 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
Болгарский Смолян близ горнолыжного курорта Пампорово.
Этнические мотивы в архитектуре нет-нет да разбавляются советскими монументальными рудиментами.
Жизнь в межсезонье течет с какой-то чеховской меланхолией.
Из-под сводов драматического театра выходит элегантный седовласый джентльмен в сопровождении ничуть не менее элегантной спутницы.
— Кирилл.
— Ольга.
— Кирилл.
— Сева.
Ловлю себя на первом диссонансе: «Ну не могу я к кавалеру ордена Британской империи так».
Всеволод Борисович родился в Ленинграде, был моряком, играл джаз, руководил ансамблем, эмигрировал, вел радиопередачи, писал книги, снимался в кино про Джеймса Бонда, а на пенсии уехал в зеленую и мирную Болгарию. Чья расслабленная атмосфера способствует располагающей беседе, что вылилась в самый массивный текст в моей карьере.
Резать и сокращать который я не считаю нужным и правым. Во-первых, из уважения к классику. Во-вторых, потому что каждый описанный эпизод из жизни БибиСевы (безусловно) интересен, а с оглядкой на контекст — по-своему важен.
Пойму тех, кто не осилит. Буду признателен за обратное.
Оглавление
Изнанка и внутренняя кухня Би-би-си
Эмиграция
— Не знаю, как это видят из Болгарии, Великобритании, но в России… неспокойно: блокируются все мало-мальски значимые независимые медиа, соцсети. Молодые специалисты массово едут за границу. И я хочу понять: это похоже на то, что было в СССР во времена холодной войны, или мы на каком-то новом витке?
— Похоже только в том смысле, что принцип один и тот же: тогда давили, сейчас давят. Но тогда свободомыслящий состав населения был очень маленький. То есть какие-то джазовые музыканты, какие-то поэты, а основная масса народа держалась блока коммунистов и беспартийных.
Может быть, были недовольные, но их протест был умственно не оформлен — не знали, против чего они протестуют. В общем, в основной своей массе советский народ был един. А уезжавшие — отщепенцы вроде нас, на которых, конечно, смотрели косо.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Ленинград |
Кроме того, был ряд процедур, который позволял обозначить рамки их существования. Всем отъезжавшим по израильской визе (а других, собственно говоря, вариантов и не было) обязательно пропускали через профсоюзное собрание, где их бичевали. А потом были всякие мелкие уловки, на одну из которых я попался. Нужна была справка от родителей или родственников о том, что они не имеют к отъезжающему материальных претензий. Ну, в общем, логично: вдруг набрал долгов, а сам уедет. А мой отец… Ну, он не «сталинский сокол», но он прожил все эти 30-е, 40-е годы, страх у него, конечно, сидел в системе.
Кроме того, для него очень важно было понимание и одобрение ветеранов. У них был ветеранский кружок в домоуправлении, они там встречались, бряцали орденами, вспоминали… И вдруг этому коллективу, который жизнь свою готов был положить за сохранение Советского Союза, говорят, что из 64-й квартиры у Бориса Иосифовича сын в Израиль уезжает! Конечно, для отца это было совершенно невозможно. И он не мог поставить подпись по одной причине: в этой дьявольской системе подпись его заверял домоуправ. А, естественно, домоуправ всем раззвонит. И вот на это отец пойти не мог.
Создалась патовая ситуация, когда, с одной стороны, я уже засвечен как отъезжающий и меня потихонечку обкладывают со всех сторон… А тогда было негласное постановление: если у отъезжающих есть какие-то серьезные грехи перед законом, их можно посадить, сажайте. Ну если нет, то нет.
И так продолжалось месяца три или четыре, я ничего не мог делать, на отца не мог давить, он тем временем стал нервничать, у него на нервной почве какие-то проблемы с кровеносной системой, еще чего-то, короче, он похудел на 16 килограммов, попал в больницу, и выхода никакого не было.
Был на счастье приятель мой, бас-гитарист Иосиф Хорошанский, который тоже целил на отъезд, он был пробивной парень, который знал, что делать в любой ситуации. Он пошел прямо к домоуправу и говорит:
«Что вам надо, чтобы заверили подпись?»
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Блат |
Она говорит: конфеты «Птичье молоко», еще чего-то там, еще чего-то… Коньяк дорогой… Но это все уже было решаемо, хотя «Птичье молоко» в магазинах не продавалось. Надо было найти какие-то валютные ходы, доллары запрещенные купить…
А за покупку долларов в размере, по-моему, от двухсот и выше давали восемь лет. Приятель мой, Эдик Мазур, художник, немножко так промышлял на левой стороне, это позволяло ему покупать пластинки джазовые, которые он любил. Ему устроили провокацию: из Москвы якобы отъезжающий еврейский интеллигент профессорского типа заказал ему $200, встреча была на вокзале, Эдик пришел с долларами, откуда не пойми выскочили крутые молодцы, Эдика повязали с наличными на руках… Он загремел на восемь лет, в лагере заболел раком желудка и при выходе оттуда сразу умер. Был молодой, веселый, обаятельный человек…
Ну да такой вот у нас бэкграунд.
— Тогда уезжала в основном творческая интеллигенция?
— Ну, мигрировали те, кто мог уехать. Были и простые люди. Я когда оказался уже в Риме, у нас соседями была пожилая чета. Она — русская Галина Ивановна такая, в общем, комсомолка 1930-х, а муж ее — еврей, по профессии штукатур.
Еврей-штукатур, бывают такие.
Он здоровый был мужик, мог штукатурить целый день, не уставая. И поскольку он брал мало, на него тут же вышла местная строительная мафия. Ему предложили работу, увезли куда-то там под Неаполь, и он им там штукатурил… Но он Галине Ивановне забыл сказать!
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Неаполь, Италия |
Она считала, его уже убили, где-то в подвале держат, обратилась ко мне, и я в течение двух недель расклеивал листовки с его портретом в окрестных городах. Пока она наконец в одно солнечное воскресное утро не прибежала к нам в квартиру и трясущимися губами (ее движения были нескоординированными, как у младенца) сказала мне: «Сема! [его Семой звали] Сема, Сема, Сема вернулся!» И появился этот Сема, я говорю: «Вы знаете, я вас искал повсюду». Он ответил мне в классическом таком русском, южно-русском варианте:
«Да шо! Я работал!»
— Сегодняшней эмиграции чуть проще, есть накопления какие-то, можно квартиру продать, вы же уезжали с одним чемоданом, наверное?
— А чемоданов было одиннадцать!
— Одиннадцать?!
— Да. Это были фибровые стандартные чемоданы, которые сами по себе весили мало, но есть объяснение этому. Нам разрешалось из жизненных сбережений обменять на доллары всего по 180 единиц на нос. Но тогда ходили списки по таможенному уложению, что можно вывезти беспошлинно отъезжающим гражданам. Там был стандартный набор:
- фотоаппарат «Зенит» — один,
- фотоувеличитель на человека один,
ну и так далее, какие-то простыни. Всем этим барахлом, купленным по списку для отъезжающих, мы набили эти одиннадцать фибровых чемоданов.
Нам, конечно, на прощание родная советская власть устроила небольшую головную боль, потому что чемоданы в последний момент на досмотре задержали, самолет уже улетал… Мы улетели, и черт с ним!
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Простой советский чемодан |
И, конечно, заключительный аккорд во всем этом: нас лишали гражданства. Но лишали не просто так: за отказ от советского паспорта надо было заплатить пятьсот рублей на человека. Это 4,5 месяца зарплаты инженера на каждого.
Ну хорошо, у нас была кооперативная квартира, родители еще подкинули, мы как-то рассчитались со всеми этими долгами советской власти. А до нас еще брали за образование — это уже потом Косыгин отменил, как раз году в 1974-м. А Лео Фейгин, мой приятель на Би-би-си, Алексей Леонидов в эфире, вот он еще за образование платил, там какие-то невероятные суммы были, 22 тысячи, не пятьсот наши. И собирали отъезжавшим всем миром, буквально всей какой-то интеллигентской общиной.
Но при всем при этом, при всей безнадежности этой ситуации, в этом была некая романтическая окраска: люди уезжали в совершенно неведомый мир, из которого, по теории вероятности, они никогда не вернутся.
Но, в общем, это было приключение.
— А у вас было ощущение, что вы не вернетесь? Что билет в один конец?
— Конечно, конечно! Мы прощались с мамой, с папой навсегда. И никакой видеосвязи не было, и ясно было, что не увидимся. Почта ходила, правда, обыкновенная, но из Италии письма шли недели две или три. Ну, мы ухитрялись как-то, посылки даже посылали, они проходили, потому что ничего запрещенного не было. Но ясно было, что с «девушкою я прощаюсь навсегда», как поется в песне.
И только потом, потом уже выяснилось, что не навсегда. В самом начале 1990-х, когда границы открыли, мама два раза приезжала, и отец приезжал.
— Это ж как должно было быть плохо, что уезжали в один конец, разрывая все связи?
— Ну, во-первых, было плохо. Во-вторых, была надежда на некое приключение. Понятно было, что за границей стилистика жизни иная. Я к эмиграции был более-менее подготовлен, потому что английский у меня уже был рабочий, я успел поработать даже переводчиком в «Интуристе», учился на курсах там всю зиму. В общем, с английским у меня проблем не было, это и позволило мне попасть потом на Би-би-си из Италии.
— А почему именно Би-би-си? Была такая цель?
— Никакой цели! Вообще, мы ехали не куда, а откуда.
Я был женат на татарке в тот момент, сын у меня татарин. Естественно, в Израиль я, русской матерью воспитанный, по галахе не прохожу. Из еврейского у меня — только физиономия да фамилия.
Поэтому на первом собеседовании с ХИАСом, с представительницей, женщиной, похожей на орла, мы сражались долго и в конце концов отказались ехать в Израиль. Тогда нас из ХИАСа перекинули в агентство International rescue, Международный комитет спасения, которое до сих существует, только помогает сейчас пуштунам каким-то из Афганистана. Вот они нас на мелкое пособие посадили и стали нас целить на Канаду. Я должен был ехать в Эдмонтон, но я заявил свою профессию как штурман, потому что саксофонист кому нужен? Но выяснилось, что в Эдмонтоне нет моря ни туда, ни сюда на полторы тысячи километров, ну, может, там по реке я плавал бы на каком-нибудь речном теплоходике…
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Эдмонтон, Канада |
Но появился совершенно случайно у нас в дверях господин с южным загаром в светлом пальто, это был Алексей Леонидов, он на Би-би-си уже работал тогда из Израиля и приехал маму свою повидать. Старший брат — легендарная личность, Фима Фейгин, первый советский культурист, который приехал в Америку, сразу же себе оборудовал спортивный зал, выбрал себе очень правильное направление в спорте: он занимался с людьми старше шестидесяти. То есть стареющие эти американцы приходили к нему качаться, поскольку он сам был уже в приличном возрасте.
И вот мама Фейгиных, тоже спортсменка 1930–1940-х, видная женщина, с блестящим характером и оптимизмом, ехала к Фиме. А Ленечка приехал с мамой встретиться. И поскольку мама жила в том же доме, что и мы, он ошибся дверью и зашел к нам в квартиру.
[супруга Севы, Ольга Шестакова]: — Так он тогда ошибся дверью? Я даже этого не знала…
— Ну да, там был подъезд, где надо было маму искать. А мама все равно у нас каждый день бывала, потому что она с моим сыном играла в «дурака» и искусно ему поддавалась. И Ленечка мне сказал сразу:
— Что ты тут делаешь?
— Да вот, — говорю, — в Канаду едем.
— Давай к нам!
— Куда «к нам»?
— На Би-би-си!
Но я засомневался. Потому что политики чурался, во-первых. Это небезопасно. Во-вторых, мне неинтересно. А в-третьих, стилистически это было ниже нас: мы там джаз играли, интересовались западной культурой, разговоры всякие умные вели, а тут какая-то советская власть появилась, или антисоветская…
Но Галочка, практическая женщина, татарский такой милиционер по характеру, сказала: «Давай-давай, собирайся, поезжай, сдавай экзамены».
И я поехал в Рим, сдал экзамены, там ничего блестящего, но прошел. После этого прислали человека на собеседование, одного из редакторов, потом еще что-то, потом меня проверяли месяца два, потому что тогда еще смотрели, член КПСС или нет, в КГБ состоял, не состоял… И поскольку я не состоял и не был, мне прислали рабочий контракт.
И тут началось самое интересное.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Рим, Италия |
«Settimana la prossima» («Приходи на следующей неделе»)
— Чтобы пересечь итальянскую и английскую границы, нужен какой-то документ. А у нас никакого документа нет, была только советская выездная виза. Как в песне «One way ticket to the blues». И надо было ходить, получать этот паспорт от итальянцев в полицейское управление, это управление называется квестура. Квестура существовала еще при Юлии Цезаре. Только тогда квесторов было четыре, он их количество довел до сорока, это общественные следователи («квест» — расследование).
Но к моменту моего появления квестура занимала целый большой квартал в Риме, здание было со стенами толщиной в пять метров, с чугунными решетками, с автоматчиками, со всеми делами. И там сидела непробиваемая итальянская бюрократия: какие-то люди, которые уже в пятом или в шестом поколении служат в квестуре. Когда я пришел заполнять бумаги, высидел четыре часа очереди, попал на чиновника, ну слава богу! У меня были начатки итальянского, триста слов каких-то я знал, потому что он по-английски не в дугу.
И он говорит, имя там, адрессо. А мы жили на улице Умберто Каньи, это такой итальянский адмирал, который прославился исследованиями Арктики. Как он попал в Арктику, я не знаю, ну короче, он из Арктики живой вернулся, потеряв половину экспедиции, и был страшно знаменит, в разных городах назвали улицы его именем.
И мужик мне говорит: «И я тоже живу на Умберто Каньи!» Ну, соответственно, в другом городе. А дом какой? Я говорю: «21, ventuno», он говорит: «И у меня ventuno». Поговорили, расстались, и он мне сказал сакраментальную фразу, которая меня потом преследовала целый год: «settimana la prossima», то есть «Приходи на следующей неделе».
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Questura |
Я приехал к Галочке, сказал, что на следующей неделе все решится. Но приехал на следующей неделе, высидел четыре часа. Там огромный холл, где сидят эти бумагомараки, их человек сто, соответственно, ты попадаешь к кому-то другому. И все, мое дело исчезло, с концами, я ездил из недели в неделю, мне говорили «settimana la prossima».
Оттуда вырваться было возможно лет через пятьдесят, потому что непробиваемая итальянская демократия. Даже если бы мне премьер-министр стал помогать и искать мое дело, его бы не нашли, как в конце концов и выяснилось. Потому что когда я…
Я от нечего делать в очереди познакомился с американским пастором, который пришел выправлять визу временную для своей домработницы. Мы с ним разговорились: «А, русский, интересно!» У меня, говорит, есть религиозные научно-популярные фильмы с выводом в религию, дублированные уже на русский. Давайте, говорит, вашим эмигрантам показывать, все равно им делать нечего, они там на почте толкутся по ночам. Я говорю, ну давайте.
Так появилась у нас христианская миссия.
Я неверующий, ну такой, агностик, и начали мы эти фильмы показывать. Первый фильм я помню до сих пор: он посвящен был красному кровяному тельцу, эритроциту.
Эритроцит и Творец
— Эритроцит, как известно, переносит кислород и, попадая в легкие, за одну десятую секунды этот кислород хватает и по артериям ведет до самых капилляров, отдает этот кислород где надо и возвращается назад по венозной системе.
Но тут, конечно, надо упомянуть, что по артериям гонит все сердце, а по венозной системе сердце уже не работает, потому что за капиллярами уже запорожье — пороги уже прошли, и вены сами откачивают кровь назад.
Короче, математически рассуждая, красное кровяное тельце должно иметь максимальную поверхность, из математики известно: это двойной тороид, вроде бублика, но без дырки. И когда удалось наконец рассмотреть в сверхсильный микроскоп кровяное тельце, оно оказалось именно такой формы.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Эритроцит. Имеет признаки дизайна |
И пастор, Джоэль его звали, говорит: «С моей точки зрения, это явный как бы признак дизайна. Ну а если есть дизайн, может, и дизайнер есть, создатель…» Потом он толкал всякие там библейские свои речи, а я ему переводил. Он меня называл «интераптор» вместо interpreter.
— И это все в очереди за документами в итальянской квестуре?
— Ну да, но это длилось год.
Поэтому я в миссионерскую деятельность встрял, пастор стал давать литературу, потому что в Америке очень много того, что презрительно стали называть креационизмом, сейчас — «intelligent design». Очень много ученых американских, которые писали книги на эту тему, геологи там, космологи, физики… Ну, я эти книжки читал и проникался логически, тем, что дизайнер наверняка где-то присутствует.
Ну и потом я Джоэлю говорю: «Ну все, давай, я все понял, давай ты меня покрести», и он меня крестил по иорданскому обряду, в купели, с погружением, в белом хитоне, в центре Рима у них там протестантская церковь с мраморной купелью, вода подогретая…
— … А Би-би-си вас в это время ждут в Англии?
— Ждут и пишут письма.
— … А у вас уже миссионерская деятельность.
— Да. По-английски есть такой титул, фрейлина in waiting, то есть ждущая дама. Я им всегда подписывался: gentleman in waiting.
Короче, после крещения еду я опять в квестуру, высиживаю четыре часа и попадаю к тому же мужику больше года спустя. Он на меня смотрит рыбьим глазом, по списку пальчиком водит, ответа нет, говорит «settimana la prossima».
Потом в глазу загорелся огонек, он вспомнил, говорит: «Улица Умберто Каньи!» Я говорю: «Си, сеньор». Он говорит: «Porca madonna!» Короче, выругался грязно католическим ругательством, полез в ящик, где была спрятана единственная папка.
Моя.
Он ее туда бросил и забыл.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Умберто Каньи, 21 |
— Итальянцы!..
— Он написал мне «urgente», срочно, и через десять дней мы уехали в Лондон.
— А что это была за бумага? То есть вам паспорт дали итальянский?
— Нет, она называлась «titolo di viaggio», титул для путешествий, временный паспорт для пересечения границы, имевший однократное действие. Но он дал мне возможность сдать его в Англии и получить так называемую «простынь». Такой документ, который складывался восемь раз: огромный лист, сначала пополам, потом в четыре, в восемь раз…
Когда мы приезжали на границу, «простынь» открывали — она занимала квадратный метр какой-то. Мне дали вот такую бумагу до получения паспорта, который мне пришлось ждать еще семь лет. Потому что у англичан есть своя градация: сначала дают тебе разрешение на временное жительство, потом на постоянное, после постоянного через три или там четыре года ты имеешь право подавать на паспорт и так далее…
В общем, все кончилось хорошо, но были приключения по пути.
— За которыми вы, собственно, и ехали?
— Да, да. И я оставался оптимистом, потому что было подчас просто нелегко, но как-то все складывалось.
Про British Broadcast Corporation*
* возможно, признана кем-то в РФ
— Что в Италии и в Англии после Советского Союза поразило больше всего?
— Италия — идеальный перевалочный пункт для советского эмигранта. Потому что в Италии бюрократическая система соседствует или сожительствует с неким таким бардаком на низком уровне: то есть закон есть, но по мелочам его не соблюдают. Например, там есть у них главная улица Via Veneto у памятника их королю Эммануэлю II, огромная мраморная такая фигня до небес, которую называют пишущей машинкой.
Там с пяти сторон сходится транспорт, и никаким светофором это не разрулить. Поэтому на постаменте там всегда стоит полицейский в белом пробковом шлеме, в белых крагах типа Альберто Сорди, актера, и артистически показывает, кому куда ехать. Только так можно разрулить транспорт. И вдруг к этому перекрестку из пяти потоков подъезжает мятый жигуленок, ну cinquecento, пятисотый Fiat, драный, битый. И там сидит такой лихой мужик, который подъехал, и как только этот Альберто Сорди поднял палочку, мужик, огибая всех, просвистел и исчез.
Этот полицейский снимает одну крагу, другую, сует под мышку, палку туда же, останавливает весь транспорт и аплодирует. То есть там человеческое не уничтожено до конца.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Via Veneto, Roma |
— А в Англии?
— В Англии наоборот. Но Англия, которую я застал, была еще такой, ну… тургеневской, наивной: граждане документов не имели, но сейчас они, собственно говоря, их тоже не имеют, но сейчас нужен паспорт хотя бы для путешествий, а тогда путешествовали мало, и поэтому человек мог прожить всю жизнь без документов. Я мог прийти в любой банк, ничего не предъявляя, заявить, что моя фамилия Пупкин или Петькин, ничего не предъявляя, открыть банковский счет, во многих банках по нескольку раз.
Некоторые, например, так делали.
Известный был такой актер, комедиант, который в сорока банках открыл счета на разные фамилии. Поскольку он зарабатывал много, у него в разных банках на разных счетах лежало два или четыре миллиона. Потом налоговая его вычислила, нашла, и ему пришлось чуть ли не в тюрьму садиться, но я говорю о том, что просто твое слово абсолютно принималось по лицевой стоимости. Там были и положительные, и отрицательные моменты.
Но на Би-би-си меня постоянно не взяли, потому что никого постоянно не брали, брали с испытательным сроком на три месяца. У Би-би-си есть свой пунктик: они когда принимают человека на работу постоянно, этого человека уже не уничтожить, не уволить, ничего. Надо под него подгонять дисциплинарную базу, какие-то перестановки делать по личному составу, чтобы уволить по сокращению, при этом ему платить какие-то отступные. У нас вот коллеги уходили, кто постарше, так получали по 50 тысяч, по 80 отступных… Вполне можно было на эти деньги какой-то бизнес открыть.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Штаб-квартира Би-би-си, Broadcasting House |
Первое время я был полностью бесправный, жил у знакомой польки, снимали комнату в Кенсингтоне. Оттуда ходил на Би-би-си 15-й автобус. Англичане, конечно, водили автобусы, но неохотно, потому что работа непрестижная, денег немного, и водительского персонала не хватало. Поэтому в 1956 году еще управление автобусов бросило клич, а правительство пошло навстречу, и с Карибских островов приехала куча народу на постоянное место жительства, и их всех устроили шоферами, водителями.
Почему с Карибских островов? Потому что они — члены Содружества, юридически легче было их оформлять, у них паспорт похож на английский даже, но не английский. И отсюда пошли все эти негритянские реггей-группы, карнавал в Кенсингтоне, потому что они все там поселились. А эти ребята обожают общество друг друга, и на конечной станции они садятся и забивают «козла», потом спохватываются: «Ёклмн! Расписание-то давно прошло» — и ехали друг за другом, пять автобусов. А мне же на работу надо, я же на испытательном периоде, мне их карибские штучки ни к чему.
Так я опоздал пару раз, в результате понял, что это не выход, мне нужно было купить велосипед. Но денег нет катастрофически просто, я пошел на Портобелло маркет, это барахолка такая, где был сектор велосипедов (все как один краденые). Даже был такой вид промышленности: ездили автобусы по городу, и если велосипед плохо припаркован или на тоненьком кабеле стоит, они ножничками перерезали этими железными, и в автобус его и на Портобелло. Там концов не найдешь, потому что номер рамы, ну кто там вообще будет искать…
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Лондонский автобус |
Я купил себе велосипед за какие-то там смешные деньги, за 16 фунтов, что ли… Но у него все было разрегулировано, тормоза не как у нас, во втулке, а такие, кантилеверные. И мне приходилось ехать через очень густые потоки транспорта, а самый густой — это Гайд-парк корнер, где круг, а в него сходятся Пикадилли, от Виктории, сверху с севера пять или шесть потоков, и мне нужно было перестраиваться в этом транспорте.
Естественно, нервничаешь: вдруг на тебя наедут. Я как-то левой рукой показывал, что маневрирую, а правой на нервной почве нажал на тормоз, видимо, слишком сильно…
Заклинил колесо этот тормоз, а есть у велосипеда вместе со мной инерция, поэтому велосипед перевернулся. Несмотря на это, на работу доехал, и началась моя велосипедная в Лондоне эпопея. Двадцать два велосипеда я сменил.
И почти все были украдены.
— Как в Барселоне.
— Да, да. Ну потом я уже купил себе такую U-образную дугу из титана, которую, конечно, перепилить можно, но там нужно работать полчаса, и уже воры на это дело не идут.
— Не ведутся, да. А на Би-би-си вас брали на конкретную должность?
— Нет! На Би-би-си ничего никому не гарантируют, не обещают. «All rounders» они все назывались, или программные ассистенты. И была так называемая rota, то есть рабочее расписание. Rota потому, что все делалось по ротации: сегодня ты сидишь и говоришь в микрофон: «Говорит Лондон. Передаем…» Потом ты новостник, потом ты переводчик, потом там еще какие-то есть работы — мелкий редактор, может быть.
Но в основном все сидели на английских переводах каких-то корреспондентов, потом шли в студию и записывали. Довольно скоро увидели мою полную незаинтересованность политическими событиями. Ну и потом, они видят, что человек приехал, был джазовым музыкантом, руководил ансамблем каким-то там популярным, ну не нравятся ему новости, но они так, деликатно, ничего не обсуждали со мной.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Bush House в центре Лондона, где долгое время располагалась Всемирная служба BBC |
— И как вам после музыки журналистика? Вот этот вот переход?
— Ну, я всегда увлекался написанием писем, у меня беллетристический жанр был более-менее развит, это во-первых. Во-вторых, у меня был рабочий английский, и никого совершенно не интересовали мои журналистские уровни. Кроме того, на Би-би-си сразу же отправляли на курсы, профессии там учили на ходу, и еще повезло мне в том смысле, что у них была их коренная политика свежей крови, по-английски «fresh blood policy» звучит мило…
— Ну так себе… Fresh. Blood…
— А по-русски (рычит): Политика свежей крррови! В чем она заключалась? В идеале надо было брать журналистов профессиональных, с рабочим знанием английского, с контактами, пониманием профессионального поля и так далее, но где таких людей можно было набрать в 1975 году? Они все работали на Пятницкой, все под колпаком у Комитета были, если у тебя английский рабочий, значит, на Иновещании.
И от ужаса или от недостатка кадров Би-би-си направились в разные страны (в основном брали из Израиля) за русскоговорящими людьми. Но все, конечно, не журналисты были.
— Просто русскоговорящие люди.
— Да. Когда я на Би-би-си приехал, застал очень хороших людей. У меня до отъезда из Советского Союза была некая проблема с друзьями: нужно было, чтобы они удовлетворяли основным требованиям:
- знали английский, интересовались западной культурой;
- желательно, имели высшее или неполное высшее образование, чтобы было о чем поговорить;
- и третье, чтоб не стучали на Комитет.
По одному из пунктов в СССР всегда был прокол.
Поэтому приезжаю я на Би-би-си и смотрю: вот они, касатики! У всех высшее образование, все блестяще знают английский и всех проверили на сотрудничество с КГБ, то есть дружи с кем хочешь!
Публика была самая разношерстная: я — бывший штурман дальнего плавания и саксофонист, а Ленечка Фейгин, Алексей Леонидов, который меня привез, он — мастер спорта по прыжкам в высоту, выпускник Лесгафта и составитель первого англо-русского и русско-английского спортивного словаря, который был рассыпан уже в типографии из набора «… В связи с отъездом автора в Израиль», как они тогда говорили.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Памятник Джорджу Оруэллу возле New Broadcasting House |
У нас был инженер по напряженному железобетону, настоящий доктор с прекрасными медицинскими манерами, всякие кандидаты технических наук, библиотекари, музейщики… Но журналистов не было. Их надо было учить. И все они отправлялись сначала на недельные курсы, потом еще две недели, а потом я еще учился на продюсера уже целый месяц.
Видя мою незаинтересованность политикой, меня отправили сначала временно, но потом откомандировали в отдел тематических передач, features так называемое, фичура. И на фичурах уже в более расслабленной обстановке начал прорастать. А потом начальник службы Мэри Сид Уотсон поняла, что неудобно: вот есть тут музыкант с опытом и прочее, и прочее, а программу поп-музыки делает Сэм Йосман, ну или Джонсон, он себя называл, который как бы к музыке имеет относительное отношение. И она поделила передачу: неделю Джонс, неделю я.
Сэм Джонс — настоящий первый русский диск-жокей, потому что он шел в студию, не подготовившись. Он презирал все эти сценарии, он брал в студию банку пива и сигареты, тогда можно было курить.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Пол Маккартни, отец The Beatles, и Сэм Джонс, отец русского шансона |
— Еееее, панк-рок!
— Да. И его, конечно, там корежило, пульс, наверное, был у него под двести. Он нес в эфир какую-то пургу совершенно, но это была такая энергия! Народ так завис на его презентациях! Он говорил: «А сейчас любимец лондонских девчонок!» Ну, то есть чушь какую-то нес, но стилистически это соответствовало молодежной культуре и самому жанру.
Но Сэм Джонс презирал Би-би-си, поскольку ему мало платили, как нам всем. И он говорит: «Тут подыхать на этой нищенской зарплате я не намерен».
— «Мало платили?» На Би-би-си?! Это ж флагман…
— Какой флагман? Это государственная организация. Они существуют на общественные деньги, им никто больше никаких дотаций не дает, они существуют на продаже телевизионных лицензий. Все. У них больше нет доходов. Недавно только заграничные ретрансляции разрешили размещать у себя рекламу. Но в Англии по-прежнему рекламы на Би-би-си ни копейки.
И Сэм Джонс мне говорит (а мы приятелями были): «Уеду в Штаты, там у меня дядя недвижимостью торгует, уеду заработать первый миллион».
И уехал в Америку.
Но он поступил как настоящий Сэм Джонс. Ему положено подать заявление за три месяца до ухода, выждать, пока найдут замену, тогда отпустят. Сэм организовал вечеринку, пригласил всех, включая начальников, они, ничего не подозревая, пришли, его нет.
Потом уже, когда все по паре банок опрокинули, открылись двери и вышел Сэм Джонс в заказной футболке, на которой было написано «I am a breach of contract».
«Я — нарушитель контракта».
И назавтра он уехал. Он всем сделал вот так…
Но у него там не сложилось, он вернулся в конце концов через полтора или два года. Потом уехал в Израиль, там у него тоже не сложилось. Правда, он отслужил… А, он еще до Би-би-си служил в танковых войсках, геройский парень совершенно. И попросился назад, а на Би-би-си такое правило: они как бы своих не бросают…
— Даже несмотря на «I am a breach of contract»?
— Ну, они незлопамятные. Он вернулся и развернул опять бурную деятельность: сначала сделал какую-то передачу для молодежи, а потом придумал программу об эмигрантской музыке, называлась «Перррррекати-поле».
— Мигрантской, в смысле, мигранты, которые уехали из Союза?
— Да, Вилли Токарев, Шуфутинский, вот эти все. Поскольку он к этому, во-первых, тяготел, во-вторых, он их там всех знал каким-то образом. Испросил для себя командировку у начальства и с магнитофоном поехал в Америку, записал колоссальное количество интервью с Вилли Токаревым, с Шуфутинским, со всеми этими людьми, с Любой Успенской и так далее, и кучу музыки их привез и начал делать эти «Перекати-поле».
Это взорвалось в России вообще как непонятно что!
— Да вы что…
— Да. Сэм Джонс — отец отечественного шансона. Я хотел просто бы здесь поставить точки над i. Его «Перекати-поле» создало весь этот шансон, весь этот блатняк, всю эту романтику, все эти сочные мужские криминальные голоса и так далее.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Сэм Джонс и Булат Окуджава |
— У вас есть мысли, почему эта музыка так прижилась в России?
— Потому что Россия — криминальная страна по своей романтике. Потому что в России всегда куча народу сидела, причем не худшие люди. А при Сталине произошло следующее: ему для контроля над инакомыслящими, политическими или просто безвинными людьми был нужен рычаг. И тогда был дан негласный указ о том, что социально близким, так назывались уркаганы и все эти, давали преимущество, они были бригадирами — ну, кто не боялся сотрудничать с властями, потому что настоящие воры в законе считали западло это дело.
Достаточное было количество так называемых ссученных. И они создавали культурный и моральный климат в лагерях. А поскольку сидело много, то невозможно было оставаться в стороне от этого. У Солженицына, по-моему, есть эпизод, когда бывший профессор филологии, разговаривая с каким-то начальником, сыпал матом через слово, то есть абсолютно был уркаган по всему.
Отсюда вот эта блатная культура, это как дрожжи, брошенные в дачный сортир: они вспенили все содержимое и залили весь участок.
— Но вы при этом в эфир ставили совсем другую музыку. А из чего вы исходили — смотрели на моду, на тенденции? Или чисто на свой вкус?
— Я исходил из положения Би-би-си: Би-би-си не имеет ни мнения, ни предпочтений. Это дистиллированная вода.
Они все тайно подражали королеве, покойной ныне, которая, может быть, имела какие-то предпочтения, но за семьдесят лет на троне ни разу не позволила себе даже намеком эти предпочтения озвучить. Каким-то образом это все просачивается. Я видел маленький кусочек видео, где она сидит с Чарльзом и смотрит выступление… У нас был такой демагог, который создал партию UK Independence и, собственно говоря, инициировал весь процесс брексита, Найджел Фараж, он такой… полужириновский, хотя интеллигентный человек, с блестящим голосом, с чудесной дикцией и очень хорошо говоривший. Он убедительно агитировал за брексит.
И вот они смотрят выступление Фаража, и королева Чарльзу говорит:
— I didn’t know that you could behave like that («Даже не представляла, что можно себя так вести»).
Вот это единственный случай, когда мне удалось услышать какое-то ее мнение.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Найджел Фараж. Смущал королеву. |
Вот Би-би-си действовало, в общем-то, по какому-то королевскому принципу: никаких мнений, если надо мнение выразить, то два или три и так далее. Поэтому я, создавая программу, естественно, должен был на что-то фактическое опираться. У Би-би-си были свои чарты, вот я их брал за точку отсчета.
Естественно, какую-то реггей-музыку или соул я не крутил, потому что в России не понимают все это «черное» искусство, оно до нас не доходило. А если что-то есть героическое, там, запилы на электрогитаре, это понятно, это уже наше ПТУ! Они все с картонными электрогитарами уже стояли, изображая все это дело.
Началось это все с каких-то «Великолепной десятки» или «семерки», чушь всякая.
Но постепенно народ начал писать, наставлять, что им надо, и так постепенно выросло вот это все.
— А в Великобритании реально свобода слова?
— Никакой свободы слова нет. Она есть в рамках того, что разрешено. На Би-би-си, например, мнением нельзя своим особенно щедро делиться. Хотя есть некоторые программы, где это предусмотрено, но надо фактическую базу подогнать. Если есть радиостанции или газеты, которые специализируются на правом уклоне или левом уклоне, то в рамках этого уклона у них свобода слова есть. Но если ты в газете Daily Mail озвучишь позицию газеты Guardian, то, скорее всего, тебя оттуда погонят.
— А такое, что по звонку снимают публикации?
— На Би-би-си этого точно нет, потому что там есть стратификация: продюсеру вышестоящий уровень ничего приказать не может. Странно, но так.
Я этим пользовался в ситуациях, когда должен бы прогнуться и сказать: «Да, конечно». Но я уже жил с англичанкой и сам был уже наполовину англичанин. А англичанин, по выражению Черчилля, имеет «богом данное право жить там, где ему, черт возьми, заблагорассудится».
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Памятник Уинстону Черчиллю на авеню Уинстона Черчилля |
— Вы говорите: у англичан — «богом данные права» и так далее, а была какая-то дискриминация по отношению к вам, другим мигрантам? То есть деление на сорта: вот этнический англичанин с правом жить, где ему захочется, и вот все остальные пришлые?
— Некоторые считали, что при продвижении по службе англичане своих предпочитают, но здесь дело не в том, что он эмигрант, а что всякий советский человек нравственно и умственно находится на другом уровне.
Они могут тебе цитировать Мандельштама, но при этом на вечеринке жрать руками и чавкать.
Поэтому англичане, понимая это все, выдвигали где-то наших, но с результатом плохим.
— Еще о редакционной политике Би-би-си. Российская пропаганда годами настаивает: «Нас ненавидят англосаксы»! «Идет гибридная война, в том числе и информационная!» Вы замечали во времена на Би-би-си, что есть такие установки — гнобить Россию, информационно ее демонизировать?
— Чистый ручеек правды, подтвержденный фактами из двух источников, пересекая железный занавес, превращается в мутный поток лжи. Вот и все.
У англичан нет такой цели. Я всегда спрашиваю русских: «Вы думаете, что Би-би-си для вас существует? Нет, уважаемый, Би-би-си существует прежде всего для себя самого».
Потому что это замкнутая система, которая ведет вещание на пятидесяти языках. У нее нет другой цели, кроме как возвеличивать британский дух и говорить правду. Ну, как они ее понимают. Максимально объективно.
А в Комитете всегда происходило передергивание, процесс проекции своих бандитских ценностей на других. «Все проплачено!!!» В Конторе, конечно, были интеллигентные и умные люди, но в основном вот это вот быдло. Они все тянули одеяло на себя, чтоб получать свои звездочки, звания, поэтому и статья 1982 года про меня «Кто он такой?» — это все явления одного порядка.
Но из-за этого они и проиграли. Потому что не идут вперед, а все время под свое одеяло все запихивают.
Так что, конечно, никакой цели никого гнобить у Би-би-си не было и быть не могло. Это все равно что жирафа заставлять заниматься плаванием, это абсолютно разные животные.
— А тогда Би-би-си в Советском Союзе легально вещало через какие-то ретрансляторы?
— Ретрансляторы появились намного позже. C 1977 года, когда я туда пришел работать, до 1989-го глушили. Глушение было периодами: то в Афганистан вошли, начали глушить, то польская «Солидарность», которую советские очень испугались, так как это было рабочее движение, то еще чего-то, но Комитет всегда оставлял где-то один канал незаглушенный.
 Фото: архив 66.RU, Антон Буценко |
|---|
| Вышки на Уралмаше. Глушили враждебные западные голоса |
Комитет
— Почему не глушили один канал?
— Им самим нужно было знать, что там они вещают.
Много лет назад на Би-би-си на какой-то пати слегка выпивали. Недавно взятый сотрудник уже по новому принципу свежей крови был с Пятницкой (КГБ). И он мне сказал: «Вы знаете, Сева, а ведь я больше двух лет вас разрабатывал».
— А как его взяли на Би-би-си с Пятницкой?
— Его взяли, правда, не на вещание, хотя потом он тоже и туда пробился, его взяли в мониторинг, на прослушку, где надо было переводить на английский, а у него английский хороший. Он вынужден был записывать и прослушивать записанные передачи, переводить на русский, если это был английский.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Лубянка |
— Что в Комитете думали про вашу деятельность?
— Первый сигнал был в 1982 году, когда в редакцию популярного журнала «Ровесник» пришли люди в серых пиджаках и сказали: «Нужна статья вот про него».
Редакция стала спрашивать: «Кто хочет?» Никто не хочет, потому что надо было разоблачать, а не хотели связываться журналисты. Ну, комитетчики сказали: «Мы вам разрешим статью взамен про «новую волну». Ну тогда редактор уже в административном порядке отправил какую-то журналистку к моей маменьке. Та три дня с ней беседовала, и вышла статья, но комитетчики посмотрели и говорят: слабовата. И добавили от себя петитом, жирным шрифтом в конце:
«Кто он такой? Англичанин? Русский? Еврей? По-нашему, он никто, просто мусор!»
Отвечая им в эфире, сказал:
«Было дело, участвовал в народных дружинах, порядок наводил, с повязкой ходил. Но мусором? Мусором никогда не был».
— И это были все контакты с советской стороной?
— Были письма отдельные угрожающие, немного, но были. Типа «…петля или веревка тебя найдет или пуля». Из предосторожности единственное, что я делал, ездил велосипедом на работу разными маршрутами.
— Опасались, что дотянутся?
— Ну, не опасался, но береженого бог бережет. А потом уже, в 1980-х, в КГБ начались обратные движения: со мной на связь вышел перебежавший кагэбэшник, который сказал, что он даст мне интервью при условии: чтоб это было в шесть утра, чтоб в студии я был один и он, и всё. В ту пору на Би-би-си можно было пройти без пропуска.
Я встретил его на входе, записали интервью. Он мне тогда сказал, что готовится перестройка и гласность, но она инициирована изнутри КГБ.
— Что?!
— Да. Он мне объяснил, что только КГБ были известны реальные цифры состояния экономики и государственных финансов. Поэтому они доложили в ЦК КПСС, что-то нужно было делать, и начался процесс, который привел к появлению Горбачева и так далее. Так что люди, которые подозревают во всем этом двойную игру, отчасти, мне кажется, правы.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Берлинская стена. Рухнула. |
Perestroika
— И вот перестройка. Как вы ее встретили, как к ней отнеслись?
— У меня лично начался трудный период. Ходить на Би-би-си каждый день мне, как человеку, выросшему на вольном расписании, было тяжело. Музыкант занимается тогда, когда надо ему. В оркестре когда мы играли, самое рабочее время было: суббота, воскресенье и Новый год. А самое лучшее время — это понедельник утром, когда все у станка, а ты идешь в гостиный двор смотреть товары.
Короче, мне было тяжело, я там физически болел, у меня стресс был.
Плюс, в 1984 году началась колоссальная халтура, переросшая в работу: надо было консультировать многочисленные телевизионные и кинопостановки на предмет русского контента. Дальше больше, потом я уже и начальником мелким стал, поскольку англичане поняли: раз он с англичанкой живет, то уже свой почти, можно и продвигать.
Да, я в то время жил в гражданском браке с английской актрисой. Она очень увлекалась альтернативной медициной. И отвела меня к одному французу, который диагностировал по маятнику. Довольно точно, то есть его профессиональная репутация была безупречной. Еще чакры проверил, посмотрел на мое это… у нас же есть это сияние, которое некоторые видят…
— Аура.
— Она разноцветная, там семь слоев. Он посмотрел (по маятнику) и сказал: «Вы заставляете себя делать то, что вам не годится и не нравится». Я взял отпуск.
— Что удивило в СССР после перестройки?
— В 1990-м я первый раз вернулся. Причем возвращение было двойное: в июне советская власть допустила командировку Би-би-си в Киев, где мы в стеклянном павильоне устроили показное вещание, в том числе и мои передачи шли — «Рок» и «Севаоборот». Последний — под открытым небом, под дождем, я с микрофоном бегал как шавка там. Ужас! Стресс колоссальный. Но к чему я это все рассказываю, удалось добиться искомого: я стал известным. Я планомерно работал в сторону известности, не потому, что мне хотелось славы, а чтобы на Би-би-си даже и мысли не появилось нас уволить.
Но это кончилось печально: орден дали.
Шучу.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Девиз ордена — For God and the Empire, За Бога и Империю. |
— Так что изменилось за время, пока вас не было в Советском Союзе, что бросилось в глаза в первую очередь?
— Началась бешеная свобода слова. Но. Отечественные журналисты, получив свободу слова, не получили образования. Не были готовы в смысле ответственности за это свободное слово. И началось: заказуха, джинса — в общем, все приняло совершенно безобразные формы.
— Из крайности в крайность: то вообще нельзя говорить, то…
— Да-да-да. То есть они позволяли себе то, что ни одна, даже самая свободная, пресса в Великобритании не могла себе позволить. Там все-таки какие-то рамки есть.
— Что думали о перестройке простые англичане?
— Англичане в среднем довольно хорошо политически продвинуты. Ты можешь в пабе затеять разговор, и средний англичанин, такой любитель пива, будет знать достаточно много. Ну, естественно, у них свое, отштампованное их общественным мнением и газетами понятие, но в общем и целом они люди справедливые.
Для англичанина нет более страшного греха, чем влезть без очереди. it's not fair, они говорят, это несправедливо. Поэтому, исходя из справедливости… Но принцип английской справедливости к России в том состоянии, в котором она была в 1991 году, неприменим. Начались лихие 1990-е, и русский народ реализовал себя в полном цвете, каким он был. Перестройка, гласность стали зеркалом общества, в котором отразилось страшное мурло. Но без этого процесса, без того, чтобы мурло увидело себя мурлом, не было бы никакого движения.
И на сегодняшний день мы имеем среднюю прослойку прилично ведущих себя людей, понимающих, в общем, свое место и в обществе, и осознающих свою ответственность. Условно говоря, из восьми диссидентов (или из шести), которые вышли в 1968 году на площадь, сегодня народилось миллиона полтора или два. Знаете, это совсем другое уже соотношение сил. В этом отношении прогресс идет непрерывно.
И украинская кампания станет отрезвляющим моментом для появления нового слоя думающих людей.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Постперестроечный Екатеринбург |
— Вы очень умную мысль сказали: когда обрушивалась свобода слова, все стали писать, но никто не знал как. Я точно помню, что были образовательные программы, в том числе и Би-би-си. И старшее поколение журналистов, у которых я начинал, учились по этим программам. В какой момент и что могло пойти не так? Вот пришло Би-би-си, научило журналистов российских работать по бибисишным стандартам. А это все в итоге выродилось в какую-то оголтелую пропаганду?
— Было несколько волн. Кроме Би-би-си, еще Британский совет открывал курсы английского языка, литературы, культуру нес. С помощью Би-би-си и Британского совета был открыт фонд, мозговой центр, который тоже учил журналистов. Все это — на фоне той огромной страны и наследия того огромного болота, которое создавалось еще при сталинщине и до этого в течение очень многих лет…
Не будем забывать, что революция была победой беднейших классов населения, еще недавнего крепостного крестьянства, которые свои дикие представления о мире, о политике, о справедливости принесли во власть. То есть Комитет не на пустом месте вырос, и все эти чудовищные чистки, и зверства, которые он осуществлял, — это все, в принципе, отрыжки крепостничества. Если деда еще секли на конюшне кнутом, то сегодня внук челюсти крушит недовольным.
Поэтому, конечно, мы имели дело с таким пластом, который враз не обучишь. Народ, особенно многомиллионный, это как тяжелогруженый состав: его сначала не разогнать, потом не остановить. Но Би-би-си все равно что-то делало.
— Но сталкивалось с российскими реалиями…
— Приведу такой пример. Как только стало посвободнее, Би-би-си, естественно, стало отказываться от коротких волн. Во-первых, народ начал забывать о существовании коротковолновых приемников, во-вторых, появилось сразу 13,5 тысяч независимых станций, которые оттянули на себя всю аудиторию.
И Би-би-си было вынуждено переключаться на ретрансляцию. Вот в Москве они договорились с какой-то станцией, заплатили 150 тысяч, фантастические деньги! Приезжают однажды, а Би-би-си уже не ретранслируют.
Они говорят: «Но у нас с вами контракт…»
Им отвечают: «А у вас не с нами контракт, а с предыдущими владельцами, а мы у них перекупили станцию, а с нами у вас контракта нет».
Свободный рынок.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Русская служба Би-би-си |
— Я похожую историю слышал про телевидение в 1990-х, там были американцы и, по-моему, московский канал ТВЦ… Тоже контракт на вещание, смена владельца…
— Это обычная кагэбэшная тактика, поскольку у них были неограниченные партийные деньги, они там перекупали и так далее. Они влезали везде.
— То есть Би-би-си может учить сколько угодно, но потом придут из ЧК/НКВД и все сломают?
— Ну, они у себя дома, хозяева, у них денег много, у них накатанная очень система дезинформации, они знают, как играть на струнах. Русский человек, особенно потомок крепостных, он угрюм и подозрителен. Кроме того, как говорил Зиновьев, автор «Зияющих высот», у русского человека сказочное сознание, поэтому сказку принимает на раз.
Это качающийся маятник, это неизбежный процесс, но Россия идет по этому пути, но как телега с треугольными колесами: колеса треугольные, а телега все равно едет.
— Но она едет как-то по кругу. Вот смотрите, как и сто лет назад, народ интеллигентный из России бежит, и снова в Стамбуле, в Тбилиси, в Швейцарии, в Болгарии — сплошь русская речь. Как-то все по кругу, по кругу.
— Это Маркс и Ленин, это диалектическая спираль. Или Гегель, кто там.
— «История повторяется дважды»?
— Нет, она повторяется не дважды, она повторяется по спирали, но каждый раз на новом уровне. Было вот здесь вот при Николае I, потом было при НЭПе, потом было при Горбачеве, сейчас вот вроде бы то же самое, но уровень на четыре этажа выше.
— Но мы сейчас снова откатились на тот уровень, где русская миграция. Значит, потом репрессии, потом какая-то оттепель…
— Но вы поймите, сегодня главного оппозиционера резиновыми жгутами не бьют и пальцы ему в дверях не зажимают. То же самое, но не то же самое…
 Фото: архив 66.RU, Антон Буценко |
|---|
| Памятник жертвам репрессий с предыдущего витка истории |
— Вопрос, которым задаются многие после 24 февраля: почему культура русская, культура западная, которую вы в том числе советским людям открывали, в очередной раз не уберегли от трагедии?
— Потому что блатняк Достоевского не читал.
То есть блатняк интересовался литературой всегда, но они хотели упрощенную форму и интересную фабулу. Поэтому в лагерях ценились люди, способные толкать ро́маны, которые по памяти уркам рассказывали образованные люди: и Дюма, и какого-нибудь Бержерака.
Я работал с Леонидом Владимировичем Филькенштейном, который в 1946 году студентом сел за анекдот. Он сидел в шарашке, но сначала прошел лагеря. Так вот, у него феноменальная память, и он в лагерях выжил и даже получал кое-какое дополнительное питание за то, что уркам толкал эти ро́маны. Он мог десятки книг очень интересно пересказывать.
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Часть системы исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД. Ныне — музей-заповедник «Пермь-36». |
Вот на этом уровне для блатного сословия, для рабочих была русская культура. А проникновение настоящей словесной филологической культуры в народ не состоялось. Вы понимаете, что советская власть в принципе — это была власть образованцев, образованщины, то есть люди могли цитировать своих поэтов, они знали и то, и это, и пятое, и десятое, но в этом образовании всегда был какой-то пробел.
Помню, взаимодействовал с лингвистом, специалистом по какому-то раннему Шекспиру, он знал все тонкости английского языка, но говорить на нем не мог. И избегал иностранцев. Это вот была сталинская культура языкознания. Товарищ Сталин языки, может быть, и уважал, но сам не говорил и другим не разрешал. За свободное владение языком тут же в лагерь людей. Поэтому это миф про могучую русскую интеллигенцию.
Слой был. Был широкий. Но очень тонкий.
God save the Queen
— Не могу не спросить подданного британской короны. Ее Величество, которую мы недавно проводили в последний путь, — на чем зиждилась народная любовь, почему ее так любили?
— Восходя на престол, она поклялась жизнь посвятить служению стране, ощущение долга было для нее самым главным. По этому поводу есть показательная история: у меня был в гостях художник Павленко, выпускник академии, блестящий портретист, в Англии таких не производят больше. Их там учат самовыражаться, всему чему угодно, концептуальной свободе... Но рисовать выразительно и похоже никто уже не может, очень мало людей.
Королеве подала заявку какая-то старинная средневековая гильдия, существующая до сих пор. Заявку на ее полный портрет во весь рост, в мантии, на лестнице.
У королевы есть по этому поводу программа: она разрешает, по-моему, до шести портретов в год своих, и она этой гильдии сказала «да». Гильдия стала искать художника, отсмотрели двести, наш Павленко получил заказ. Это значит, что королева ему должна позировать, это все оговорено протоколом: королева позирует 1 час 10 минут четыре сессии. Вы когда-нибудь позировали?
 Фото: стоки / BBC / архив 66.RU |
|---|
| Сергей Павленко |
— Нет.
— А она позировала. В тяжелой бархатной мантии, а ей было тогда уже за семьдесят. Об этой истории никто не знал и не узнал бы, если б Павленко мне не рассказал.
Это была часть ее служения стране. Корпорации нужен портрет, она дала согласие, значит, в корпорации будет висеть ее портрет, нарисованный лучшим художником-портретистом, которого смогли найти.
Это мне напоминает байку, анекдот такой, что на том свете господь всех распределил по уму, первым, предположим, был Барух Спиноза, вторым, предположим, был Наполеон, а третьим был сапожник из Каципетовки. Он был третьим мудрейшим человеком в мире, но об этом знали только он и господь бог. Вот так и с королевой тоже.
Там величие, но оно скрытое, потому что подводная часть айсберга более весомая, чем надводная, и каким-то образом через мелкие истории это все просачивается.
P. S.
Уже после нашей встречи понимаю природу второго диссонанса, который не отступал всю дорогу. После почти полувека эмиграции, погружения в совершенно другие языковые и культурные среды у Всеволода Борисовича — потрясающий русский язык ленинградского интеллигента. Никаких вот этих ежеминутных стопоров «… как это будет сказать по-русски?», неизбежных в диалоге уже после пары лет на чужбине.
Благодарю Андрея Кулика за помощь в организации встречи
