Владислав Ковалев: Преподаватель Медакадемии не могла унести бочки с эмбрионами

Несколько дней назад в лесу под Невьянском были найдены четыре 50-литровых пластиковых канистры, в которых находились 248 эмбрионов. Примерный возраст — 22–26-я недели беременности. Сотрудники полиции выдвинули несколько версий того, каким образом они могли там оказаться. Согласно одной из них, плоды использовались для научных исследований, а затем их просто выбросили. Корреспондент Портала 66.ru решил разобраться, кто, где и зачем проводит исследования биоматериалов в Екатеринбурге и насколько реальна версия полиции, согласно которой от плодов таким образом могла избавиться сотрудница Уральской медицинской академии. Для этого мы обратились к человеку, который знает все об исследованиях эмбрионов, — директору ФГУ «НИИ ОММ Росмедтехнологий», профессору, доктору медицинских наук Владиславу Ковалеву.

— Сейчас полиция проверяет версию о том, что найденные под Невьянском плоды использовались для научных исследований. Началась проверка в Медицинской академии. В частности, под подозрение попала некая сотрудница, которая была уволена и, уходя, якобы забрала с собой часть биоматериала…
— Я не могу поверить в то, что женщина могла унести четыре бочки с плодами. В таком объеме это невозможно. Это какая-то фантастика. Конечно, в мире науки бывает всякое. Ученые — люди неоднозначные. То, что произошло, серьезное нарушение этических норм. Я не думаю, что врач, научный сотрудник, сотрудник Уральской государственной медицинской академии мог просто взять и вывезти биоматериал. Биологические материалы могли быть переданы на кафедру, но не лично сотруднику. Кафедра нормальной анатомии — хорошая кафедра, которая обладает очень серьезной базой. В стеклянных колбах там хранятся эмбрионы и другие ткани. Между прочим, там и трупы хранятся. Все это необходимо для учебного процесса. Скорее всего, произошло какое-то недоразумение. Не исключено, что это мог сделать какой-то совершенно посторонний человек, чтобы избавиться от накопившегося и уже не используемого материала. Просто взял и выбросил. Скорее всего, он вообще никакого отношения к медицине не имеет. Какой-нибудь водитель или грузчик… Я не верю, что медицинский работник мог так поступить.

— Но если следовать этой версии, можно ли было содержать такой биоматериал в домашних условиях, вне кафедры нормальной анатомии Медицинской академии?
— Если плоды были погружены в формалин, то с ними ничего не произойдет. Но формалин — это вещество, обладающее сильным, неприятным запахом. Держать его в домашних условиях невозможно. Кроме того, препараты с различными анатомическими объектами должны быть упакованы в специальные герметичные емкости. Если не будет соблюдаться это условие, то вещество начнет испаряться.

«Во всех крупных больницах есть патоморфологические отделения: в Свердловской областной клинической больнице №1, в городской клинической больнице №40. У нас много лабораторий, которые имеют право заниматься исследованиями».

— Найденные плоды были обработаны формалином. Как это влияет на качество биоматериала при его дальнейшем исследовании?
— Это приводит к изменению материала, но если его не обработать, то он начинает гнить, разлагаться. Обработка не мешает тому, чтобы в дальнейшем исследовать плоды. Изменения, которые происходят с живыми биологическими тканями после консервации, совершенно нормальны. Это обычная практика. Это не мумификация. Можно исследовать биоматериал дальше.

— Где в Екатеринбурге могут проводиться исследования биоматериалов, в частности, плодов? Какие исследования проводятся у вас?
— Прямых исследований над эмбрионами, над плодами у нас не проводится, но у нас есть лицензия на патоморфологические исследования, которые включают в том числе и исследования, связанные с биоматериалами. Также в городе существует областное патолого-анатомическое бюро, где могут проводить исследования биоматериалов. Есть бюро судебно-медицинской экспертизы, которое тоже этим занимается, но только в криминальных случаях. Во всех крупных больницах есть патоморфологические отделения: в Свердловской областной клинической больнице №1, в городской клинической больнице №40. У нас много лабораторий, которые имеют право заниматься исследованиями. Раньше, насколько я знаю, в Екатеринбурге существовало распоряжение о том, чтобы все исследования биологических материалов (проще говоря, выкидышей и плацент) были централизованы в патоморфологической лаборатории 9-й больницы. Долгие годы в детской больнице №9 занимались этими исследованиями. У них накопился огромный материал. Не исключено, что у них есть отношения с кафедрой Медицинской академии и они берут там материал для своих научных исследований. На кафедре Медакадемии тоже такие исследования проводят.

«В Медакадемии должны были вернуть биоматериал туда, откуда они его забрали для исследований».

— Чтобы избавиться от ненужных материалов, больницы заключают договоры с компаниями, занимающимися утилизацией. Как в этом случае должны поступать в учебных учреждениях, где проводятся исследования на биоматериалах, и как поступаете вы?
— Мы тоже заключаем договор на утилизацию. У нас не только плоды, эмбрионы, у нас есть и операционный материал (когда удаляется орган). Утилизация происходит в соответствии с распоряжениями Роспотребнадзора. Материалы упаковываются в цветотару, потом передаются специальной организации, занимающейся утилизацией. У Медицинской академии самой по себе никаких медицинских отходов класса «Б» не возникает. У них нет клиники, они не проводят операции. Я думаю, что таких договоров у них просто нет. Их кафедры хирургии, акушерства и гинекологии находятся на базах больниц, где работают сотрудники Медакадемии. И у этих больниц точно есть договоры с организациями, которые занимаются утилизацией. В Медакадемии должны были вернуть биоматериал туда, откуда они его забрали для исследований. Например, если взяли из 9-й больницы, то должны были туда и вернуть. А больница, в соответствии со своим договором, должна была биоматериалы утилизировать. Вот и все.

— С какой целью исследуют плоды в нашем городе?
— У нас проводятся генетические исследования. Благодаря этим исследованиям мы начинаем понимать глубинные механизмы формирования заболеваний, которые возникают при беременности и затем сопровождают человека всю его жизнь. Генетика — это общебиологическая наука. В той части, в которой она касается акушерства, гинекологии, нам генетика интересна. Мы видим, что значительная часть проблем, возникающих при беременности, во время родов, связаны с генетическими проблемами. У нас сейчас большая часть научно-исследовательских работ, которые ведутся в институте. Их около 60, на 80% они проводятся с использованием генетических методов диагностики. И есть определенные результаты. Если мы занимаемся лечением женщин, страдающих привычным невынашиванием беременности, то они у нас, как правило, все обследуются на генетические изменения, полиморфизм генов. Выявив межгенные взаимоотношения, мы можем предотвратить влияние генетических изменений в течение беременности, и женщины вынашивают нормально. Также у нас проводятся генетические исследования в области вспомогательных и продуктивных технологий («дети из пробирок»).

«Женщина при поступлении подписывает согласие, в котором указано, что биологический материал, который будет получен, подвергнут исследованию. После этого ей выдается патоморфологическое заключение о том, какое заболевание вызвало гибель ребенка».

— Могли ли в Медакадемии проводить исследования плодов, чтобы использовать потом их результаты в коммерческих целях для создания омолаживающей косметики?
— Биоматериалы также исследуют и в области косметологии. Я знаю, что пытались делать экстракты из плаценты, но ни к чему хорошему это не привело. Здесь речь идет о стволовых клетках. Но к исследованиям в Медицинской академии это точно не имеет никакого отношения, потому что стволовые клетки — это живая ткань, которую можно сохранить и в дальнейшем развивать.

— Кто выдает разрешение на проведение таких исследований?
— Росздравнадзор. Такие научные исследования, безусловно, необходимы. Не всегда понятно, почему возникают те или иные осложнения при беременности, как регулируется течение беременности и как лечить осложнения, которые заканчиваются неблагоприятно и для матери, и для плода.

— Откуда вы берете биоматериалы для исследований?
— К нам поступают пациентки, мы их обследуем. Для генетических исследований в подавляющем большинстве случаев нужен соскоб с внутренней стороны щеки. Это тоже биологический материал. Если по каким-то причинам беременность перестает развиваться, плод погибает, беременность удаляется, и мы начинаем исследовать этот материал. Женщина при поступлении подписывает согласие, в котором указано, что биологический материал, который будет получен, подвергнут исследованию. После этого женщине выдается патоморфологическое заключение о том, какое заболевание вызвало гибель ребенка, какие изменения происходили в плаценте. На основании этого заключения она может строить дальнейшие планы о рождении детей.

«В нашем музее есть экспонат, где у плода одно туловище, но две головы. Такие пороки встречаются редко: один случай на 60 тысяч родов, один случай в год в Свердловской области».

— Сейчас в институте ведется исследование биоматериалов?
— Сейчас пора отпусков, клиники и институты закрыты. Исследования возобновятся в начале августа. Наши научные сотрудники используют материалы, полученные на базе института, также для написания своих научных работ. У нас проходит достаточно большое количество родов, бывают и выкидыши. Институт специализируется на оказании помощи при тяжелой патологии беременности и преждевременных родах. У нас рождаются дети с массой тела и 500 гр, иногда меньше. Объем биологического материала, который мы исследуем, достаточно большой: и пуповины, и плаценты, и плоды. Всего в лаборатории работают четыре патоморфолога, а также средний медицинский персонал. Это порядка десяти человек.

— У вас есть музей в отделении патоморфологии. Что необычного в этих биоматериалах?
— Мы показываем плоды с различными пороками развития студентам. В коллекции около сотни экспонатов. Например, сиамские близнецы — неразделившиеся плоды. Есть экспонат, где одно туловище, но две головы. Такие пороки встречаются редко: один случай на 60 тысяч родов, один случай в год в Свердловской области, 10-20 случаев по всей России. Исследования плодов нужны как раз для того, чтобы понять, почему это происходит.