Парни выставляют свет в единственном свободном от столов, стульев и разных офисных артефактов уголке на 29-м этаже «Высоцкого». Готовимся к съемке. Ждем спикера, который сейчас усядется в кресло на фоне одного из лучших видов на Екатеринбург и начнет рассказывать о своей жизни.
Из кабинета директора к нам выходит бородатый мужчина в шортах и мятой футболке. Обуви на нем нет. Только ярко-оранжевые носки. Так удобнее.
Это Алексей Кулаков — основатель, совладелец и руководитель JetStyle — одного из главных digital-агентств Урала. Он же — создатель сервиса Ridero, изменившего издательский бизнес в России, давшего фактически любому человеку возможность создать, пустить в тираж и продать собственную книгу.
Все ставлю под сомнение и сам выбираю, какой будет моя жизнь
Я учился в двух школах. Первая — 82-я на ЖБИ. Тогда это была самая дальняя школа на районе. Окраина. С суровыми пацанами. Очень обычная школа. И я был обычным: ни отличником, ни грозой класса. И вспоминать особенно нечего, кроме нескольких десятков случаев, в которых я вообще непонятно как остался жив. Например, я зачем-то знал, что будет, если бросить пачку дрожжей в сортир, или, скажем, примерно сотню очень опасных способов использования карбида. Но это было совершенно нормально. Обычное и даже шаблонное детство.
А потом папа решил, что меня нужно перевести в авторскую школу № 222. Тогда таких появилось много. Это было время расцвета экспериментальной педагогики нового формата. Потому что вдруг стало можно.
У моей школы даже не было постоянного помещения. От урока к уроку мы ездили в разные места города. И нам давали, прямо скажем, очень странную программу. Некоторые предметы тупо отсутствовали. Например, я так и не выучил интегралы, остановился где-то на прогрессиях.
Зато у нас был отдельный курс по фантастике. Еще один предмет — самоопределение, где мы буквально решали, кем хотим в жизни стать, учились самостоятельно думать. И совершенно обалденная учительница литературы. Мы с ней заново прочитали и поняли все то, что проходили предыдущие восемь классов образования. Я тогда на три раза перечитал «Преступление и наказание» и почему-то очень тщательно прочел «Как закалялась сталь». Стало интересно.
Кажется, в нашем классе училась половина всех хипов и панков Екатеринбурга. Ну и я был хипаном — с хаерами ниже задницы. И меня хайрали — это когда тебя ловят гопаны и насильственно стригут. Сильное впечатление. Я шел с подготовительных курсов в Архитектурный институт, потому у меня в рюкзаке лежал сапожный нож — такой скошенный, чтобы макеты делать. Они, помню, очень порадовались, когда его нашли. Побили, обхайрали, сняли и куда-то выкинули мои ботинки. Домой шел босиком. Не скажу, что это была прямо эмоциональная травма. В конце концов, если тебя ни разу не били, то какой ты хипан? Так считалось.
У меня есть странность. Папа и мама в детстве объяснили мне, что такое хорошо, а что такое плохо. И я зачем-то решил им просто поверить — на всю жизнь, что очень нетипично — во всяком случае, для всех моих знакомых.
Ну, то есть, если мама сказала «Леша, воровать — плохо», то я и не ворую, и не собираюсь. Не пью, не курю, не матерюсь. Хотел бы сказать, что не вру. Но боюсь, это не так. Но я никогда осознанно не говорю неправды. Почему я так решил? Просто потому, что родители меня любили.
С другой стороны, у меня сложилось довольно шаблонное представление о том, как устроен мир и моя будущая жизнь. Надо, например, обязательно поступать в вуз. Почему? Просто потому, что все поступают. Только у дебилов не получается и они идут в ПТУ. Дальше — устраиваешься на работу по профессии и эту работу работаешь. Примерно так.
Я благодарен своей 222-й школе за то, что эту мою картину мира сломали об колено. Они просто все время задавали вопрос: «А что, если все совсем не так?». Формировали критическое мышление. Уходя из школы, я все ставил под сомнение и благодаря этому понимал, что сам создаю аксиомы, на которых строится моя жизнь, — это мой выбор, как выберу, так и будет.
 Фото: 66.RU |
|---|
Мама меня любила, а папа просто был самым умным человеком на свете
Моя мама умерла от рака в 2000 году — в мой день рождения. Она была совершенно обалденная. Возможно, я романтизирую ее образ, потому что много лет прошло и потому что я к моменту ее смерти ничего не соображал. Не знаю, как другие, а я лет до двадцати не замечал мир и себя в этом мире. Был в ментальном смысле глухим. Все подростки, мне кажется, глухие. И очень жаль, что я не успел с мамой осмысленно всерьез поговорить, обменяться позициями.
Мама была очень добрая. Она всех любила. Все любили ее. И меня она любила. Это невозможно переоценить. Думаю, благодаря этой любви, из лозунга моего поколения «sex, drugs, rock-n-roll» я выбрал только rock-n-roll.
А папа просто был самым умным на свете. И у него были самые умные друзья. В детстве я знал, что не могу придумать вопроса, на который у него не было бы ответа. Он очень много мне дал.
Всегда был уверен, что никогда не стану таким умным, как папа. А потом папа сошел с ума. В буквальном смысле. Клинически. Он до сих пор очень умный и очень эрудированный, но, кажется, как и многие в его поколении, просто не смог приспособиться к резко изменившейся жизни. Они вообще менее приспособлены к переменам, чем мы. Мы научились выживать в этом мире, он нам послушен. А они созданы совсем для другого мира.
Неожиданно поменяться ролями с папой — это тяжело. Я вдруг оказался в ситуации, когда я должен о нем заботиться, старший теперь я. Наверное, если пойду к психоаналитику, он найдет у меня в этом месте травму. Но я не иду.
Мне очень повезло с предками. Они были отличными родителями, потому что знали: если я чего-то хочу, то имею на это право. И я никогда не боялся им ничего рассказывать, потому что это не имело никаких негативных последствий.
— Мама, папа, я хочу быть хипаном.
— Окей. Хочешь ходить в рваных джинсах и иногда отхватывать от гопников? Хорошо, пожалуйста. Если придешь побитый и будешь реветь, мы тебя, конечно, пожалеем.
Мои родители — умные и не догматичные люди. Они знали: чтобы воспитать ребенка — воспитывай себя у него на глазах. Со своими детьми я стараюсь поступать так же. И уверен, например, что они тоже не пьют и не курят. Понимаю, это звучит забавно, особенно когда твоему старшему сыну — 21 год, а младшему — 18. Но я уверен, потому что я при них никогда не пил, не курил, не ругался матом. Я люблю свою жену и надеюсь прожить с ней еще много лет и однажды, в глубокой старости, вместе с ней умереть. Я думаю, что ошибки, которые я совершаю при детях, они тоже допустят в своей жизни. А я, конечно, совершаю ошибки.
Обстоятельства — игрушечные, опыт — настоящий
В старших классах в моей жизни появились ролевые игры. Собственно, я был одним из двух первых людей в городе, кто попал в ролевое движение. И это меня сильно изменило.
В 1991 году я поехал на ролевую игру в Москву. Мне было семнадцать. И я вообще первый раз в жизни отправился куда-то без родителей.
Оказался там из-за Марины Казанцевой — моей преподавательницы фантастики. Я тогда сильно увлекался Толкиеном. И она сказала: «Леша, сходи на «Аэлиту». На тот момент — это самый большой фестиваль любителей фантастики в стране. Он проходил в Екатеринбурге на базе издания «Уральский следопыт».
Впервые я пришел на фестиваль в 1990 году, но застеснялся, так ни с кем и не познакомился. А через год дошел все-таки до чуваков, которые затевали уже вторые «Хоббитские игрища» в стране. Меня пригласили. Поехал. Добрался до клуба ролевиков — «Город Мастеров» он назывался. Денег не было вообще, ночевать негде, потому спал прямо там — под горой шкур троллей.
Наутро вышла забавная история. У меня был щит из толстой фанеры. И один чувак, до сих пор не знаю, как его зовут, здоровенный такой мужик — широкий и ростом под два метра, — говорит мне: «Ну-ка, давай проверим, умеешь ли ты его держать». А я в первый раз и не знаю, может быть, у них тут так принято. Держу. Он бьет мне в щит ногой. Я отлетаю метра на два. Встаю. Он говорит: «Хорошо, держи крепче, я сейчас сильнее ударю — в центр щита». И в прыжке бьет не в центр, а по верхнему краю. Щит держать я, конечно, не умел, и его верхняя кромка вошла мне в зубы — как бы загнула их под 45 градусов.
Дальше у меня случилось уникальное приключение, которое навсегда объяснило мне силу незнания. Если ты не в курсе, что что-то невозможно, то ты можешь это сделать.
Представьте: семнадцатилетней мальчик в 1991 году пытается в огромной чужой Москве бесплатно вставить зубы. Невозможно? Да. Но я-то этого не знал. Со мной полдня ходили какие-то знакомые калужские панки. Тусовались, играли на гитарах, но по пути заходили во все попавшиеся стоматологические клиники. Везде ожидаемо говорили «нет». Но в одной из больниц мне взяли и починили зубы. Сколько уж лет прошло, а они до сих пор со мной.
Меня до сих пор спрашивают: «Леша, ты поехал на игру, тебе там какие-то дебилы выбили зубы, и ты решил остаться в ролевом движении? Серьезно?» В общем-то, да. Я подумал: «Хорошая тема».
На самом деле причина в другом. Опыт ролевой игры дает по голове, помогает обнаружить, что на мир можно смотреть с других ракурсов. В игре у тебя совершенно определенно и без вариантов есть смысл жизни. Ты действуешь внутри пространства, у которого есть замысел. И благодаря ему ты всегда четко понимаешь суть и последствия своих действий. И можешь быть как бы другим собой.
Объясню. Много лет спустя, в 2002 году, я уже был директором. И мне казалось, что я какой-то слишком мягкий директор: не умею приказать, настоять на своем. И я специально поехал на игру, чтобы создать себе новую социальную роль и в ней действовать. Играл шерифа — мужика, который сначала стреляет, а потом думает.
Отыграл. Вернулся. И примерно через месяц пошел к своему другу, у которого случились какие-то неприятности. Какие конкретно, я уже не помню, но смысл в том, что к нему пришли и чего-то от него хотели. Минут через десять общения я вдруг обнаружил, что выталкиваю людей на лестничную клетку и агрессивно им что-то втираю. Очень необычное поведение для мягкого меня. И в тот момент я понял, что действую, как тот самый шериф. Я это к тому, что в любой игре — и в ролевой, и в компьютерной — обстоятельства — игрушечные, а опыт, который получает игрок, — настоящий. Потому что ненастоящего опыта просто не бывает. Этот опыт можно извлечь, отрефлексировать и использовать.
Еще игра учит: когда заходишь в любую ситуацию, всегда сразу смотри, как из нее выйти. Выход вообще есть? Он открыт? И кто управляет дверью? Потому что если выход закрыт, то ситуация неизбежно рано или поздно превращается в ад. Теперь это одна из главных моих стратегий и в жизни, и в бизнесе: не влезай в историю, даже в самую интересную, если не сможешь выйти. Я не слишком быстро это понял, но сейчас это очень важное правило.
Не знаю, зачем соглашаться на работу, на которой ты не живешь
В любом учебнике написано: «Никогда не делайте бизнес с друзьями». А я всегда делаю бизнес с друзьями. И у этого, конечно, есть темная сторона. Когда в бизнесе начинаются какие-то проблемы, ты начинаешь ассоциировать свою компанию с самим собой и буквально физически чувствовать боль. Так себе тактика. Если мыслить рационально, я бы сказал, что так делать опасно, что надо отделять личное от рабочего.
С другой стороны, что это за подход такой? Я делаю свою работу, чтобы потом, в оставшееся от нее время, жить? Идиотия какая-то. Так очень мало времени остается на жизнь. Не знаю, зачем соглашаться на работу, на которой ты не живешь.
Мне всегда хотелось выигрывать в игру, в которую я играю. В частности, поэтому у меня никогда не было идеи, что я буду мерить свой жизненный успех в бабках. Я думал: У меня же никогда не будет денег больше, чем у Уоррена Баффета. Ни при каких раскладах. Даже близко. Тогда зачем вообще ввязываться, если я гарантированно не стану победителем в этом соревновании?
К тому же есть порог денег, после которого не очень важно, насколько их у тебя много. Он на самом деле не очень высокий. И в Екатеринбурге эти деньги можно получать даже просто зарплатой. Много ведь не надо. Когда у тебя есть квартира, машина и ты перестаешь читать меню в ресторане справа налево, уже не особенно заметно, если твой заработок, скажем, вырастет на 50 тысяч в месяц. Ну, машина станет получше, квартира побольше. И что? Принципиальных перемен никаких.
Потому я все время задаю себе вопрос: «А ты, Леша, чего хочешь? В каких попугаях мы будем мерить твой успех?». И ответить на этот вопрос не очень просто.
Но мне нравится JetStyle. Это же мир, который я построил для таких же, как я. Я работаю с умными людьми, мы занимаемся интересным делом. Все хорошо.
Последнее время я много мотаюсь в Европу по работе. Когда на звонки отвечаешь, что «сейчас в Европе», в большинстве случаев собеседник переспрашивает: «Насовсем?» У меня насовсем не получается. Помните у БГ: «Если хочешь стоять, надо держаться корней». У меня здесь очень глубокие корни, за 46 лет я нажил довольно много людей, которых считаю друзьями. Хотя дружить мне нелегко — это охрененно сложный, но очень важный навык. И я не могу эмигрировать, потому что там у меня не будет столько дружбы. Дружбу нужно чем-то кормить — и на интернет-диете ей тяжело.
Вам понравилось? Еще больше новостей и историй — в нашем Telegram-канале. А еще любую публикацию там можно обсудить. Или, например, предложить нам свою новость. Подписывайтесь!
