Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

«Издавать российских писателей теперь сложнее». Европейский переводчик — о книжном рынке на фоне СВО

13 сентября 2023, 12:00
интервью
«Издавать российских писателей теперь сложнее». Европейский переводчик — о книжном рынке на фоне СВО
Фото: предоставлено героем публикации, Анна Коваленко, 66.RU
На международный фестиваль «Красная строка» приезжали два иностранных литератора. Один из них — Борут Крашевец, словенский писатель и переводчик русской литературы — рассказал 66.RU, как военная операция на Украине повлияла на планы европейских издателей.

За 25 лет Борут Крашевец перевел с русского больше 50 книг классиков и современников. Больше других — Достоевского и Пелевина. Сейчас готовит к публикации биографию Михаила Булгакова. Его собственный роман «Агни» в Словении стал бестселлером.

О кроликах в жизни и в литературе

— В России тиражи художественной прозы падают. Пять тысяч экземпляров — удача для писателя. А что у вас?
— Население Словении — чуть больше двух миллионов. Книжный рынок маленький, тиражи небольшие. 500 экземпляров — уже хорошо, тиражи детективов могут доходить до нескольких тысяч. Книги у нас намного дороже, чем в России, — от 20 до 40 евро, поэтому словенцы предпочитают ходить в библиотеки. Для писателей и переводчиков предусмотрена система поощрения — если читатели интересуются вашими книгами, государство вам доплачивает. В прошлом году я заработал 800 евро за 1600 книговыдач моего романа (пол-евро за одну выдачу). Это немного, но переводчики книг о Гарри Поттере могут получить значительно больше.

— То есть заработок переводчика — это гонорар и доплата за читателей в библиотеках?
— В Евросоюзе еще такая система — если твои переводы или авторские тексты читают на радио, тебе начисляют деньги за время в эфире — вплоть до секунд. Мне платили за стихи поэтессы из Санкт-Петербурга Аллы Горбуновой и за мой собственный роман, который актеры читали на радиостанциях. Даже русские авторы, если речь идет о переводе их книг, по закону должны что-то получить. Одна из менеджеров, работающих на радио, говорила мне, что пыталась связаться с писателями из России и передать им деньги. Чем все закончилось, я, правда, не знаю.

— О чем ваша книга, которую читали на радио?
— Я написал ее скорее для тренировки, когда собирался взяться за крупный роман. Это деревенская повесть про девушку и ее крольчиху. Я сам — кроликовод, занимаюсь этим делом много лет и очень хорошо знаю этих животных. В тексте рассказ идет от лица 15-летней девушки в пору сексуального взросления и от лица крольчихи. Это не фантастика и не сказка, а литературный прием. Помните сцену охоты в «Анне Карениной», когда Левин идет на охоту с собакой, и сама охота описана с точки зрения собаки? У меня такой же подход. Редактор в издательстве прочитала текст и сказала, что повесть можно развить в роман. Тогда я добавил несколько сюжетных линий со взрослыми персонажами — все они взаимно переплетаются. Книга называется «Агни» — это имя крольчихи. В Словении ее признали лучшим дебютом и лучшим романом года. Не факт, впрочем, что второй роман будет таким же удачным.

— Кроликов вы разводите на собственной ферме?
— Это не совсем ферма, скорее дом в деревне, где раньше жили дедушка с бабушкой и родился мой отец. С историей этого места как раз связан сюжет второго романа. Хозяйство небольшое — три гектара леса и гектар полей. Сад, два пруда, крольчатник и пасека. Неподалеку — речка с форелью. Небольшое хозяйство, в основном для нашей семьи. Я обрабатываю эту землю, выращиваю картофель и овощи. Раньше кое-что продавал, но по сравнению с литературой это приносит копейки.

«Издавать российских писателей теперь сложнее». Европейский переводчик — о книжном рынке на фоне СВО
Фото: предоставлено героем публикации, Анна Коваленко, 66.RU

— Как вам удается совмещать огород, кроликов и переводы с русского?
— Сейчас подрастают дети — дочь и два сына, я их загружаю работой. Пока я в Екатеринбурге, они сами кормят кроликов и поливают растения — делают все, что нужно. Детей надо воспитывать трудом. Проблема в том, что потом они не хотят есть кроличье мясо, говорят: эти кролики такие миленькие. У дочери есть даже любимый кролик, которого она водит гулять на поводке. Такая вот коллизия.

Горький вместо Булгакова

— На «Красной строке» выступали актеры Коляда-театра. Пьесы Николая Коляды — солнца русской драматургии® — известны в Словении?
— Да, несколько пьес на слуху, но сам я их не переводил. Вообще у нас мало ставят современные русские пьесы, наверное, потому, что их плохо знают. Переводчики могли бы помочь, но сложно выполнять работу, не зная наперед, заплатят тебе или нет. Это лотерея, от которой я обычно отказываюсь, потому что загружен переводами на пару лет вперед.

— Были случаи, когда театры отказывались от пьес, которые вы переводили?
— У меня с театром некоторые разногласия. Обычно я пытаюсь предложить пьесы, которые на сцене еще не ставили, в том числе из классического репертуара. Но театры почему-то не отзываются на мои предложения. Меня это очень удивляет. Например, я перевел пьесу Островского «Бесприданница», а ее не ставят. Как такое может быть?! Это один из основных текстов русского театра. На мой взгляд, входит в десятку лучших. Или — пьесы Булгакова. Я перевел «Бег» и «Адама и Еву». «Адам и Ева» — я согласен — не самая удачная пьеса, но сейчас она невероятно актуальна. Если помните, это 30-е годы, между Европой и Советским Союзом идет война — это Булгаков еще тогда предвидел. Потом наступает конец света, и в живых остаются Адам, Ева и еще несколько персонажей. Очень бы зашла эта история. Потом — «Бег», это моя любимая вещь, нравится мне даже больше, чем «Мастер и Маргарита». Представьте — тоже не ставят! Я не понимаю, как они принимают решения. При этом, правда, театры заказывают то, что им интересно.

«Адам и Ева» Булгакова в постановке Никитинского театра

— Например?
— Вы, наверное, удивитесь, но в Словении очень любят Максима Горького — до сих пор ценят и много ставят. В июне я перевел не лучшую его пьесу «Дети солнца», но спрос на Горького настолько велик, что все идет в дело.

— Переводчикам выгодно работать с театрами?
— Заказы поступают. Не скажу, что много, но они есть, и это большая удача, потому что гонорары за перевод пьес намного выше, чем за перевод прозы. Пьесы Чехова «Чайка» и «Платонов» я тоже переводил. Спектакль «Платонов» даже возили в Россию на Чеховский фестиваль. Чехов постоянно в репертуаре — его переводят по пятому, по шестому разу. Театральный язык быстро устаревает — лет 50 тому назад он звучал совсем не так, как сейчас. Переводить тоже можно очень по-разному. И потом, если бы театр не заказывал новый перевод, ему все равно пришлось бы те же деньги выплатить автору старого перевода или его наследникам. Чем разбираться с проблемой авторских прав, проще перевести заново. Видимо, денег театрам хватает. Немаловажно еще, что переводчик в таком случае может присутствовать на первом чтении и по желанию режиссера что-то переделывать. В театре нет ничего завершенного, все по мере необходимости меняется, в том числе и текст пьесы.

Тут читаем, тут не читаем

— Какие российские издания в Словении пользуются спросом?
— Последнее время хорошо зашли биографии русских писателей. Сначала я перевел книгу Людмилы Сараскиной о Достоевском, которая хорошо окупилась — и первый тираж, и второй. В 2021 году был юбилей Достоевского — мы готовились к нему почти восемь лет. Все, кто имеет отношение к Достоевскому — переводчики, писатели, философы, культурологи (их достаточно много, потому что Достоевский очень популярен), — написали свои статьи. Вышел объемный сборник о Достоевском. В 2028 году, когда будет большой юбилей Льва Толстого — 200 лет со дня рождения, — переиздадут текст Павла Басинского «Лев Толстой — бегство из рая» — я перевел эту монографию после того, как в России ей присудили премию «Большая книга». Мы видим спрос на биографии Ахматовой и Цветаевой, но есть проблема — в таких текстах часто цитируют стихи, которые на словенский не переводили или перевели некачественно. Надо думать, как выкручиваться.

— Что вы делаете в таких случаях?
— В свое время я переводил книгу Соломона Волкова — очень хорошую, интересную — «Диалоги с Иосифом Бродским». Там тоже была сложность, поскольку они обсуждают звуковые особенности языка. Мне пришлось оставить оригинал, написанный латиницей, чтобы наши могли прочитать, а ниже дать дословный перевод. Но это сильно увеличило объем книги.

— А есть абсолютные бестселлеры?
— Одним из самых успешных романов — если брать не только мои переводы — был «Лавр» Евгения Водолазкина. Перевод замечательный, несмотря на то, что это сверхсложный текст из-за церковнославянского языка. Но переводчица использовала тексты словенских протестантов — это были первые переводы Библии. Тоже очень архаичный язык. Нашелся специалист, который ей помогал. Тот же прием я использовал при переводе «Обители» Захара Прилепина — он тоже временами использует церковнославянский. Кстати, из всех книг, которые я перевел, «Обитель» — самый читаемый роман, в библиотеках его спрашивают даже чаще, чем «Братьев Карамазовых».

— Были случаи, когда издатель рассчитывал заработать на книге, а покупали ее плохо?
— Так получилось с детективами Бориса Акунина об Эрасте Фандорине. Я очень люблю эту серию, особенно ранние вещи. Тексты переводила моя коллега — хороший филолог. Но словенцам не зашло. Я, наверное, знаю, почему. Романы Акунина — такие полупостмодернистские. Там много малоприметных отсылок к русской классике XIX века. Человек, который хорошо ее знает и разбирается в социолектах того времени, получает кайф, а рядовой читатель словенских детективов в этом мало что понимает. В общем, серия застряла на романе «Смерть Ахиллеса». Дальше не переводили. Хотя книгу Чхартишвили «Писатель и самоубийство» встретили очень хорошо. Я бы с удовольствием перевел еще что-нибудь подобное.

Издатели взяли паузу

— Что из прочитанного на русском запомнилось вам больше всего?
— Один из моих любимых романов и одно из важнейших российских изданий 90-х годов — «Андеграунд, или Герой нашего времени» Владимира Маканина. Он много лет остается моей настольной книгой. Я потратил массу времени, чтобы перевести ее как следует. У Маканина очень сложный язык — обрывистые экспрессивные фразы. Мучился с ним примерно год — столько же, сколько потратил на «Братьев Карамазовых», хотя они вдвое объемнее. Это свойство современного русского языка — он на порядок сложнее языка русских классиков XIX века. Классиков я переводил много — за последние 15 лет у нас пошла волна новых изданий русской прозы. Все романы Достоевского перевели по два-три раза.

— Чем можно объяснить такой интерес к русской классике?
— На это есть несколько причин. По сравнению с современной литературой, классиков намного легче продать — книги Достоевского, Толстого, Чехова всегда хорошо раскупают. Думаю, людей ограничивает площадь квартиры. Всех книг не соберешь — думают они, — а для Достоевского место найдется. И каждое новое поколение перечитывает «Братьев Карамазовых», «Крейцерову сонату», «Анну Каренину». Тем более многие произведения входят в школьную программу. Вторая причина — для классики издателю легко получить субсидию от нашего Министерства культуры и грант Института перевода из России — это некоммерческая структура, продвигающая книги русских авторов за границей. Вскладчину получаются солидные дотации.

— Как вы убеждаете издателей обратить внимание на книгу, которую хотели бы перевести?
— Современной литературы, к сожалению, в Словении выходит меньше. Комиссии при министерстве культуры намного сложнее доказать, что книги найдут своего читателя. Одного только мнения переводчика недостаточно. Нужны веские аргументы вроде литературных премий — «Большой книги» или «Ясной Поляны». Много лет действовала налаженная система, когда Институт переводов привозил в Словению по два русских автора в год на литературный фестиваль и книжную ярмарку в Любляне. Приезжали Водолазкин, Басинский, Степнова, Прилепин, Отрошенко, Алешковский. Я объяснял издателю — с российской стороны будет финансовая поддержка, автор книги будет в Словении, я сделаю с ним интервью, которое опубликуют в субботнем выпуске центральной газеты «Дело». Такие публикации хорошо поднимают продажи.

— Наши писатели до сих пор приезжают в Словению?
— Нет, после 24 февраля эта практика закончилась. Сейчас не лучшее время для интервью с российскими писателями. Издатели начали отказываться от проектов с уже одобренными грантами российского Института перевода. Говорят: надо переждать — будем восстанавливать связи, когда закончатся военные действия на Украине. Опасаются, что им прилетит от чиновников Евросоюза или от украинских эмигрантов. Эмигранты уже пытались отменить выступление Анны Нетребко в Любляне, но тогда словенцы сказали, что хотят ее слушать. Сейчас у нас собираются переиздавать «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя под названием «Украинские повести». Я даже не сразу понял, о чем идет речь.

«Издавать российских писателей теперь сложнее». Европейский переводчик — о книжном рынке на фоне СВО
Фото: kinopoisk.ru

«Сейчас у нас собираются переиздавать «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя под названием «Украинские повести». Я даже не сразу понял, о чем идет речь».

— У вас стало меньше работы, когда российских авторов перестали издавать в Словении?
— Мне работы хватит на несколько лет вперед. Но в марте, когда закрыли люблянский Русский дом — это неофициальное название филиалов агентства «Россотрудничество», которое попало под санкции ЕС, осталась без работы моя жена — она русская, родом из Крыма. В культурном центре преподавала русский язык как иностранный. Сейчас она открыла свою фирму и занимается с теми же группами в онлайне — ковид научил всех работать дистанционно. «Общество словенских писателей» пыталось протестовать, мы собирали подписи, чтобы Русский дом не закрывали, но власть — увы! — не всегда считается с мнением народа.