Алексей Гончаров: «Я построил инновационный завод. Но хочется больше науки»

Инновационный завод, построенный екатеринбургским бизнесменом Алексеем Гончаровым совместно с госкорпорацией Роснано, подняли на знамена нанотехнологий еще при президенте Медведеве. В 2011 году Дмитрий Анатольевич лично открывал производство в эфире федеральных телеканалов, а Роснано рассказывала журналистам о масштабах инноваций на уральском предприятии, заточенном на выпуск упаковки по мировым стандартам.

Сообщали, в частности, что «Уралпластик Н» производит усиленные нанокомпозитами полимеры, годные для упаковки всего на свете: от молока до взрывчатки. Их выпуск наладили на промплощадке в Арамиле, куда во имя инноваций завод «Уралпластик» (тогда еще без приставки «Н») переезжал со своих площадей на проспекте Космонавтов. Инвестиции в проект составили больше 2 млрд рублей. Около половины внесла Роснано.

Обновленный «Уралпластик» — это прямо европейский завод. Именно такой, каким его представляешь, когда слышишь это словосочетание. Небольшие площади. Продуманная логистика. Чистота, порядок и равномерный, монотонный, цикличный гул множества механизмов, который, впрочем, не заставляет орать на собеседника, чтобы он хоть что-то услышал. Но главное — людей здесь почти нет. Работают роботы. Человек им только помогает. «Вообще, на всем производстве число сотрудников сведено к минимуму. Все, что может сделать техника, делает техника. Потому что человек должен работать в сфере услуг. А на производстве он — источник брака», — поясняет Алексей Гончаров.

В 2012 году предприятие заработало в полную силу. И всё. Тишина. Журналистов на завод не пускали. А старший акционер «Уралпластик Н» — г-н Гончаров отказывался от подробных интервью и вообще всячески оберегал технологию. И только теперь пустил нас в цеха, согласился ответить на все вопросы.

— Вы строили и запускали «Уралпластик» в строгой секретности: отказывались от интервью, не раскрывали деталей. Зачем? Чтобы технологию не украли?
— Конечно. Вокруг очень много желающих ничего не придумывать, а просто подтянуть у соседа. Чтобы этого не допустить, мы достаточно серьезно наработки укрывали. И даже сегодня я вам покажу не все. В главный цех — туда, где все инновации и нанотехнологии, — не пущу. Потому что конкуренты не дремлют. Но, надо отметить, в итоге мы реализовали только процентов десять от задуманного.

Все наноинновации «Уралпластика» сосредоточены в небольшом производственном помещении. Сюда Алексей Гончаров нас все-таки пустил, но фотографировать запретил. Оборудование, которое здесь стоит, и принцип его работы — это по-прежнему секрет. Можем лишь сказать, что тут мелкодисперсный порошок-наполнитель и «вдалбливают» в полимер, «затыкая» им дырки в структуре пластика. На выходе получаются вот такие гранулы — главный ингредиент сверхнадежной упаковочной пленки.

— Почему?
— Сейчас объясню. Когда, к примеру, в западной стране государство задумывает поддержать новый высокотехнологичный проект, оно готово ждать окупаемости лет 9–10. Минимум. А вообще, и 20–30 лет готово подождать. В России все не так. Отдачу ждут сразу. Построил завод? Молодец! Давай прибыль. И деньги, которые наше государство вкачивает в венчурные фонды, очень дорогие: их дают под 15% годовых. То есть завод должен как супермаркет работать. На инновации, на развитие — ноль времени, ноль денег.
А инновационное предприятие — это не супермаркет. Вы понимаете, ноу-хау в лаборатории и ноу-хау в промышленности — это разные вещи. Ты не можешь то, что ты создал в пробирке, сразу же тиражировать в производстве. Поэтому, как правило, из всех своих разработок научные институты внедряют на практике, дай бог, 1–2%. А все остальное остается на столах, в лабораториях, в пробирках.

— В чем ваше ноу-хау?
— Ноу-хау в том, что наша пленка придает упаковке высокобарьерные свойства. Это полная защита продукта от проникновения кислорода. Как фольга. Но упаковка с фольгой — это, во-первых, дорого. А во-вторых, ее потом не утилизируешь. Видели обычную коробку из-под сока, например? Там ведь несколько слоев разных материалов склеены между собой: и бумага, и фольга, и пленка. Как ее во вторичную переработку отправлять? Никак. А это уже экологическое захламление территории.

— И вы сделали пленки, позволяющие обходиться без фольги?
— Да. Сейчас идет такой мировой тренд: для сохранения масла, мяса, колбасы, рыбы, готовых полуфабрикатов фольгу уже не используют. Предпочитают пленку.

Прибыв в помещения основного производственного комплекса, гранулы смешиваются с другими полимерами — в пропорциях, соответствующих требованиям конкретного заказчика к характеристикам упаковки. В сети труб ингредиенты миксуют роботы. Человек лишь задает параметры, поставляет механическому разуму сырье и забирает итоговую смесь.

— Кто ваши клиенты? Поразите нас какими-нибудь мировыми брендами.
— Легко! Мы работаем с Nestlé, с Procter & Gamble, с Henkel… да со всеми работаем! У нас 300 клиентов. Всех не перечислишь.

— А в чем «нано»?
— Попробую объяснить грубо, для обывателя. Полимер представляет собой такую как бы дырявую структуру, через которую, собственно, и проникают жиры, кислород, углекислый газ и так далее. И для того чтобы этот полимер стал как фольга, ничего не пропускал, вот эти пространства надо чем-то забить. Мы берем так называемые нанофиллеры — очень мелкодисперсный такой порошок. И «вдалбливаем» его в полимер на специальном оборудовании. На выходе получаем пленку с максимально низкими показателями газопроницаемости и с максимальной устойчивостью к жирам.

— То есть, главная инновация — этот тот самый филлер, наполнитель?
— Да. Совершенно верно.

— А его вы придумали?
— Мы его не придумали. Его придумали до нас. Так вышло, что инновации в нефтехимии зарождаются в основном в Америке. «Законодатели мод» отрасли находятся там. Не знаю, почему так вышло. Видимо, у них получилось создать условия, в которых человеку лучше думается.

Кроме того, там у каждого изобретателя — множество потенциальных потребителей, огромное количество средних и мелких компаний, которые, в отличие от монстров-гигантов, готовы быстро внедрять новинки. Это как кот и слон. Коту пнешь под зад — он тут же быстро-быстро побежит. А слона попробуй пни. Там еще дотянуться надо.

Потому изобретателям нужны такие вот мелкие коты. И в Америке их много: за каждым углом сидит ремесленник и что-то делает. У нас, к сожалению, не так.

В общем, мы взяли иностранную разработку. Но планировали дальше ее развивать. По проекту здесь должны были стоять большие мельницы, в которых мы бы сырье доводили до определенной дисперсности, в этих же мельницах вдалбливали в полимеры, а потом дальше еще там экструзия и прочее, прочее.

Мы это не смогли профинансировать. На это денег уже не было. Жаль. Это наука более высокого класса. Но, повторюсь, государство не готово вкладываться в «длинные проекты».

— Проект вы запускали совместно с Роснано…
— Да. Они нам дали очень дорогие деньги. Подход у них такой: вошел в бизнес — тут же выскакивай. Но так ведь не должен работать стартапер, призванный создавать новые отрасли, рынки. Никто не думает о том, что надо рынок развить, надо его сформировать, надо компании раскачать, надо обучить персонал, в конце концов.

— Работают, как обычный банк?
— Как инвестиционный фонд. Единственная разница в том, что они специализируются на развитии нанотехнологических проектов. Они нам дали 500 млн. Взамен взяли 48% в компании. А я стал мажоритарным акционером.

— И завод вы построили на эти деньги?
— Нет, конечно. Я вложил очень много денег своих. Огромное количество денег.

А здесь готовят краску, которая станет рисунками на упаковочной пленке. Цвета тоже смешивают роботы. Они запоминают, в какую именно бочку какую именно краску залили. Присваивают ей номер и место на полке, чтобы в следующий раз долить нужный цвет в нужную тару.

— Как будете отдавать государству его деньги? Они же чего-то ждут от вас.
— Их интерес — в продаже своего пакета акций. В выходе из бизнеса.

— А вы рассчитывали на то, что будет дополнительное финансирование? Думали, что будете вместе продолжать, развивать производство дальше?
— Я рассчитывал на больший объем инвестиций в науку и на более фундаментальное развитие этого направления, на поддержку с точки зрения налогообложения, каких-то дополнительных протекционных санкций против наших западных конкурентов.

Типографские станки закатывают краску на ленту: каждый цвет по очереди. Люди, контролирующие работу механизмов, сверяют результат с образцами цветов, которые предоставил заказчик.

— Ну коль скоро ваш акционер — государство, оно в этом должно быть заинтересовано.
— Ну конечно! И все партнеры Роснано ожидают такого лоббирования со стороны государства.

— У вас был план построить в России еще несколько таких же заводов. Так?
— Не везде. И не сразу. Задача была — развив предприятие здесь, использовать его как научную базу. Создать материалы, которые можно тиражировать. И тогда уже определенные виды производства выделять и ставить в других географических точках — поближе к потребителю. В том числе начинать экспансию за рубеж.

— И что теперь? План провалился?
— Ну, скажем так, весь этот план стоит не три копейки. Нужны абсолютно другие деньги, абсолютно другая поддержка со стороны государства. И совсем другой подход нашего партнера. Дело, как всегда, очень хорошее, очень правильно задуманное. Но изначально, видимо, мы не до конца отдавали себе отчет в том, где мы находимся и где находится наша страна по отношению к миру. Технологически, инфраструктурно, с точки зрения потребителей — и так далее. Потому что в отрыве от страны — вот просто взяв нанотехнологию и создав продукт, ничего не добьешься. Кто покупать-то будет? Кому это надо? Кто в этом заинтересован?
Оказалось, что на сегодняшний день местных компаний, заинтересованных в покупке нашей продукции, очень мало. Просто мизерное количество. А основной рынок у нас держат мультинациональные, транснациональные компании.

— То есть экспансию вы свернули, потому что сбыта нет…
— Не только. Свернул, потому что в стране должны появиться длинные дешевые деньги и льготы по налогам для российских предприятий, готовых развиваться. Это я уже не о себе даже. Моим потребителям ведь нужно так же расти в техническом плане. Они ведь в тех же условиях: купил станочек какой-нибудь и сиди жди, когда он отработает или не отработает вложенные средства. Многие бизнесмены устают от этого: от постоянного стресса, риска, от давления банковских процентов, налоговых проверок и т.д.

— Но вы же работаете с мультинациональными компаниями. Почему вы так остро нуждаетесь в заказах от российского производителя, если уже поставляете свою продукцию мировым гигантам? Неужели объемов не хватает?
— Дело не в объемах, а в гарантиях стабильности. У любой международной компании есть историческая родина. И она всегда будет помогать своему, местному производителю — нашему конкуренту. Это нас они отжимают: снижают цены по максимуму. А своему родному контрагенту готовы отдавать заказы и платить за них на 30–40% больше, чем нам. Почему? Потому что он — свой. Потому что это инвестиции в экономику родной страны. И это правильно. Деньги — в семью.

— У вас были все шансы стать предпринимателем-флагманом, который показательно при помощи Роснано сделал высокотехнологический продукт. Почему вас не подняли на знамена?
— А почему Тимур Горяев продал «Калину» и уехал? Может, потому, что никто к нему оттуда сверху не пришел и не сказал: «Тимур, давай-ка твою «Калину» в масштабах страны построим. Вот что тебе для этого надо?»

Ядро завода — его склад. Он расположен аккурат посередине всех производственных помещений. Продукция в разной степени готовности неоднократно грузится на эти палеты и возвращается с них — но уже в другой цех.

— Ваш завод открывал Дмитрий Медведев, а проект рос под покровительством Анатолия Чубайса…
— Так у Анатолия Борисовича много таких, как я. Он человек глобальный. Глобально-стратегический. Он-то мыслит не конкретным предприятием, а в целом отраслью. Не могу за него отвечать. Ему виднее.

— Но ему же надо отчитываться! «Мы построили 25 предприятий в этом году. Вот таких классных. Посмотрите: «Уралпластик», например».
— А дальше что делать с этим «Уралпластиком»? Понимаете, дело в том, что, если «Уралпластик» доводить до ума, надо дальше двигаться. Надо искать какие-то резервы, ресурсы, чтобы предприятие имело возможность накопить жир, развиться, в науку как положено вложиться. Это всё фундаментальные достаточно вещи. Не бывает с нуля — раз и как хотелось.

В финале процесса ленты пластиковой пленки нарезают и склеивают — под потребности каждого заказчика. Тот, кому нужны рулоны, получает рулоны. Тем, кто заказал готовые пакеты, отправляют готовые пакеты.

— Значит, скоро в Лондон?
— Что я буду делать в этом вашем Лондоне?

— А здесь что?
— Мы сейчас развиваем другое направление. Недавно построили завод вспененных материалов в Калуге. Это шумо-, теплоизоляция, упаковка различная. Мы упаковываем LG, Samsung, Hewlett-Packard, наш материал идет на конвейер Volkswagen.

— На свои деньги построили?
— Нет, совместно с венчурным фондом ВТБ. Они — понятные партнеры. Вложили деньги, получили контрольный пакет в компании.

— Но ВТБ-то уж точно — обычный банк.
— Не банк, а фонд прямых инвестиций. Он не занимается лоббированием на государственном уровне. И я от него этого и не жду.

— И что вас не устраивает?
— А меня разве что-то не устраивает? Все меня устраивает.