бродский через полгода эмигрирует в Америку, а Довлатов поедет в радужный говорухинский Таллин, чтобы написать свой «Компромисс». Потому, что он не Бродский, конечно, не герой, не диссидент и не борец с системой, он просто хочет как-то жить нормально и работать. Но вот получил уже сто отказов и поэтому на грани.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
А что такое сто отказов? В недавнем байопике про Сэлинджера тоже называлась такая цифра, Сэлинджера тоже долго не печатали, но, как мы знаем, кончилось все для него хорошо. Напечатали, и при жизни он стал великим и востребованным, заработал миллионы и прожил до глубокой старости. А Довлатов не заработал и не стал, ну то есть не стал при жизни, а заработали на этом уже другие люди, но он же не сдавался тем не менее, даже когда эта сотня отказов превратилась в двести, и так далее до бесконечности.
 Фото: kinopoisk.ru |
|---|
Так что младший Герман, снимая сейчас фильм про такого Довлатова, меланхоличного, невеселого, с этими грустными своими собачьими глазами, рассуждает не про успех и не про талант, а про стойкость, силу оставаться самим собой, которая уже сама по себе героизм. И тогда, в 1971-м, и сейчас, в 2018-м, когда 18 лет уже прошли, и еще 18 (не дай бог, конечно) впереди.
