Александр Высокинский: «Пока наши вопли про общественный транспорт не услышат в Москве — ничего не будет»

История с компенсациями за провоз льготников в общественном транспорте давно уже превратилась в сериал. При этом она то актуализируется, то как-то пропадает из новостных сводок. На этот раз городские власти напугали всех, сообщив, что, мол, после майских праздников общественный транспорт перестанет работать. Причина — у транспортников больше нет денег для выплаты зарплат.

— Мы с вами больше года назад общались про ситуацию с компенсациями за провоз льготников. Сейчас история вновь актуализировалась и вокруг нее разворачивается некая истерика. Вот, к примеру, транспортники попытались провести забастовку.
— Это же не истерика. Процесс идет туда, куда он, собственно, и должен идти. Это сугубо экономический закон. Ничего другого нет. В конце 2008 года всем стало понятно, что 1 января — это итоговая дата перехода на монетизацию, переносить ее никто не будет, потому что Свердловская область еще с какой-то там республикой осталась одна посреди большой страны. Все переболели в 2006–2007 годах, с 2009 года надо было переходить и нам. У нас кризис 2008-го. Что мы делаем?

— Можете не рассказывать. У нас задокументировано.
— Нет, это очень важно. Что мы делаем? Мы берем количество денег, которое выделили на дотации, делим на количество льготников — получаем сумму и говорим: граждане, вот вам деньги. Но они же не дураки — они до этого ездили по предъявлению пенсионного удостоверения сколько хотели, а потому быстро прикинули, что 275 рублей по 18 рублей — это всего лишь 20 поездок, и вышли — перекрыли движение у Дворца молодежи.

«Вокруг истории с компенсациями за проезд льготников нет никакой истерии. Просто ситуация зашла туда, куда и должна была зайти».

Естественно, муниципальная власть, учитывая, что это были законы сугубо федеральные, могла сказать: федерация решает — мы здесь ни при чем, это их полномочия. Но мы в стороне стоять не стали, сказали: давайте будем разрабатывать общую систему. Тогда по итогам митинга областной прокурор собирал совещание, а в полпредстве проводился антикризисный штаб. Вот, кстати, протоколы есть (показывает документ, — прим. ред.).

— Это такой стародавний протокол лежит на столе?
— Это копия. Мы же сейчас подняли все архивы.

— Видно, что работа по этому вопросу идет прямо сейчас.
— Конечно. И дальше мы говорим: хорошо, давайте будем по факту доплачивать. Мы раздали деньги всем, и по сути это стало не компенсацией за транспорт, а добавкой к пенсии. Те, кто не ездит, эти 275 рублей (сейчас 370 рублей) тратят на колбасу. Но в итоге часть денег до транспортников не доходит.

Почему в системе ЖКХ сегодня индивидуальная доплата за каждого по факту квартплаты, а в транспорте мы это сделать не можем? Мы говорим: давайте сейчас те долги, которые накопились, погасим — соглашение есть, протоколы есть, расчеты есть — и перейдем уже на новую систему. Но это же надо просто сесть, разобраться. А нам на сегодня говорят: права льготников же не ущемляются, поскольку они ездят сколько хотят. Я говорю: подождите-подождите, но вы переложили государственные функции на плечи муниципального предприятия, а у них просто нет денег тянуть их.

«Сейчас муниципальные транспортники решают государственные задачи за собственный счет. Это неправильно».

Вот и получается, что сегодня транспортники оказались в заложниках: мы им поручили, а компенсации за это никто не платит. Что им остается? У них же огромный коллектив, надо два раза в месяц зарплату выплатить, за дизель заплатить, за электричество рассчитаться, запчасти купить.

— Но ведь еще год назад вы вели активные переговоры с областными властями по этой теме.
— Я ей занимаюсь с 2010 года. Я вот это соглашение готовил вместе с вице-премьером Грединым, который был заместителем у Кокшарова. Потом, когда я к нему пришел уже как к председателю правительства, мы с ним эту тему разбирали, а в итоге подписали протокол в конце 2011 года, в нем четко было записано, что область будет платить. Но в 2012 году у нас поменялась власть, у нас появился новый премьер, хорошо, что это был Власов, который участвовал в подготовке всех этих соглашений. А потом я пришел уже к Паслеру. Получается, что я этот документ подписывал с Кокшаровым, работал с Грединым, потом с Власовым, сейчас с Паслером.

— Есть ощущение, что эти полтора миллиарда не получить уже.
— Почему? Я не думаю, что шансов на получение нет. Не нужно останавливаться, нужно коллег убеждать.

— Какой-то это не диалог совсем, вы им одно, они вам другое…
— Это как раз пример из серии, что мы сели играть в шахматы, обо всем договорились, а в какой-то определенный момент они доску переворачивают и драться лезут. Взяли и прислали проверку на все муниципальные предприятия: вышла прокуратура, полиция, их там все сейчас на уши ставят. Депутат у нас один тут есть, который, как в старом анекдоте, реальный и виртуальный, знаете, наверное, его, он убедил губернатора, что виртуально транспортники получают с рекламы 500 млн в год. Губернатор ему поверил. Я привел всех руководителей транспортных предприятий на рабочую группу к Терешкову, но тот не пришел.

«Область имеет возможность рассчитаться по долгам в мае. Или общественный транспорт остановится».

— Если транспортники перестанут работать — недельная забастовка: до тех пор пока Куйвашев не вернет нам денег (не важно — Паслер, Гредин, Власов, Кокшаров) — мы не будем ездить или будем ездить с плакатами.
— Для того чтобы что-то началось, нужен толчок. Сейчас жилищно-коммунальное хозяйство Челябинской области перетряхивают, потому что бабушка позвонила президенту. И пока наши вопли в Москве не услышат — тоже ничего не будет.

— Истерика.
— Это не истерика.

— Истерика побеждает всё.
— Нет. Сегодня главной, как мне кажется, проблемой является то, что органы, которые приходят проверять любого чиновника, любого бюрократа, у него спрашивают: покажи, где в законе написано, что это можно. А теоретически, для того чтобы развивать весь наш колхоз, нужно действовать по принципу: покажи, где написано, что это нельзя. Поэтому любой чиновник сидит и говорит: слушай, моя личная зарплата не зависит от того, будет технопарк, не будет, пойдет проект, не пойдет, но если я его разовью — придет прокурор и спросит: покажи в законе, где это можно. И я буду за благое дело отвечать. В законе не написано, что можно, а потому пусть идет как идет. Вот и все. Это не истерика. Это плохо отлаженная управленческая машина.

«МОАП закрывал дыры в бюджете за счет кредитов, но лимит муниципального банка не безграничен, а потому там больше занимать нельзя. Другие же банки тоже не дают в долг».

— То есть действительно может быть, что в мае не будете зарплаты платить?
— У муниципальных транспортников был демпфер — они брали кредиты, а сейчас муниципальный банк, поскольку он относительно небольшой, больше 200 млн на одного кредитозаемщика выдать не может. Этот лимит они уже выбрали.

— Значит, да. Получается, что в мае остановка транспорта неминуема.
— Почему неминуема?

— Область же не рассчитается. Будем реалистами.
— Это реально. Реально в мае и рассчитаться, и получить остановку.

— Бюджет же дырявый.
— Ну слушайте, есть масса различных механизмов. Начиная от гарантий и заканчивая какими-то понятными решениями подписанными, с которыми можно приходить уже в крупные банки. В области действительно с деньгами тяжело. Мы понимаем, что минфин в непростом состоянии. Но нельзя не принимать решений. Принятое решение всегда лучше, чем решение непринятое. Для управленца это как в анекдоте со страусом: птицу не пугать — пол бетонный. У нас пол всегда бетонный. Как только управленец пытается засунуть башку в песок — там сто пудов бетон.