Глава «Разговор третий. «Роман с героином».
— Так я же почему начал заниматься фондом? Почему я начал вот эти все вещи делать? Это долг. Смотри, у наркоманов есть такая херня. Я их быстро на место ставлю. Они мне заявляют: «Да, я бросил». А я им: «Черт, закатай вату. То, что ты бросил, это только начало того, что ты должен делать дальше. Ты вот, сколько говна всякого сделал за то время, пока ты кололся. Теперь ты должен в два раза больше и дольше отдавать. Потому что, когда ты кололся, ты брал». Весь мир крутится вокруг наркомана, вся его семья, все десять семей там, все знакомые. Они ищут, как бедному ребеночку помочь. Там: «Ой, он такой бедный-бедный». А он их всех просто сжирает, ух! — и всех их сожрал.
— Вот как думаешь, я прав или нет? Я вот считаю, что самая опасная среда для наркомана — это его семья.
— Смотри, вот мы в фонде говорим всем. Ну, родственники, когда к нам приходят, мы им говорим: «Вся проблема в вас. Вот мы его сейчас возьмем и если вы нам не будете мешать, то мы его избавим от наркотиков. Но вы — созависимы. Вся беда от вас. Вы же говорите, что это ваш ребенок, что вы лучше знаете, когда нужно его жалеть, а когда нет. Но! — как только родственники, родные и близкие начинают жалеть, он их сожрет. Вот просто сожрет. Потому что наркомания — это такая зараза. Нельзя жалеть наркомана. Должно быть не жестоко, а жестко. Только ты его пожалел, все, ты — в сумке.
К нам родители приезжают через месяц после начала реабилитации, или через два, или через три. А он начинает им говорить именно те вещи, которые они хотят слышать: «Мама, папа, простите. Я был такой козел. Сейчас я буду для вас». Мы их пытаемся убедить: «Сирена-сирена, не слушайте. Вот он вам напоет, а он еще ничего на самом деле не осознал…» Но не всегда получается.
Знаешь, «а-а-а, у-у-у, нет, он хороший». И по пять раз — с начала. Поэтому наркомана, во-первых, слушать нельзя. Он такой становится тонкий психолог, он вас четко разведет. Он точно знает, на какие кнопки нажимать. Во-вторых, если его уже жестко взяли и убрали, то не надо сюда бегать слюнявчики ему подвязывать. И это все родители, это самых родителей надо лечить.
Родителей надо лечить. Какие-то вещи говорить им, рассказывать все как есть, убеждать, потому что они самые враги всем своим родным, кто наркоманит. Для нас избавить от наркотиков — плюнуть раз. Но это если родители не помешают. Причем они его забирают со скандалом, а потом к нам же бегут-ревут: «Спасите-помогите, мальчик, ну, или девочка, гибнет, все из дома утащил». Ну, мы же вам говорили, что так оно и будет.
 Фото: скрин 66.RU |
|---|
Глава «Разговор четвертый. «О романтике и таджиках»
…Везде, где есть преступная деятельность, цыгане всегда работали семьями. И у них всегда были прикормленные менты. Менты их крышевали всегда: хоть тогда, хоть сейчас, хоть потом… Сейчас это монеты левые (муляжи старинных серебряных монет), или телефоны левые — но они всегда с ментами делятся. У меня несколько раз было с ними… Вот прямо здесь встречают, подходят и говорят: «Батя, монету купи».
— До сих пор ходят, действительно.
— Я говорю: «Слышь, ты, пес. Вот ты приедешь сюда и думаешь, что здесь все по-старому?! Ты же — приезжий?!» Он говорит: «А с чего ты, батя, взял?» А я ему отвечаю: «Да, я вас, петухов, за наркоту посадил больше 2000. И все местные цыгане меня знают. Если бы ты был местный цыган, то на выстрел ко мне не подошел бы. Моя фамилия — Кабанов. Иди, узнавай у своих и ко мне больше не подходи». То есть я уже знаю, если ко мне цыган подходит и что-то предлагает, это не местный. Ну, и они всегда с ментами, всегда. Где цыгане гоношатся — ищи ментов. И поэтому, видимо, дорога в преступный мир им заказана.
— Слушай, а почему среди воров в законе много кавказцев?
— А потому что если воры с Кавказа будут, то это — Грузия, это грузины-езиды (езиды — религиозная конфессия). Как говорил Дед Хасан, «У нас в Тбилиси в каждом доме либо сапожник, либо вор». Вот. Каждый, почти каждый там — либо сапожник, либо вор. Вот, у них, у грузин-езидов — это считалось очень правильным, что ли…
— А Хасан был из Тбилиси?
— Хасан из Тбилиси. Я же тебе рассказывал, он в еще в четырнадцать себя вором объявил. Собрал воров и сказал: «Я вор». И все были не против. Ну, у них вот так. Тепло, хорошо, можно воровать. Вору сидеть проще. Если, конечно, не сошлют в Магадан…
— А что с АУЕ? («Арестантский уклад един», криминальная молодежная субкультура, признана экстремистской и запрещена на территории РФ.) Вот как я понимаю АУЕ. Вот смотри, что у нас за последние двадцать лет построено, или даже за тридцать лет, что построили? А у нас построили волчий капитализм. Самый страшный из всех, который возможен. Поэтому я где-то даже и понимаю молодого парня, который играет в АУЕ… Вот представь себе, ты, допустим, с окраины. У тебя денег ноль, связей ноль, возможностей ноль, и ничего тебе в жизни не светит. Вот ты лично что бы стал в этой ситуации делать?! Вот. Поэтому они и пытаются играть в какую-то солидарность, потому что понимают, что мир к ним добрым не будет, никто в этой жизни их не ждет и потому ничего хорошего не будет.
— Нет-нет, там все немножко по-другому, я тебе сейчас объясню. Вот смотри, вот мир поменялся, причем кардинально, ведь даже криминальный мир поменялся. Многие понятия изменились, но он, то есть криминальный мир, до сих пор живет как бы по своим законам. Тут надо понимать, что криминальный мир будет всегда. Был, есть и будет. Параллельный мир. Пока есть преступность, а она тоже была, есть и, наверное, будет. Вот такие люди, как Ходорковский и Потанин, все такие из себя великие, тем не менее платят в общак, дают что-то, уделяют внимание кому-то. И знаешь почему? Потому что знают, что они всегда могут сами попасть в зону. А вот когда они попадут в зону, за них уже будет сказано, потому что там она и крутится, эта параллельная жизнь.
Есть жизнь уголовная, есть жизнь лагерная. Что я имею в виду? Там рулят воры. Там вот и есть база воровского движения. АУЕ вот эти все придуманные, это не имеет отношения никакого к настоящей криминальной жизни. Это искусственное образование, я их сравниваю с Даней Милохиным, ну ты понял, вот это вот все. Они своей параллельной жизнью живут, и если он назвал себя, допустим, УЕЕ, ЕАА или еще кем-то — это ничего не значит. Или заявил, что: «Я вот разделяю понятия АУЕ». Ничего он на самом-то деле не разделяет. Это игра такая. Попадет хотя бы на один день в камеру и весь этот налет с него тут же слетит. Я знаю много людей, которые с детства стремились в уголовный мир, они другие, они дерзкие по жизни. Они сразу же начинают вести себя вот именно как лидеры криминального мира, пусть порой своего, немного детского мира. Он живет по понятиям.
А понятия — это очень серьезные вещи. Понятия — это серьезные вещи, ни один этот УАЕ-ЕАА никогда не сможет жить по этим понятиям. Там прописано все до последней буквы, и это закон. Воровской, но закон. И он именно поэтому так и называется: «вор в законе». Поэтому вся вот эта игра — чисто чтобы отнять что-то у равного себе. И жути ему привить, чтобы не брыкался: «Я УАЕ, ЕАА». И там все вот такое, не настоящее. Такой, как только попадет в камеру — сдаст всех. Маму с папой, всех друзей. И они все такие. Не имеют они отношения никакого к криминальному миру.
Попадет туда — обсерется тут же. Его просто заведут в камеру, и он тут же обсерется, нахрен. Не они одни обсираются, взрослые мужики и те обсираются, не то что эти.
- «Город без наркотиков» основали в Екатеринбурге в 1998 году. У истоков организации стояли Юрий Крюченков, Владимир Белоглазов, Игорь Варов, Евгений Ройзман* и Андрей Кабанов. До прихода в фонд Кабанов в течение 11 лет сам был наркопотребителем. С 2014 по 2019 год он занимал пост президента фонда.
- 192-страничная автобиография Андрея Кабанова, «Криминальный Екатеринбург. Совпадения не случайны» выйдет в тираж в феврале 2025 года. Исповедь, как ее называет автор, будет стоит около 2000 рублей. Тираж книги — 2500 экземпляров. Возрастной ценз — 18+.
* признан Минюстом РФ иностранным агентом
