Одной независимости мало
Значит, судебная реформа. Трудно что-либо сказать о ней, когда видишь все своими глазами. Я сделала все возможное и невозможное для того, чтобы судебная система нашей области (имеется в виду Свердловская — прим. ред) была независимой.
Видя какие-то несправедливые вещи, я старалась почти не влиять на судей. Я жила во времена трех губернаторов. Губернатор Россель категорически запрещал министрам звонить в суд. И так оно и было.
Сегодня, по сути, продолжается эта тема. Мы пытаемся сохранить суд независимым от власти. Но власть настолько разная, непростая и, как в Кремле несколько башен, так и у нас бывает всякое.
Мне кажется, что не все судьи воспользовались независимостью, как надо. Одной независимости мало. Все-таки влияние гражданского общества в какой-то степени должно учитываться. Судья не Господь Бог — ему иногда совсем непросто.
Если общество, будем молиться на суд, мы придем к какому-то не тому результату
Сейчас многие критикуют Европейский суд и говорят, что он для нас не пример. Но есть порядка 20 хрестоматийных решений Европейского суда, которые мы брали в основу для Свердловской области.
Это прежде всего «Лондонское дело». Суть его заключалась в том, что газета выпустила расследование про фармацевтическую компанию; люди вышли на митинги против этой компании и тогда суд принял решение прекратить публикацию газеты — потому что это могло повлиять на решение суда. Суд независим, и никто не должен на него влиять — такова была позиция лондонского суда. Но Европейский суд по правам человека принял решение, что кроме независимости судов, есть независимость общества, и нельзя с этим не считаться.
У нас самым резонансным на моей памяти было решение по Егору Бычкову (уголовное дело и последовавший за ним судебный процесс по обвинению руководителя нижнетагильской организации «Город без наркотиков» в конце нулевых — прим. ред.). Тогда прокуратура запросила ему 12 лет за то, что он насильственно удерживал у себя людей. С моей точки зрения, его действия носили действительно реабилитационную составляющую для тех, кто был крепко связан с наркотиками. Иного варианта ни родные, ни близкие не могли найти.
Тогда я встречалась с прокурором Дзержинского района. С моей стороны два человека, еще два — с ее. Мы встретились, просто понять, почему она запросила такой срок? Она сказала: «Пока я здесь прокурор, никто никогда насильственно людей удерживать не будет. И я удивлена, что вы, Татьяна Георгиевна, занимаете другую позицию». Я ей тогда ответила, что пока мы не смогли обеспечить наших ребят возможностью получить хорошее лечение и реабилитацию, мы должны слушать позицию гражданского общества.
Меня спрашивают, правильно ли я тогда сделала — ведь нельзя давить на суд. Но я давила не на суд — мы просто общались. Здесь была дискуссия, которая, в моем представлении, и представляет собой реформу. В итоге областной суд выпустил из-под стражи Егора — ему дали 2,5 года условно.
Если общество, будет молиться на суд и считать, что он всегда прав, наверное, мы придем к какому-то не тому результату.
Если мы гражданским обществом будем спокойно работать с судебными делами, то мы будем иметь результат.
Сейчас я сожалею. Я абсолютно искренне хочу сказать, что нет ни того гражданского общества, ни средств массовой информации, которые бы смотрели на эти дела в рамках дискуссии. Сегодня один одну сторону поддерживает, другой — другую. Часто по политическим или по каким-то еще мотивам. Поэтому сегодня сказать, что мы могли бы влиять и имели бы право влиять на суд, как это было еще в начале двухтысячных, наверное, сложно. Мы не получили того результата, который должны были. <…>
Я хотела бы сказать только одно: если мы будем очень справедливо, очень спокойно работать гражданским обществом с судебными делами, то мы будем иметь результат. А кроме того, для меня очень важно, когда гражданские активисты участвуют в процессах с учетом понимания законов и судебной процессуальной практики.
Я могу привести такие примеры по линии [Светланы] Ганнушкиной из Сети «Миграции и права». Они глубоко знают тему и юриспруденцию — поэтому есть результаты. Поэтому у нас, может быть, у нас меньше резонансных дел в сфере миграции. Мы пытаемся навести порядок у себя в области с помощью судебной реформы. <…>
Я могу говорить о том, что все-таки реформа чувствуется. Но, как мне кажется, убеждение, что суд независимый и не надо близко подходить к нему, играет далеко не только положительную роль. По-моему, мы должны об этом об этом думать.
Мне кажется, если мы пойдем дальше, то была бы воля, эта реформа возможна.
