Интервью получилось довольно длинным. Если у вас нет времени читать его полностью, мы составили интерактивный план, с помощью которого вы можете перейти к интересующей вас части.
- В России стали часто снимать кино о маньяках. Почему это происходит.
- Многих убийц ошибочно называют маньяками. А кто тогда маньяки.
- Работа над личностью в российских колониях не ведется. К чему это может привести.
- Ева много общается с заключенными, а те потом часто ей пишут. Иногда эти письма довольно странные.
- Что делают правозащитники после 24 февраля и последующих событий.
- Сейчас обсуждаются поправки в закон об иноагентах. Что может измениться.
- Ева работает в газете «МК», которую считают провластной. Почему она продолжает это делать.
- Как обстоят дела в свердловских колониях и за что Ева любит Екатеринбург.
Недавно Ева Меркачева приезжала в Екатеринбург, где выступила в Ельцин Центре и книжно-культурном центре «Другие измерения», там она поучаствовала в дискуссии о смертной казни и презентовала свою книгу «Град обреченных» — репортаж из семи колоний для пожизненно осужденных.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
«В вопросе смертной казни не нужно доверять обществу»
— Я прочитал вашу книгу «Град обреченных» и отразил, что большая часть персонажей — маньяки. Мое наблюдение: за последние годы эта тема стала особенно популярной в массовой культуре — снимаются фильмы и сериалы, пишутся книги и статьи. Почему так происходит?
— Думаю, в последнее время к этой теме возвращаются, чтобы подогреть градус желания ввести смертную казнь. Надо же чем-то доказывать ее необходимость. Мысль примерно такая: «А давайте мы будем пугать всех и рассказывать о маньяках, чтобы люди говорили, что обязательно нужна смертная казнь!»
— Но ведь разные люди делают об этом материалы.
— Тренд сейчас именно такой. Медведев недавно сказал о смертной казни. Зорькин упомянул, что это теоретически возможно, хотя сам против.
— Это такая же цикличная тема, как о памятнике Ленина, который предлагают то вернуть, то убрать.
— Возможно. Я задавалась вопросом, почему люди еще на Руси ходили посмотреть, как кого-то казнят, отрубают голову, четвертуют, сажают на кол. Мучила этим вопросом ученых, психологов, криминологов. Выяснила, что это происходило и происходит от низкого уровня образованности. Этих людей в целом сейчас, к сожалению, большинство.
Если взглянуть на статистику по преступности, основную долю занимают необразованные люди. Мало таких, кто действительно добился успеха по жизни. Я была потрясена, узнав, что в ярославской колонии треть осужденных не имеют образования девяти классов. Там сидят первоходы от 25 до 35 лет. Это портрет современного преступника.
— Насколько все-таки возможно возвращение смертной казни?
— Я ничего не исключаю. Но президент неоднократно говорил, что выступает против. Хотя результаты опросов общественного мнения свидетельствовали, что большинство россиян поддерживают смертную казнь.
Многие люди уверены, что все, кого задерживают и сажают, — настоящие преступники. Эта картинка разваливается в тот момент, когда человека самого задерживают, оставляют одного и не хотят слушать про его невиновность.
В вопросе смертной казни не стоит доверять обществу.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
«Все маньяки — абсолютно больные»
— После выхода книги «Град обреченных» в интервью вас постоянно спрашивали, зачем вы ее написали. Вы отвечали: одна из причин — понять корень зла. Удалось?
— Конечно. Все пожизненно осужденные — больные люди. Исключений нет. При этом болезнь бывает разной. Человек, который совершает преступление, особенно тяжкое, не уважает и не ценит не только себя, но и чужую жизнь, чужое имущество.
Если относиться к этим преступникам как больным, все будет по-другому. Тогда можно искать лекарства, прорабатывать профилактику. Просто их отрезать от реальности и называть нелюдями — не выход. От этого ничего не изменится.
На самом деле истинных, настоящих маньяков не так много. Большинство из них сидят еще с советских времен. А те преступники, которых сегодня называют маньяками, ими не являются: на них, как правило, по одному-два убийства.
— Как отличить настоящих маньяков от ненастоящих?
— Человек, который убил двух женщин и на этом остановился, — это не маньяк, а серийный убийца. В этом случае человеком, скорее всего, движут корыстные причины, а не безумная, болезненная страсть. Все маньяки — это абсолютно больные люди, нет ни одного здорового. По-хорошему, они должны находиться в закрытых психиатрических лечебницах. Я как раз недавно вернулась из такой. В психлечебнице лежат люди, считающие себя антихристами, потому что они якобы слышали какие-то голоса перед убийствами.
— Почему они сидят там, а не в одной из семи российских колоний для самых опасных преступников?
— Я задавалась тем же самым вопросом, будучи в колонии, — почему маньяки находятся здесь, а не в одной из восьми закрытых психиатрических лечебниц?
— За десять лет, что вы занимаетесь темой тюрьмы, что-то изменилось?
— Да, условия содержания стали лучше. Но плохое отношение к людям осталось. В наших колониях не считают, что наказание должно сопровождаться перевоспитанием. Или считают, но их понимание специфично: они заставляют человека подчиняться, но так перевоспитать невозможно.
С заключенными нужно общаться как с личностями: воспитывать их и развивать. Тогда они, выйдя на свободу, будут понимать, что им делать в этой жизни. В противном случае люди не смогут найти применения в жизни и вновь будут совершать преступления.
Работа над личностью в российских колониях, к сожалению, не ведется.
— Что вы подразумеваете под работой над личностью?
— Это все вместе: в первую очередь следует выяснять, почему человек совершил преступление, проявлять к нему уважение и повышать личное достоинство в собственных глазах.
— В каких странах этим занимаются?
— Например, в Норвегии. Там у бывших заключенных минимальный рецидив. И то — в основном среди мигрантов, которые возвращаются намеренно: за решеткой они получают такие блага, которые для них недоступны на свободе, — образование, курсы социализации и прочие навыки. Остальные люди не хотят попадать обратно.
В шведской тюрьме я видела, как на одном поле надзирательницы играли с заключенными женщинами в футбол и баскетбол. Они с разговаривали с преступницами так, что было сложно понять социальные роли каждой, если бы не форма. Так и выглядит перевоспитание, что для развитых европейских стран считается стандартной практикой.
— Понимают ли российские власти, что у европейцев надо перенимать этот опыт?
— Сейчас в России находится в апробации законопроект, который предусматривает похожие вещи. Если его примут, то с заключенными, возможно, будут работать — помогать с образованием и социальной адаптацией. Но как это заработает на самом деле — непонятно. Я, например, предлагала с помощью ученых и педагогов по литературе составить список книг, обязательных к прочтению. В случае, если заключенный их усваивает, он имеет право получить УДО пораньше.
Я убеждена: воспитанный, начитанный человек не совершит тяжких преступлений. У большинства людей за решеткой нет моральных принципов, а в читающих это закладывается.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
«Многие маньяки рисуют свое будущее ярким»
— У людей, с которыми вы общались для книги, практически нет шансов выйти на свободу. Часть из них читают эту самую литературу и что-то для себя понимают. Но уже поздно.
— Да, поздно, хотя на сегодня примерно 500 человек из двух тысяч «пожизненных» могут выйти по УДО. Я не исключаю, что первые освобожденные появятся, но для этого нужна поступенчатая социализация. Многие из преступников сидят за решеткой по 25 лет и не представляют современный мир. Телефоны для них — это что-то из разряда фантастики. По телевизору им показывают мобильники, но они их никогда не держали в руках.
Выйдя на свободу, отсидевшие десятки лет вряд ли смогут прожить хоть какое-то время самостоятельно, если только семья не заберет их сразу и не будет адаптировать.
Было предложение: когда у заключенного приближается 25-летний срок, его следует сначала перевести на общий режим, потом, спустя время, в колонию-поселение. Из наблюдений можно сделать выводы, способен ли человек жить в этом мире или нет. Такого сейчас нет.
Если преступника, отсидевшего 25 лет, выпустят на свободу, то куда он пойдет? Что будет делать? Битцевский маньяк, например, до сих пор говорит, что после возможного освобождения не прочь продолжить убийства.
— В предисловии книги вы упоминали, что многие заключенные отправляют вам письма. Реально?
— Да, я буквально на днях встречалась с одним из пожизненно осужденных, который написал мне письмо. Когда его перевели в Бутырку, мы с ним встретились. У него сейчас кассация. Это террорист, который пытался взорвать питерское метро. Считает себя невиновным. Мне было интересно послушать его, узнать об условиях содержания.
Мне пишут в основном люди, которые считают себя невиновными или жалуются на условия. Письма ради болтовни встречала редко. Одно время мне писал «Вова Беспредел» Алексеев из банды Цапка: предлагал создать совместную книгу. Женихался — хотя это очень смешно звучит — и отмечал, что письма пахнут моими духами.
Некоторые присылают рисунки и стихи. Я отвечаю лишь в случае, если вижу необходимое для работы и анализа ситуации.
— Когда-то было жутко?
— Никогда. Только от самих колоний: они разбросаны по всей стране и находятся в жутких местах. Например, «Полярная сова» в поселке Харп навела на меня ужас. Это дикое и умирающее место.
В книге я даже не обо всех маньяках написала, потому что большинство из них — абсолютно неинтересные люди, которые просто воспроизводят свой безумный поток сознания.
Несмотря на это, многие представляют свое будущее, рисуют его в ярких красках — хотя, казалось бы, его просто нет.
— В 2021 году вышло резонансное интервью Ксении Собчак со «скопинским маньяком». Многие критиковали ее и говорили: так преступников показывать нельзя. Вы тоже так считаете. Как нащупать эту грань, за которую нельзя переступать?
— Одно дело, когда беседуешь с людьми в клетке, другое — на свободе. А еще если они начинают похваляться, люди испытывают страх: а кто знает, вдруг кто-то будет его следующей жертвой?
В этом человеке я не увидела раскаяния и изменений. А ведь он на свободе. Это пугает.
В фильме также был момент, когда «скопинский маньяк» глумился над жертвами: говорил, что одна из девушек замуж не вышла и не сделала детей, а он может это исправить. Хотелось бы, чтобы этот момент оборвали либо вырезали.
Нельзя общаться с маньяками, как с реальными людьми. Их нужно осуждать. С другой стороны, Собчак показала банальность зла и то, что такой человек может жить рядом с людьми.
«В России должны оставаться люди, указывающие на ошибки»
— Как после 24 февраля поменялась ваша работа?
— Сначала мы не понимали, о чем писать и что делать, потому что на фоне происходящих событий все казалось очень мелким. Каждый стал искать свой вектор: кто-то горевал, кому-то потребовалось время, чтобы прийти в себя, кто-то был в растерянности. Я считаю, что избрала самый правильный путь — сконцентрировалась на своем деле. Из России никуда не делись люди, которые нуждаются в защите и помощи. Сейчас они требуют даже больше внимания. Раньше общественность реагировала на все нарушения, сейчас уже не так. Людям не до того.
Я продолжаю вести войну с несправедливостью там, где могу быть услышанной и хоть как-то помочь. Работаю с незаконно осужденными людьми, которых мучают и пытают, жертвами уголовного преследования. Я продолжаю состоять в Совете по правам человека (СПЧ, — прим. ред.) и заниматься людьми из пенитенциарной системы и задержанными, правами журналистов.
— Как изменилась работа СПЧ после начала «спецоперации»?
— Много внимания стали уделять беженцам. Такой проблемы раньше и не было.
Беженцы — это очень несчастные люди. Что им полагается? 10 тысяч рублей? Даже эти деньги сложно получить. Люди растеряны и не знают, что делать. Не все хотят оставаться, многие надеются уехать в Европу или вернуться на Украину. Надо обеспечивать их жильем, едой, одеждой. Помогать психологически. При этом мои текущие дела никуда не исчезли.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
— СПЧ — это действенный орган даже в нынешних условиях?
— У нас получается что-то сделать, но не всегда и везде. Если следствие за кого-то схватилось, то можно написать тысячи запросов и это будет бесполезно. Год назад президент сказал, что согласен посодействовать в освобождении ректора Шанинки Сергея Зуева, и только год спустя это произошло.
Такое ощущение, что в России силовики рулят всем. Если страной управляет не гражданское общество, мы можем получить очень печальные последствия. Сейчас все законодательные инициативы направлены на уничтожение любой критической мысли. Это опасно. Система сама себя разрушает, потому что не может объективно оценивать ситуацию. Создается иллюзорная картина благополучия.
В России должны оставаться люди, указывающие на ошибки. Я говорю про разумную, конструктивную критику. Нужно мыслить и говорить будущими поручениями — так меня учил Михаил Федотов.
В последнее время у меня очень много вопросов к работе Госдумы и чиновников. Депутаты — это слуги народа, но сейчас они ведут себя как слуги государства. Это неправильно. Они должны в любой ситуации вставать на защиту людей. Нет ничего выше судьбы одного человека.
«Властям важно подавать факт с осмыслением»
— После начала спецоперации многие активные представители гражданского общества покинули страну, других признали иноагентами. Все меньше свободомыслящих остается в России.
— Это беда. Власть не понимает, что бьет сама себя. Как бы это странно ни казалось, эти люди ее защищали и позволяли не терять разумность, смотреть на многие вещи с другой стороны.
Происходящее — это охота на ведьм.
Мы живем в мире, где невозможно быть обособленными. Нельзя стать Северной Кореей. Для этого придется вводить смертную казнь не только за тяжкие преступления, а вообще за все. Сделать это с нашей страной невозможно. Я уверена, что власть этого в целом и не хочет, хотя есть отдельные персонажи…
— Алексей Пивоваров изо всех сил старался быть аккуратным, но его все равно признали иноагентом.
— Алексей Пивоваров — это феномен. После его признания я поняла, что во власти стали бояться таких, как Пивоваров, — кто не уходил в резкую оппозицию, а достаточно объективно излагал факты. Его зрители на это смотрели и сами делали выводы.
Властям сегодня важно подать факт с осмыслением. Они не хотят сказать, что случилось. Они хотят сказать, что за этим стоит.
Пивоваров — один из самых объективных журналистов. Надеюсь, он оспорит это решение.
— Я знаю, что вы активно следите за принятием поправок в закон об иноагентах.
— Ужасная тема. По новому закону стать иноагентом сможет любой, кто воспитывает и формирует гражданское общество, — преподаватели, журналисты, представители НКО. Там говорится об «иностранном влиянии», но трактовки этого термина нет. Один из соавторов законопроекта Луговой считает, что закон нужно еще сильнее ужесточить, да и вообще, по его словам, все это делается «для чистки общества, потому что кругом предатели».
— Что нас может ждать?
— Я надеюсь, что закон не примут в нынешнем виде. По поводу этого законопроекта спорили в Госдуме, и немало депутатов выступило против него. Надежда на здравый смысл остается.
— Вы сейчас работаете в газете «Московский комсомолец». Я изучил контент издания и пришел к выводу, что позиция редакции крайне прогосударственная. Не идет ли это вразрез с вашей точкой зрения?
— Нет. Я не пишу на темы, которые могли бы идти вразрез. Я делаю расследования о несправедливых арестах и уголовных делах, о правах человека. Пишу только правду. На мой взгляд, эти вещи не могут цензурироваться.
Если люди потеряют веру и будут думать, что их в любой момент раздавят катком и никто за них не заступится, это трагедия.
— Не возникает ли внутренний конфликт, когда с новостью об Алле Пугачевой, которая «всех предала», может соседствовать ваша колонка на общественно значимую тему?
— В редакции есть люди, которых я искренне люблю и уважаю, но которые верят в то, что пишут. Я с некоторыми спорю. По поводу вашего примера я бы могла обратиться к автору заметки и сказать, что нужно аккуратнее быть в оценках: любой человек имеет право на любой поступок. В состоянии сильнейшего стресса каждый ищет себя сам: кто-то уезжает, кто-то остается — осуждать никого нельзя. В любом случае хорошо, что в газете могут присутствовать противоположные мнения.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
«Ельцин Центр — это сердце свободы»
— Как обстоят дела в свердловских колониях?
— Раньше было много жалоб на колонию для пожизненно осужденных «Черный беркут», которая закрылась в 2019 году (располагалась в поселке Лозьвинском в Ивдельском городском округе, — прим. ред.). Сейчас пишут редко.
В этой поездке я побывала в двух СИЗО — № 1 в Екатеринбурге и № 4 в Камышлове. В первом мы с коллегами прошлись по множеству камер и обратили внимание, что второй корпус требует серьезного ремонта. Я также видела, что люди спят на полу. Обо всем этом сообщила начальнику ФСИН. В СИЗО № 4 мне не понравился полуподвальный цокольный этаж, но заключенных обещают оттуда перевести.
Свердловские СИЗО нельзя назвать пыточными. По крайней мере, ни одной жалобы на них не было. Да я и сама ничего такого не заметила, хотя все было бы видно сразу. Это радует. Лучше плохие условия, чем пытки и избиения.
— В своем телеграм-канале вы называли Екатеринбург любимым городом после Москвы. Почему?
— Потому что здесь свобода. Она чувствуется в людях. Ельцин Центр — это сердце всего Екатеринбурга. Недавно я была на экскурсии и вспоминала то время. Одни говорят, что в 1990-е было ужасно, другие считают наоборот. Это золотое время для журналистики, когда коллеги могли думать и писать все что угодно, они ничего не боялись. А Ельцин Центр — символ этой свободы.
— Этот символ последнее время призывают признать иностранным агентом…
— Серьезно? Сумасшествие. Это будет за гранью.
