Троицкий говорит, что журналистика всегда была для него прикрытием. Что его занимала не столько критика, сколько описание любимой музыки. А еще он любил работать продюсером — помогать пробиваться молодым музыкантам. И действительно, благодаря ему, например, стала известна группа «Аквариум» — именно Троицкий позвал Бориса Гребенщикова на крупнейший советский рок-фестиваль в начале восьмидесятых.
Сейчас Артемию Троицкому 63 года. Вся его семья живет в Эстонии, но он просит не называть себя эмигрантом. По его словам, он просто «уехал». Как надолго уехал — пока не понятно. Спецкор 66.RU Ольга Татарникова узнала у критика, с какого момента он окончательно махнул рукой на жизнь в России, каково работать преподавателем в западном университете и почему Ленин — молодец.
— Сейчас в кинозале показывают документальный фильм про вас. Свободных мест нет. Вы явно востребованы у интеллигентной и платежеспособной аудитории. При этом вы живете в Таллине и рассказываете, что если вы вернетесь в Россию, то вам придется ходить в скафандре, чтобы в вас не прыснули каким-нибудь «Новичком». Но чем музыкальный критик может быть опасен власти?
— Я не опасен для власти. Ну, веселый пожилой болтун. Но при этом болтун честный и никогда не прогибающийся и не прячущий свое мнение. Я давно пишу о политике и, как правило, очень критично. Россию я всегда любил и считал, что она достойна лучшей участи. А власть и государство я всегда ненавидел. Люто. И писал об этом.
Я не думаю, что серьезные люди имеют ко мне счеты. Но у нас есть огромное количество пригретых властью агрессивных сумасшедших — нодовцев, казаков, хоругвеносцев, сербов. Вот от них можно ожидать чего угодно. Они периодически нападают на людей более опасных, чем я. Громят выставки, срывают концерты. Лично я не парюсь на этот счет. Я — человек очень беспечный и безбашенный. Но со всех сторон мне говорят: «Будь осторожнее. Приезжай в Россию пореже и маскируйся получше». Я не маскируюсь, мне лень. Может, зря. Время покажет.
— Но что эти люди могут сделать? Забрызгать зеленкой лицо, кинуть торт, облить мочой картину. Это же детский сад. Неужели из-за этого стоит уезжать из страны?
— Нет, естественно, я уехал из России не потому, что я испугался каких-то уродцев. Я уехал совсем по другим причинам. У меня было две мотивации. Первая — это дети. В 2014 году я обнаружил, что моим детям в школе промывают мозги патриотизмом. Мол, мы русские хорошие, а все вокруг гады. И я не мог этому помешать. Вторая — меня отжали с разных мест работы и я остался без средств к существованию. Поэтому я принял предложения из университетов Хельсинки, Таллина, Нью-Йорка и начал разъезжать по западной части мира.
— Журналисты-звезды, а вы такой, всегда находят способ заработать. Тот же Парфенов, которого не пускают на федеральные каналы, снимает фильмы и реализуется.
— У кого-то получается, а у кого-то не получается. Я не привык ходить с протянутой рукой, искать спонсоров и предлагать свои услуги. Никогда. Мой первый ангажемент был в 1974 году. Тогда не я предлагал статьи про рок-музыкантов в журнал «Ровесник», это они попросили меня, чтобы я соблаговолил писать. В отличие от Лени у меня нет таланта работать со спонсорами или олигархами.
— В западных университетах вы получаете больше самореализации? Работать там лучше, чем в МГУ?
— Там все по-другому. Главный минус, что я понимаю русскую молодежь лучше, чем европейскую и американскую. Зато плюсов несколько. Во-первых, там гораздо больше платят. Во-вторых, там никогда не будет таких неприятностей, как в МГУ. Когда я преподавал, я пригласил на занятие Андрея Макаревича, которого как раз тогда травили со страшной силой. После встречи меня вызвали в деканат и сказали, что я должен согласовывать кандидатуры своих гостей. То есть тринадцать лет я приглашал всех от Хакамады до Шнурова, а тут «согласовывайте, пожалуйста». Я ответил, что это свинство и нарушение моих прав. На следующее занятие пришли ребята с телеканала «Дождь», а в первом ряду демонстративно села незнакомая тетушка с блокнотиком и стала конспектировать. То есть меня начали прессовать из-за того, что я приглашал известных профессионалов, которые не испытывают большой восторженности по отношению к власти. Естественно, ни в каком западном университете такие вещи невозможно представить. Там все свободно.
 Фото: Владислав Бурнашев, 66.ru |
|---|
— А вы помните момент, когда вы решили, что все, пора валить?
— Это было в конце весны 2014 года. Помню картинку, которая меня к этому подтолкнула. Я в Москве жил на Университетском проспекте. Вышел как-то прогуляться, был теплый денек. Смотрю, идут типичные представители прогрессивной хипстерской молодежи: узкие брючки, кепочки, бородочки. И шли они на фоне огромного билборда с баллистическими ракетами и надписью типа «Не смешите мои Искандеры» или «Можем повторить». Это когнитивный диссонанс — с одной стороны, цивилизованная и просвещенная страна, а с другой — жуткая средневеково-совковая милитаристская пропаганда. Не могу сказать, что эта картинка стала последней каплей. Но она запала мне в душу.
— То, что вы описали, раздражает многих. Но что нам теперь, всем уезжать?
— Нет, конечно. Нет универсального совета. Уезжать надо программистам, которые легко смогут конвертироваться в западную систему. Там жизнь будет гораздо комфортнее, сытнее и экологичнее. Совершенно не стоит уезжать людям, которые вросли в эту страну. Тем, кто не представляет себя в отрыве от здешней культуры, тусовки, природы. Такие люди уходят во внутреннюю эмиграцию. Они занимаются творчеством, растят детей, окапывают свой огородик и забивают на путинский режим, на подлость и идиотизм. Я прекрасно понимаю этих людей. Мы в 70-е и 80-е годы жили точно так же в жутчайшем совке и при этом мы были счастливы. Нас окружала прекрасная музыка, прекрасные друзья. Мы полностью игнорировали все то, что происходило на уровне государства.
— Ваши дети могут жить в России точно так же.
— Это вопрос, могут или нет. Меня и моих друзей советская система не сломала. Мы обладали иммунитетом. Мы систему в гробу видали. Но это я. А где гарантия, что мои дети окажутся невосприимчивыми к массированной психической атаке со стороны государства? Нет такой гарантии.
 Фото: Владислав Бурнашев, 66.ru |
|---|
— А что для вас будет белым флагом перемирия? Четким показателем, что можно возвращаться?
— Я бы вернулся, если бы захотел включиться в строительство новой жизни. Как было в 1985 году, когда мы выползли из подполья и начали вершить перестройку и гласность — кто с гитарой на стадионе, кто на телевидении или в журнале. Сейчас мне 63 года, но я чувствую себя, как в 35. Проблема в том, что я не хочу ничего делать при этой власти. Эта власть мною глубоко и окончательно презираема. Они — лжецы, воры, бандиты, лицемеры и бездарные люди, которые мою любимую Россию тащат в пропасть. Никаких перемирий, никакого соглашательства. Если в стране по-настоящему поменяется власть, я тут же вернусь и впрягусь в обустройство новой свободной России.
— Вы говорите, что любите свою страну. Но при этом воры и лжецы тут прекрасно живут, а вы уезжаете. Вы не видите тут противоречия?
— Здесь нет противоречия, потому что невозможно заниматься профессиональной медийной работой в государстве, которое не дает это делать. Это то же самое, что плыть в серной кислоте против ветра. К сожалению, у нас и культурная и медийная жизнь сильно зависят от государства. Вот, например, мой друг Женя Хавтан из группы «Браво». Абсолютно аполитичный человек, его группа никогда не пела песен типа «Дальше действовать будем мы». Но при этом они очень зависят от государства: от телеэфиров, радиоэфиров, от концертов. И все знают, что наше полутоталитарное государство может абсолютно беззаконным образом сделать вселенскую мразь. Так произошло с Макаревичем, который выступал на инаугурации и дружил с Медведевым, а после того как стал себе что-то позволять, превратился в национального предателя. Поэтому я и говорю, что в этом государстве я работать не буду.
 Фото: Владислав Бурнашев, 66.ru |
|---|
— То есть вы критик, никак не борец?
— Я — борец, но я борец на четко обозначенном участке. Если бы я был борцом-революционером, я бы не занимался музыкой, а занимался политикой. Причем опасными делами. Мне совершенно не нравится то, что делают современные русские политики. Мне гораздо больше по душе Владимир Ильич Ленин, или Че Гевара, или Робеспьер. Если бы я стал заниматься политикой — я бы копнул глубже.
— А почему современные политики не копают глубже?
— Я не знаю, почему не копают глубже. Я думаю, боятся. В первую очередь. Когда я говорю про Ленина и Че Гевару, я имею в виду не их идеологические устремления, а модель работы. Надо революцией заниматься, а не согласованными митингами. Революцию согласовать невозможно.
