Началось все с моей работы в благотворительном проекте «Перспектива» — это, пожалуй, главный проект, который занимается поддержкой людей, проживающих в психоневрологических интернатах.
Когда я туда пришла, я ничего не знала об этих интернатах, мне просто было интересно искусство самоучек, людей с альтернативной ментальностью. Я узнала, что существует такое направление «ар брют» (в переводе грубое/неограненное искусство), его в обиход ввел Жан Дюбюффе. Он собирал работы в том числе людей с ментальными расстройствами. Это такое сырое искусство, искусство вне культурных контекстов, которое существует само по себе, которое непонятно откуда взялось, искусство без корней и без оснований.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
И я стала искать места, где такое можно было встретить. Так я стала приходить в психоневрологический интернат и проработала там 7,5 лет. Но потом я поняла, что это работа только в одном учреждении, а в Петербурге таких восемь, еще столько же — в Ленобласти. И стало понятно, что и в них есть какие-то талантливые художники. И мы открыли проект «Широта и Долгота» с подругой Юлией Курмангалиной.
И мы очень быстро их нашли. Это буквально такие города. Тысяча человек — примерно столько проживает в крупных интернатах, это уже население маленького города или большой деревни. И люди ничем не заняты. У них есть такой ресурс, как время, они никуда не спешат.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
Начали работать с ними и увидели, что кому-то нужно время, кто-то разрисовывается довольно быстро и находит свой язык — не имея ни образования, ни базовых знаний об искусстве. Мы им даем материалы, и они начинают рисовать то, что им приходит в голову. А недостаток знаний в плане искусства — он иногда работает в плюс. Художники делают не как надо, а как у них получается. И иногда это невероятные вещи, художественные.
Например, эта открытка с картины Ильгара Наджафова. Моего друга. Он умер от коронавируса этой зимой. Он занимался с утра и до вечера и не хотел прерываться на обед. Мне кажутся его работы очень важными. Они содержат много деталей.
Сам художник родом из Баку, и он очень часто рассказывал истории о своей родине или о каких-то людях, по которым скучает и с которыми хочет общаться. Он это зашифровывал в картине. У него иногда родственники — в виде животных или друзья в виде рыб, очень наполненные значениями истории. Но если почитать рассказы к каждой картине, они собираются в какую-то общую базу.
| Ильгар зашифровывал в своих картинах воспоминания о близких |
Интернат — это такое место, где много людей с совершенно разной биографией, непохожих друг на друга, их объединяет только место жительства. Юрий Зеленко со своей пенсии покупал материалы. Работал в своей комнате, на полу. Из-за физических особенностей ему было трудно справляться с листами, и он затирал их красками. Поэтому работы у него часто с такими рваными краями — затертые. Буквально махровые становились. К сожалению, его тоже не стало. В этом году ушли многие авторы.
| Картина Юрия Зеленко называется «Венера Урбинская» (по Тициану) |
Иногда арт-сообщество — музейщики, галеристы, коллекционеры — скрывает, что у художника какие-то диагнозы, и тогда это просто художник современного искусства. И широкая публика никогда не узнает, что у него были какие-то особенности. То есть это такое условное разделение.
Это художник Виталий Колузаев, мы с ним приезжали на Уральскую индустриальную биеннале современного искусства. Он уже нашел свой стиль. Ему сложно управлять руками, он берет карандаши, зажимает в кисти и такими простыми карандашами толстыми заполняет весь лист. У него там часто вещи, которые вокруг нас — ботинок, рыба, морковь.
| Это морковь Виталия Колузаева |
За некоторые картины, которые удается продать, авторы получают деньги. Если автор сам не может их тратить, он просит что-то ему купить. Или, например, Юрий Козлов, он все время говорил, что никогда не был в Кронштадте и всегда хотел поехать. На деньги от продажи его картин я свозила его в Кронштадт. Он там покатался на корабле.
Это художница Татьяна Трапезникова. Она часто изображает околорелигиозные сложные истории, здесь она нарисовала себя в телефоне. Рядом Бог, который играет в какие-то свои игры. Картина называется «Разные игры». У нее нет образования, но она раньше, до того как попала в интернат, занималась иконописью, и у нее муж был художник — они подделывали иконы и в советское время продавали их как оригинальные.
| Смешение иконописи и современного искусства в работе Татьяны Трапезниковой |
Проект «Широта и Долгота» провел свой аукцион. Мы продавали работы художников из разных студий. Для авторов было очень важно признание. Картины должны висеть на выставках, чтобы вызывать какой-то отклик. И не потому, что это какой-то социальный проект и художник с инвалидностью, а потому что это искусство.
«В поиске алмазов» — работа Александра Минина дала название выставке, которая не так давно прошла в Воронеже. У этого художника часто встречаются такие девочки, которые занимаются какими-то делами. У них своя фантазийная жизнь. Сам Минин так объяснял значение своих работ, он говорил, что есть реальный мир, а есть невидимый, который мы не замечаем. У него такие сюрреалистические образы.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
| Волшебные персонажи Александра Минина |
А, например, Даниил Рехтин всегда говорил, что у каждого на свете есть свои красные сандалии. Что он имел в виду, мы не знаем, но он однажды их нарисовал. А еще он все время просил купить ему сгущенку, и когда в арт-студию приехал художник Антон Make Польский, он предложил Дане не только купить, но и нарисовать ее. Даниил любил сгущенку, его не стало в 2018 году.
| У Энди Уорхола была банка супа, у Дани — сгущенка |
Жители психоневрологических интернатов — им не хватает общения, они открыты людям. Всегда рады и хотят дружить. Они учат меня внутренней стойкости и силе. Наверное, еще доброте. Они всегда идут на контакт. Вообще удивительно, как они видят мир. У нас есть один художник — Альберт Котов, он однажды попробовал нарисовать корову. И ему так понравилось, что с тех пор он рисует только коров.
 Фото: Антон Буценко, 66.RU |
|---|
| Сотни крошечных коров Альберта Котова |
В 2017-м я поняла, что хочу не только в студии работать. Я решила, что надо дальше как-то идти и заниматься продвижением этих художников, которых никто никогда не узнает, если их никто не выставит. И мы сделали базу, отправили в разные места, в разные галереи, нас стали звать. У нас уже было организовано несколько крупных экспозиций. Например, в музее Анны Ахматовой и в Русском музее.
Есть надежда, что это станет шагом для формирования музейной коллекции, чтобы эти работы были сохранены в фондах. Потому что на данный момент нет ни одного музея в России, который бы сохранял работы художников с инвалидностью. А в интернатах они просто пропадут.
Чтобы как можно больше людей узнали о проекте, Наталья приехала в Екатеринбург и приняла участие в дискуссии на тему «Как художники, просветители и культурные институции решают социальные проблемы», проведенной изданием «Такие дела».
Вам понравилось? Еще больше новостей и историй — внашем Telegram-канале. А еще любую публикацию там можно обсудить. Или, например, предложить нам свою новость. Подписывайтесь!
