Портал 66.ru продолжает большой спецпроект, посвященный уличному искусству. В первой части «Философии крыш» мы рассказали, как стрит-арт стал одним из самых востребованных и популярных направлений, а художники, рисующие на заборах, — новыми героями Екатеринбурга.
Во второй части проекта шла речь о том, как цены на работы ведущих представителей стрит-арта вдруг взлетели до небес. Затем мы опубликовали продолжение материала «Кто и как зарабатывает на стрит-арте Екатеринбурга», в котором подробно рассказали, что делают уличные художники, когда заканчиваются деньги от частных и галерейных продаж, а также как мелкий бизнес и крупные федеральные компании научились продвигать свои услуги через стрит-арт.
На этот раз предлагаем вам прочитать интервью с арт-директором Музея современного искусства PERMM Наилей Аллахвердиевой о том, сколько сегодня должно стоить произведение современного искусства, кто их покупает и почему в большинстве случаев эти люди предпочитают хранить свое увлечение в тайне.
 |
|---|
| Работы Славы ПТРК покупали московские коллекционеры, собирающие уличных звезд. Щиты Тимы Ради (выставлялись во время выставки «Соседи» в галерее «Свитер») тоже были проданы в Москву. |
— Обычно художники предпочитают не выносить в публичное пространство информацию о том, сколько стоят их работы, как формируется цена и т.д. Объясняют: вопрос ценообразования — «интимный», и лучше, если он так и будет оставаться только между ними и покупателем…
— Вообще-то о деньгах не принято говорить в любой среде. Думаю, и вас смутит вопрос о том сколько вы зарабатываете. Вполне вероятно, что художники не называют стоимость своих работ, потому что реальная цена, за которую был продан тот или иной арт-объект, намного ниже, чем должна быть по определению. То есть происходит очевидный демпинг. При этом не секрет, что в музеи художники отдают свои работы дешевле, чем, например, в частные коллекции, или просто дарят, потому что музеи не только гарантируют сохранность, но и поднимают статус художника. Я говорю об отечественной ситуации. Непрозрачность связана не столько с тем, что это невыгодно кому-то, а скорее, с тем, что помогает поддерживать миф о рынке искусства.
— То есть лучше все же не спрашивать?
— На мой взгляд, это вполне корректно, другое дело, что не всякий с готовностью ответит. Не секрет, что возможность творческого роста художника часто зависит от того, насколько хорошо продаются его работы. В этом смысле показательна система мировых аукционов, которая демонстрирует цены на те или иные произведения и делает арт-рынок более прозрачным. С недавних пор в России эту функцию начал выполнять аукцион Vladey, на котором выставлялись работы и Тимофея Ради, и Славы ПТРК. Именно благодаря таким аукционам сегодня можно проследить ценовые рейтинги молодых художников.
 |
|---|
| Известный телеведущий Андрей Малахов является давним поклонником современного искусства. Его часто можно увидеть на аукционе Vladey. Недавно в одной из московских галерей он приобрел работу уличного художника из Екатеринбурга Славы ПТРК из серии «Одиночество». По просьбе покупателя, сумма сделки не разглашается, однако известно, что она не превышала 100 тыс руб. |
— Сколько должна стоить работа российского уличного художника?
— Все очень индивидуально. Стоимость работы измеряется ее резонансностью, именем художника, уникальностью/тиражностью. Хотя и здесь есть исключения. Некоторые художники намеренно уходят с элитарных рынков искусства. Вы когда-нибудь анализировали, как продается Бэнкси? У него принты, количество которых измеряется тысячами листов. При этом каждый лист пронумерован, на каждом есть подпись Бэнкси. Его тиражная графика полностью ориентирована на широкий рынок, но известность художника настолько велика, что он может себе это позволить. Ценовой диапазон его принтов может варьироваться от 3 до 10 тыс. евро за один лист.
В этом смысле наши, российские художники очень сильно ограничены. Они заложники своей локальной популярности. Они не могут продавать свои работы по адекватным ценам, потому что границы их известности — это Россия. Весь их медийный капитал сформирован здесь, поэтому их рынок — это российский рынок. Понятно, что выход художников в международное пространство гарантировал бы автоматическое увеличение цен на их произведения.
— В Европе до сих пор не знают, что в России существует качественное уличное искусство?
— Почему не знают? Знают, и довольно хорошо. Если говорить об уличных художниках, то сейчас очень быструю карьеру делает Рустам Qbic из Казани. Он активно участвует во многих международных фестивалях по всему миру, от Австралии до Норвегии. Его почерк узнаваем, это такие сказочно-сюрреалистические истории, они всем нравятся и со временем его карьера может развиваться аналогично тому, как это было с украинской группой «Интересные сказки» («Інтересні казки»), которые, кстати, приезжали в Екатеринбург и делали здесь стенку.
Хороший потенциал у московского художника Миши Mostа, недавно у него была сделана большая работа в Нью-Йорке. Очень активно работает группа Zuk Club, однако они пока делают слишком разные работы, это мешает их визуально идентифицировать, у неискушенного зрителя создается ощущение, что работает несколько разных команд. Тима Радя заговорил в своих работах на европейских языках и сегодня представлен на территории двух европейских стран — Франции и Норвегии. Процесс идет, экспансия русского уличного искусства на Запад происходит, не так быстро, как хотелось бы, но идет.
 |
|---|
| Рустам Qbic для Музея стрит-арта в Санкт-Петербурге. |
С другой стороны, в России имеется очень большой блок уличного искусства, совсем не известного за рубежом, талантливые маргинальные художники, которые редко участвуют в фестивалях и не делают заказные проекты. Тут бы помогли выставки, которые могут рассказать о настоящем, живом контексте уличного искусства. Например, Анна Нистратова (московский куратор) готовит сейчас такую выставку про феномен нижегородского уличного искусства, и это очень интересно и правильно — вывезти эту выставку за пределы страны.
— Если говорить не только об уличном искусстве?
— Новые русские звезды на мировой художественной сцене сегодня — это художники, работающие с политическим контекстом. Это прежде всего Pussy Riot и Петр Павленский. Это художники, чьи высказывания зацепили всех, вызвали большой резонанс во всем мире, и очевидно, вокруг чего сегодня сосредоточено внимание мировой общественности и культурной среды — это образ художника протестующего.
 |
|---|
| Акция «Свобода» Петра Павленского в Санкт-Петербурге. |
— Кого из современных уличных художников Екатеринбурга сегодня можно назвать самым коммерчески успешным?
— Как правило, самые коммерчески успешные художники получаются из принципиально некоммерческих художников. Я думаю, что из екатеринбургских имен больше всего покупают работы Тимофея Ради, он есть во всех известных отечественных коллекциях — и в частных, и в больших российских музеях. Надо также понимать, что «коммерческая успешность» — в данном случае не цель, а побочный эффект, необходимость, гарантирующая независимость художника.
— Стоит ли сейчас вкладывать деньги в современное искусство?
— Конечно, стоит. Только так и создается ценность искусства. Очевидно, что, если работа великая, рано или поздно она будет оценена по достоинству. Поэтому в России до сих пор уникальная ситуация: прекрасные работы можно купить очень недорого в сравнении с западными вещами такого же качества.
Проблема интеграции русского современного искусства в мировой контекст так или иначе будет решена. Однако инвестирование в искусство, как в ценные бумаги, мне лично кажется странным занятием. Вкладывание в искусство, на мой взгляд, — это вложение в развитие культуры, и «маржа», которую получает инвестор в результате неизбежного подорожания работ значительного художника через определенный период времени, — это приз за поддержку культуры. Конечно, для того чтобы почувствовать художника и понять, что он сильный и в него стоит вложится, нужно искренне любить искусство и в нем хорошо разбираться — либо иметь искушенного и авторитетного консультанта.
 |
|---|
| Арт-группа «Злые» (Станислав Рикшкововец). «Все на борт высоких технологий». 40 тыс. руб. |
— Кто сегодня покупает современное искусство в России?
— Это, как правило, состоятельные люди, и делают они это не из коммерческих соображений. Они не рассматривают покупку арт-объекта как инвестицию. Они покупают современное искусство, потому что им это интересно. Потому что в какой-то момент у них получилось общение с художником — и им открылся новый мир. Собирая свои коллекции, они приобщаются к какой-то другой жизни, попадают в другое пространство, получают новый опыт. Знаю коллекционеров, которые в процессе сами стали художниками, и это не единичный случай.
— Покупать с тех пор стали больше?
— В целом количество покупателей в последнее время не увеличилось, а уменьшилось. На дворе экономический кризис. Еще одна проблема — люди боятся делать покупки публично, рассказывать о них. Одно дело — когда ты покупаешь дорогой автомобиль, потому что это воспринимается всеми как обычное явление. Ты не выходишь за рамки социальных стереотипов и традиционных практик. Но когда ты начинаешь покупать искусство, это воспринимается как репрезентация богатства. Поскольку мы живем в стране с неидентифицируемой социально-экономической системой и идеологией, то говорить о том, что богатство у нас — это ценность, нельзя. Поэтому обычно люди, если и делают такие покупки, то стараются их не афишировать. Это закрытая история, что, конечно, негативно сказывается на динамике рынка искусства.
В каждом городе есть хотя бы один известный покупатель и коллекционер современного искусства. В Екатеринбурге это Евгений Ройзман. В Перми — Олег Чиркунов, семья Агишевых. Но их должно быть много, чтобы ситуация системно поменялась, и все эти люди должны свое собирательство стараться публично демонстрировать. В Нью-Йорке, даже если у тебя небольшая коллекция, которая висит в обычной квартире на Манхэттене — это повод пригласить прессу, устроить вечеринку для богемы. Любая покупка — повод рассказать об этом всем. Так возникает азарт, запускаются процессы мотивации, конкуренции. У нас пока ничего похожего нет.
 |
|---|
| Сегодня наиболее весомое собрание «досочек» «первого уличного художника Екатеринбурга» Старика Букашкина, которое находится в частных руках, принадлежит Евгению Ройзману. При жизни Евгений Малахин щедро дарил ему разные «картинки». |
— В чем главная проблема продюсирования современного искусства?
— Мы недавно общались с Сергеем Гридчиным, владельцем московской галереи Gridchinhall. Сергей говорил, что сегодня нет понятной технологии системного продюсирования художников, которая позволила бы вывести их в международное информационное поле. То есть наши художники, по сути, оказываются брошенными…
Еще одна трудность заключается в том, что инфраструктура современного искусства в России до сих пор не сформирована. Все большие музеи современного искусства находятся в Москве. Причем практически все они — площадки с временными проектами, не имеющие постоянной экспозиции. Как понять, что есть топ-20 современного русского искусства? И это наше золотое наследие. Поэтому новые инициативы, галерейные проекты, ярмарки, конечно, способны раскачать ситуацию, но решить проблему — вряд ли.
— Есть ли в фонде Пермского музея современного искусства работы художников из Екатеринбурга (в частности — уличных)?
— У нас в фондах есть хорошая видеоработа «Визуализация приручений, или Казус современной ориентологии» арт-группы Zer Gut. Работа «Напряжение растет» Тимофея Ради, которая была сделана для выставки «Транзитная зона», сейчас находится на временном хранении в музее. Но мы вообще не специализируемся на уличном искусстве. Этим занимается Музей стрит-арта в Петербурге. Пусть медленно, но они все же двигаются в этом направлении, и у них уже сейчас очень хорошая коллекция работ под открытым небом.
— В приобретении каких арт-объектов заинтересован музей?
— Если говорить о PERMM, то в первую очередь мы заинтересованы в достраивании коллекции «русского бедного» искусства, которую начал создавать Марат Гельман, и мы формируем коллекцию пермских художников новой генерации, потому что на классиков больше сориентирована Пермская художественная галерея.
— То есть получается, что интереса к уличным художникам у музеев пока нет?
— Тут все не так просто. Как правило, нет предмета коллекционирования, только документация. Уличную работу нельзя забрать в музей, она должна жить на улице. Мы можем собирать эскизы работ, фотографии. Объекты музейного формата художники делают редко, но и ценность у них совсем другая, уличное искусство мы любим за работы в городской среде. Есть смысл выделять уличное искусство в отдельное направление, но для музея это какая-то уникальная, специфическая задача, музеи пока еще не опознают уличное искусство как отдельное направление, еще слишком мало времени прошло с момента его появления в России. Как правило, если работа такого художника в музей попадает, она представляется как часть процесса современного искусства, а не отдельно, в рамках контекста уличного искусства.
