С Алексеем мы договорились встретиться в KFC. Оглядываюсь по сторонам. Может, тот тощий мужчина в забрызганной черной толстовке с болезненно красным лицом? «Я в углу» — приходит СМС. Смотрю, у окна сидит парень лет 35, в кожаной коричневой куртке с мехом. Когда улыбается — серьезное лицо становится по-детски счастливым. Манерный, сразу вспоминаю своего друга-гея. Алексей — равный консультант, который работает с ВИЧ-положительными МСМ — мужчинами, практикующими секс с мужчинами. Этот термин используют врачи, когда говорят об инфекциях и ВИЧ. Сексуальная ориентация (гомосексуальность или бисексуальность) тут не так важна, важен только способ передачи вируса.
«Равный консультант по ВИЧ» означает, что Алексей тоже ВИЧ-положительный. Он рассказывает таким же парням, как сдерживать болезнь и не причинять вред близким. Алексей сам прошел стадию отрицания и знает, почему непросто принять новый статус и отчего многие делают вид, что болезни нет.
 Фото: Сергей Логинов для 66.ru |
|---|
В отрицании ВИЧ я прожил два года. Когда узнал диагноз — накричал на врача, вылетел из кабинета и хлопнул дверью. Тогда мне казалось, что доктор специально тянула время и вместо того, чтобы сказать о положительном результате, предлагала сесть и успокоиться. Я старался не думать о болезни, отгонял эти мысли. Тем более, первое время не было симптомов — я хорошо себя чувствовал и жил как жил. А когда стали появляться проблемы — стоматит, грибок, — взял себя в руки и побежал к врачу за таблетками.
Я консультирую не только ВИЧ-положительных, но и тех, кто только собирается пройти тест после незащищенного секса. Стал чаще слушать фразы вроде: «Ну не предохранялся, ну и что. Сейчас же есть таблетки». То есть ребята перестали бояться вируса, потому что видят, что можно жить десятилетиями, хорошо себя чувствовать и даже заводить семью. Отношусь к этой перемене двояко. С одной стороны, хорошо, что ВИЧ-положительных перестают избегать и они могут открыто говорить о болезни. Но с другой стороны — бесстрашие приводит к распространению вируса.
Вирус мутировал. Если раньше мы жили с высоким иммунным статусом по 5–7 лет без терапии, то сейчас за год статус падает до 200–300 клеток. И нет таких людей, которые живут без таблеток даже пять лет.
Многие умирают, это правда. Ребята застревают на стадии отрицания — не хочется думать о плохом. Потом начинаются грибковые заболевания, стоматиты. Туберкулез можно на раз-два подхватить. Погибают в основном от двусторонней пневмонии. Когда говорят «Ой, молодой умер от пневмонии», сразу понятно, в чем причина.
У меня погиб клиент. Молодой парень из Сысерти один раз пришел в группу взаимопомощи, потом мы общались по телефону. Пару раз я приезжал, мы гуляли по парку и разговаривали. У него нашли вирус папилломы, который сильно разросся и был заметен. Я убеждал парня начать терапию и вроде бы убедил, тот говорил, что пошел к врачу. А потом мне передали, что он в больнице. Я даже не успел навестить. Собрал вещи и получил СМС — умер. От пневмонии. Конечно, я себя винил в недосмотре. Ну как так? Мог же уговорить, силой заставить. Обидно, что столько знаний имеешь, а иногда ничего не можешь сделать. Еще два моих близких человека, не клиента, умерли от ВИЧ. У одного был рак, а другой наотрез отказался от терапии и похода к врачу — осознанно сделал выбор умереть. Видимо, не мог жить с этим.
Даже я не избавился от страха до конца. И меня парализует каждый раз, когда приходится признаваться новому партнеру. Вот эти мгновения, когда открываешься, а он еще не ответил. Ужас. Если секс разовый, я ничего не говорю, просто предохраняюсь. А если начинаются отношения — лучше сказать. Лишь однажды парень меня бросил из-за ВИЧ. Ему кто-то рассказал о статусе, и тот пропал. А когда мы случайно встретились, сказал, что не сможет встречаться с таким, как я. Больно и обидно до сих пор.
Консультирую я бесплатно — это своеобразное хобби. Несколько лет получал зарплату в СПИД-центре, когда те получили грант из фонда Элтона Джона. Для нашей группы взаимопомощи тогда даже сняли офис, и мы перестали встречаться на фуд-кортах. Еще у меня есть анкета в Hornet (приложение для гей-знакомств, — прим. ред.). Там написано, что я консультант по ВИЧ. Чаще всего мне пишут, когда я оказываюсь в области — в маленьких городах ребятам негде получить информацию и поддержку.
 Фото: Сергей Логинов для 66.ru |
|---|
В Екатеринбурге в группу взаимопомощи ходят мужчины 30–50 лет. Встреча начинается как в анонимных алкоголиках. Мы садимся в круг и озвучиваем свой статус. На встрече могут быть только ВИЧ-положительные. Справку не просят, но в разговоре становится понятно, обманывает человек или нет. Дальше общаемся на любые темы, не обязательно связанные с ВИЧ.
Самый ответственный момент — когда приходит новенький. Ему надо показать правильный путь — чтобы встал на учет в СПИД-центр, чтобы принимал таблетки и не отрицал болезнь. У новичков много фобий — что больше никогда не займется сексом, что партнер будет только положительный. Переживают, что узнают работодатели, родственники. Боятся побочных эффектов терапии. Мы своим примером показываем, что с диагнозом можно нормально жить. Я каждому оставляю номер телефона, если человек захочет поговорить наедине. Мои контакты дают новеньким врачи-инфекционисты и венерологи. Я помогаю только мальчикам. Наркоманы, проститутки и геи — это самые высокие группы риска по передаче инфекции. На каждую такую группу есть группы взаимопомощи.
Сегодня я консультирую реже — вся информация есть в интернете. В России грантов для ВИЧ-положительных МСМ нет. А закон об иностранных агентах усложнил сотрудничество с зарубежными организациями.
Смертельный диагноз — это катарсис. Ты жил-жил и ни о чем не думал. А тут раз и перед тобой реальная угроза гибели через несколько лет. Кто-то полностью меняет образ жизни, кто-то переезжает в более комфортное место. Никто из обычных людей так не следит за здоровьем и питанием, как ВИЧ-положительные. Обычно ребята отмечают, что после ВИЧ жизнь становится лучше.
