В январе «Коляда-театр» не поехал на ежегодные гастроли в Москву, где труппа собиралась показать 27 спектаклей. Главный режиссер Николай Коляда посчитал неприемлемым требование центра «На Страстном» не выпускать на сцену Олега Ягодина из-за пацифистской фразы, произнесенной им на фестивале Ural Music Night. По той же причине группе «Курара» пришлось отменить юбилейное турне по России.
На продажи театральных билетов эти события не повлияли. По словам Коляды, спектакли, где играет Ягодин, как и прежде, собирают полные залы.
 Фото: Ирина Гершина для 66.RU |
|---|
В интервью 66.RU актер объяснил: «Коляда-театр» — это анти-МХАТ, где актеры напоминают людей с улицы. Именно это, по его словам, привлекает зрителей, которые ходят на каждый спектакль.
«Мне нравится играть злодеев и негодяев — это честные и открытые люди»
— Николай Коляда называет вас великим русским артистом. Вы чувствуете себя великим?
— Великим — точно нет. Я даже не понимаю, что такое великий артист. Настоящий артист должен быть свободен и уверен в себе. Наверное, это главные условия. Когда актер в себе не уверен — боится сцены, боится камер, боится, что на него не так посмотрят, он начинает кого-то изображать — надевает маску. Масочку. Получается фальшиво — какой актер на сцене, такой и в жизни. Это сто пудов. Замечали, сколько фальшивых людей в жизни?
— За 30 лет в театре вы играли в пьесах Шекспира, русских классиков, Николая Коляды. Что из всего этого ваше, а что не ваше?
— Здесь дело даже не в материале, а в характере персонажа. Мне всегда ближе хардкор — огонь, страсть, дерзость, такое все. Не могу представить, что настанет время и я примерю возрастные роли каких-нибудь батюшек-дедушек. Сложно мне играть людей, умудренных опытом. Я такой вечный подросток. Плохо это, наверное, но куда деваться? Всегда говорю: моя любимая роль — Подколесин из «Женитьбы». Потому что это вообще-то я сам — человек, который больше всего на свете любит поспать и ничего не делать. Прекрасное занятие, но в жизни не все складывается, как ты хочешь.
 Фото: фотоархив «Коляда-театра» |
|---|
| Подколесин из «Женитьбы» |
— Как Подколесину встать с дивана и обернуться Ричардом третьим?
— Присвоить любой характер для меня не проблема. Я ничего в себе не отрицаю. Думаю, в острых жизненных обстоятельствах человек способен на все. Вообще на все. Мне нравится играть злодеев и негодяев — это открытые люди. Негодяя можно назвать честным человеком — он ведь не скрывает, что негодяй. Потому и негодяй, что не утруждает себя рефлексией. Он ближе к животному, а животные — это органические существа, обитающие в природе. Люди любят наблюдать за ними.
— Вы можете прийти к Коляде и сказать: давайте ставить эту пьесу — там есть хорошая роль для меня?
— Могу, но я никогда не мечтал о конкретной роли.
 Фото: Ирина Гершина для 66.RU |
|---|
| «Я пошел учиться на актера, потому что в других вузах я бы экзамен не сдал. Не потому, что тупой, просто до сих пор не понимаю, зачем эти предметы учить». |
— Даже студентом театрального?
— Я пошел на актера, потому что поступить в театральный оказалось проще. В других вузах я бы экзамены не сдал. Я был двоечником — сочинение еле написал. Не потому, что тупой, просто до сих пор не понимаю, зачем все эти предметы нужно учить.
— Как вы представляли себе актерские будни?
— У меня было много знакомых в театральной среде. Брат работал в драмтеатре, и я мог бесплатно смотреть спектакли. Смотрел и думал: «Боже, как там хорошо — они проживают чужие жизни». Это были 80-е — кругом пили, вся страна пила. А как пил драмтеатр! Со стороны это выглядело весело. Я собирался работать в музкомедии, но там сказали, что я слишком молод, и предложили прийти лет через пять. Так я оказался в драме. Не скажу, что блистал при поступлении. Даже не представляю, как у Николая Владимировича появились мысли о великом артисте.
«Екатеринбургский зритель не нарушает атмосферу спектакля неуместными восторгами»
— Коляда говорит, что столичные зрители — самые открытые: после спектакля аплодируют по 15–20 минут, вызывают на поклоны, дарят подарки. Уральская публика не такая эмоциональная?
— Наши зрители более сдержанные, но не потому, что холодные. Это внутренняя дисциплина. Даже по себе знаю — на концерте или спектакле я сижу тихо, с места не вскакиваю и ничего не кричу. Просто такой уральский характер. Кстати, обычное спасибо гораздо весомее, чем, например, письма с комплиментами на пять страниц, которые мне пишут. Бывает еще, идешь по Москве, тебя узнают, оборачиваются, начинают как-то бурно реагировать. А в Екатеринбурге человек может просто кивнуть — это тоже приятно. И достаточно на самом деле. В этом есть уважение. Екатеринбургский зритель не нарушает атмосферу спектакля неуместными восторгами. Не потому, что пьеса не зашла или публика оказалась скупой на чувства. Просто екатеринбургские люди — деликатные. Эта деликатность, кстати, очень тонкая штука, я заметил.
 Фото: Ирина Гершина для 66.RU |
|---|
— Когда зрители уходили со спектаклей «Коляда-театра» и кричали «Позор!», вы говорили: «Круто, мы бесим людей, что может быть лучше?» Сейчас это все в прошлом?
— Реакция зрителей смещается в онлайн. Никто ничего не говорит — только пишут. Когда в Екатеринбург приезжал вокалист Rammstein Тилль Линдеманн, на концерте был ажиотаж — тысячи зрителей купили билеты в Екатеринбург-ЭКСПО. О том, что Линдеманн не выступает без разогрева, организаторы узнали в последний момент. Такой административный косяк. Срочно искали, кто может выйти на сцену, предложили «Кураре», хотя мы работаем в другом жанре. Ну, нам пофиг — приехали, начали играть. Зрители, которые нас знали, радовались, но они были в меньшинстве. Остальные просто стояли с кислыми лицами — не кричали, не бросали на сцену пивные банки, как раньше, а достали смартфоны и писали сообщения: «Уйдите отсюда!», как будто мы это все читаем в моменте. Бред, короче. Потом уже мы увидели тысячи комментариев вроде: «Б…., идите на…!». Со спектаклями примерно такая же история. В некоторых городах, где представления о театре не менялись с советских времен, наши выступления приводят публику в негодование. Отдельные граждане даже строчат доносы в прокуратуру. Жалуются, что «Коляда-театр» гонит чернуху, что мужчины в «Бабе Шанель» переодеты женщинами.
 Фото: фотоархив «Коляда-театра» |
|---|
| Мужчины в «Бабе Шанель» |
— Иностранцев это не смущает?
— Иностранцев труднее удивить — они ко всему привыкли. В Европе главный признак интереса публики — тишина в зале. Нам так и говорили — если слышите, как зрители шуршат обертками от конфет, значит, спектакль не заходит. Одна из прошлых поездок во Францию была зимой — холода стояли примерно как у нас, но шапок французы не носят ни при какой погоде — им это западло. Поэтому в театр все пришли простуженными, первые минут 15 кашляли и сморкались, а потом все стихло — до конца спектакля никто не шумел, и под занавес нам устроили овацию. Я помню этот первый успех — незабываемо просто.
«Как будто публика играет в спектакле вместе с тобой. Это круто»
— Если режиссер предлагает роль, которая вам неинтересна, вы отказываетесь?
— Есть, конечно, роли, которые не хотелось бы играть, но отказался я всего один раз в жизни из-за проблем со здоровьем. Прямо на сцене мне стало плохо — усталость металла называется. И я сказал, что отдохну, не буду участвовать, а уже потом играл все, что предлагали. Для любой роли в театре можно найти интересное решение, даже если она тебе не нравится. Другое дело — кино. Там я часто отказывался от ролей, особенно когда начинал сниматься. Вася Сигарев (драматург и режиссер — 66.RU) меня упрекнул в этом, сказал: кто будет вывозить кинематограф, если все актеры станут отказываться? «Ну ведь полное же г****о предлагают!» — «А ты сыграй так, чтобы получилось не г****о». Я начал смотреть и убедился — когда появляется актер, за игрой которого интересно следить, все меняется. Решил дать себе волю и сниматься — довериться судьбе, скажем так. От лютого кринжа, конечно, отказываюсь, просто заламываю нереальные суммы, чтобы отстали, а если нравится сценарий, про деньги даже не спрашиваю. Много снимался бесплатно в дебютных короткометражках у выпускников режиссерских курсов — результат часто получается интереснее, чем продукция мейнстрима. Теперь, правда, думаю, надо хоть копеечку брать за работу — как за котенка, чтобы не помер.
 Фото: кадр из сериала «Лихие», kinopoisk.ru |
|---|
| «Актеры театра играют в кино лучше, чем просто киноактеры» |
— Театральный опыт мешал вам, когда вы начали сниматься в кино?
— В кино все немножко другое. Если театральная сцена — условно говоря — увеличивает актера вдвое, то крупный план на экране — в 10 раз. В кино очень сложно соврать. Некоторые свои фильмы я не могу смотреть — понимаю, где вру. При этом актеры театра играют в кино лучше, чем просто киноактеры. Они интереснее сами по себе как люди — хорошие, опытные, успешные театральные актеры. Хотя сценическая практика иногда мешает. Порой слышишь от режиссера: «Ой-ой-ой, сейчас театр из тебя прет!» Это когда маску надеваешь. В кино приходится быть максимально естественным, там даже долю секунды нельзя что-нибудь изображать. Многим театральным артистам это помогает — после съемок они в театре начинают играть лучше. Чувствуют себя свободнее, проще в хорошем смысле. Кино раскрепощает.
— В «Коляда-театре» небольшая глубина сцены, все участники представления — как на ладони. Для актеров это хорошо или плохо?
— Коляда вообще начинал карьеру режиссера на малой сцене, где актеру негде спрятаться — его видно со всех сторон. И сейчас в театре актеры и зрители — буквально лицом к лицу. Создается впечатление, что публика тоже играет в спектакле вместе с тобой. Это круто. Буквально совместное творчество, которое на большой сцене невозможно. В Европе нам довелось играть в старейших театрах — зрители сидели так далеко, что и не разглядишь. Было неуютно. Так же и с «Курарой» — на музыкальных фестивалях, где огромная сцена, большие расстояния, контакт теряется. Маленькие тесные клубы нравятся мне куда больше. Все-таки «Курара» — клубная группа. Приятно, когда зрители — в двух шагах от сцены.
«У зрителей создается впечатление, что на сцене собрались люди с улицы»
— Николай Коляда за два месяца пишет пьесу, еще за два месяца ставит и зовет зрителей на премьеру. Актеры успевают разобраться, что он от них требует?
— Мы ко всему привыкли. Коляда задает темп — нам приходится соответствовать. Можно горевать по этому поводу, но речь идет о шоу-бизнесе. Нормальном, стабильном шоу-бизнесе. Я бы сказал, что Николай Владимирович работает по голливудским меркам. Или как Netflix, который просто фигачит сериал за сериалом. Постоянные ротации в репертуаре держат театр на плаву. Как на велосипеде — пока крутишь педали, едешь. Государственные театры могут ставить спектакли целый год, а мы нет — надо зарабатывать деньги.
— Бывают пьесы, которые не собирают публику? Как чемодан без ручки — театр их тащит-тащит, а потом приходится снимать из репертуара?
— В свое время мы поставили прекрасный спектакль «Землемер». Очень крутой. Кафкианский сюжет прямо. Главный герой — интеллигент, человек абсолютно незащищенный, нервический — приезжает в свой старый дом, который заняли другие люди. Очень эта роль меня изменила как актера — тоньше стал работать. Играть особенно и не пришлось — все шло изнутри. Там же была гениальная находка. В театре накопилось много обуви — ее просто вывалили в середине сцены. Выглядело это очень страшно, словно какой-то апокалипсис случился.
Спектакль мы показывали и на Ленина 69, и на Тургенева, 20, и здесь, по-моему, еще год играли. Зрители, правда, ходили неохотно, потому что пьеса страшноватая. Убрали ее из репертуара именно потому, что билетов мало продавали. Каким бы ни был спектакль, если он не собирает публику, тяжело его держать в репертуаре. Может, и по настроению уже не отвечал времени. Не берусь судить.
 Фото: Ирина Гершина для 66.RU |
|---|
— Фанаты «Коляда-театра» готовы смотреть все, что вы показываете?
— Есть зрители, которые приходят на каждое представление. Со сцены хорошо видно: на первом ряду — одни и те же люди. Если кто-то из них перестает ходить, появляются другие, которые тоже смотрят спектакли по 10–15 раз. В конце недели на вечерние спектакли прилетают театралы из Москвы и Петербурга.
— Чем вы их привлекаете?
— У нас театр — анти-МХАТ, как сказал Андрей Прошкин, режиссер фильма «Орлеан». Самое точное определение, по-моему. У зрителей создается впечатление, что на сцене собрались люди с улицы. Не в том смысле, что непрофессионалы, а просто очень органичные. Они не стараются быть театральными, не стараются чему-то учить, в общем, никто ничего специально не старается делать. Просто живой театр — мы такие, какие есть.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
| Анти-МХАТ |
— Театральности добавляют танцы. В «Гамлете», пока дойдет до текста Шекспира, актеры танцуют минут 15–20. Сначала — на похоронах короля, которые придумал Коляда, потом — на свадьбе.
— Коляда любит такие прологи, когда актер сначала выматывается физически и уже потом начинает произносить текст. Танцы позволяют сразу втянуть зрителя в действие. И для актеров это хорошо. На спектакль ведь можно прийти в разном настроении, а тут появляется возможность размяться и выбросить из головы все лишнее, а не просто выйти на сцену и сразу говорить реплики, играть, рыдать.
— Можете вспомнить спектакль, где решение нашлось с трудом?
— С «Ревизором» так было когда-то. Помню, нам отдали старые костюмы из ТЮЗа, и мы играли-играли-играли. Первый акт почти сделали, а чуда не произошло — получился еще один спектакль по Гоголю. Тогда Николай Владимирович сказал — нужна грязь. В России две беды — дураки и дороги. Дороги развезло — они все в грязи. Он принес в театр землю, залил ее водой, и все сложилось. Стали играть дураков в грязи — вышло очень круто! И так часто бывает, если недостает какого-то ингредиента. Когда он появляется, все склеивается.
 Фото: Ирина Гершина для 66.RU |
|---|
— Вы не предлагали Коляде использовать возможности «Курары»? Например, написать музыку к спектаклю.
— Прямо специально музыку написать? Ну, не знаю. Обычно у Николая Владимировича нет сложностей с подбором музыкальных тем. В спектакле «Концлагеристы», который ставил Саша Вахов, звучит «Курара Чибана». Я, честно говоря, вообще не рад этому. Мне кажется, не клеится одно с другим. После премьеры меня спрашивали: у тебя там бенефис, что ли? Режиссер объяснял — это нужно, чтобы я не играл условного персонажа, а оставался самим собой.
И был еще опыт в советские времена, когда Семен Серзин сделал спектакль «СашБаш» о Башлачеве в Центре современной драматургии. Он настаивал, что музыка «Курары» там к месту. Я сопротивлялся, как мог, — при чем здесь вообще инди-рок? В итоге мы решили, что тексты «Курары» под музыку будет произносить артистка «Коляда-театра» Тамара Зимина. Это оказалось интереснее.
В общем, нет, не хочу, чтобы Николай Владимирович как-то использовал песни «Курары». Ему это не надо, и мне, честно говоря, тоже. В других городах, я знаю, театры вставляют в спектакли наши песни — обращаются, спрашивают, можно ли. Конечно, можно, ради бога, любую песню. А здесь это будет специально и неестественно.
«Коляда-театр» и «Курара» заряжают меня энергией и делают свободнее, но это такие параллельные миры, в которых я не могу находиться одновременно.
