«Они разрушили нашу семью»
Алексей, 23 года
 Фото: 66.RU |
|---|
— Мы сидели в кафе, отмечали мамин день рождения. Взрослые выпили немного. После посиделок пошли на остановку, чтобы уехать домой. Там встретили завуча школы, в которой я тогда учился, классного руководителя и сотрудника подразделения по делам несовершеннолетних. Эта компания начала маму обвинять в том, что она пьяная. Мама их послала далеко и надолго, и мы ушли домой. На следующий день в школе ко мне подошли какие-то люди и предложили подвезти до дома. Я согласился. Но меня увезли в приют, не сказав ничего маме. Мне было 11 лет.
Полтора года я жил в детдоме, хотя маму не лишили родительских прав. Когда задавал вопрос, почему я не с ней, говорили: «Отстань, не твое дело». Они запретили ходить на дзюдо и танцы – соцслужба боялась, что оттуда мама меня заберет домой. Потому что все это время она меня искала, постоянно ходила к моей бывшей учительнице, упрашивала сказать, куда меня увезли. В конце концов ей сообщили, где я, но повидаться не пустили. Ко мне пришла бабушка и выбила разрешение забирать меня домой на каникулы.
Позже меня обманом заставили подписать согласие о лишении мамы родительских прав. После этого в интернат приезжала учительница, которая сдала меня опеке. Извинялась. Но какие могут быть извинения — они разрушили нашу семью, хоть и разрушить отношения с мамой им не удалось. Мы каждый день созванивались. Сейчас часто видимся, проводим вместе праздники. Несмотря на то, что меня лишили возможности расти в семье, я вырос нормальным человеком, получившим достойное воспитание. За это я благодарен своему интернату.
 Фото: 66.RU |
|---|
Первое время в детдоме было сложно. Старшие ребята, пока я был новеньким, прессовали, запугивали. Я прошел через драки. В детдоме стычка, как правило, возникала, когда старшие отбирали вещи у тех, кто помладше. Но в нашем интернате не было откровенной жестокости.
Иногда нам не хватало еды. Мы не наедались и просили добавку. А ее просто не было, потому что финансирование урезали. Когда потом сам работал воспитателем в своем детдоме, на одном из собраний директор объявила о сокращении финансирования, назвала цифры: в 2010 году государство выделяло около 50 миллионов в год, в 2016 году — почти вполовину меньше.
Несмотря на трудности, наш детский дом был крутым местом. Я там познакомился с людьми, которым сейчас могу позвонить и попросить о помощи. Поэтому бесит стереотип, что если ты детдомовский, то станешь вором или бандитом. Когда я и двое парней из детдома поступили в колледж, никто из одногруппников не знал, что мы выросли без родителей. Однажды нас раскрыла завуч: во время пары пришла в аудиторию и попросила «троих детдомовских ребят» зайти к директору. Когда мы вернулись, одногруппники атаковали вопросами. Они думали, что из интерната одно быдло выходит. А дело не в интернате, а в том, из какой семьи человек. Да, многие попадают в приют из неблагополучных семей. Дети с пеленок видят пьянство, разбой. Именно эти воспоминания и толкают потом на неверный путь, а не детдом.
После моего выпуска прошло семь лет. Я работал воспитателем, учился в университете, но бросил, так как понял, что выбрал не ту специальность. Но я все так же работаю с детьми, правда, уже в роли тренера по мини-футболу.
«Я сидела в коридоре абсолютно голой»
Нина Александровна, 63 года
 Фото: 66.RU |
|---|
— Я никому не говорю, что детдомовская. Потому что однажды, когда работала уборщицей и рассказала коллегам о месте, где выросла, те пошли к начальству и стали просить: «увольте ее, она интернатовская, от нее можно чего угодно ожидать». С тех пор молчу о своем детстве. Людей сложно переубедить в том, что интернат не калечит детские жизни. Потому что это не всегда так. Те условия, в которых выросла я, нельзя назвать ужасными, но и легкими – тоже.
Мама умерла, когда мне было три года. Из близких родственников остался брат. Ему 18 лет уже исполнилось, но брать на себя обузу он не захотел. Так и оказалась в детском доме.
Комната, в которой мы жили, была как маленькая квартира с раздельными спальнями для мальчиков и девочек, санузлом. С одной стороны — удобно. С другой — от мальчишек и их проделок нас, девчонок, отделял лишь маленький проход. Однажды один из парней ночью пробрался в нашу спальню, вооружившись палкой. Постоял возле каждой кровати и ушел. Что он хотел, до сих пор не понятно. Было страшно.
Кормили нас хорошо, но вкусностями не баловали. А нам же охота! Поэтому ходили по вечерам мыть посуду в столовой, а посудомойка за это оставляла компот и булочки. Она была добрая, а вот среди других сотрудников процветало воровство. Как-то услышала разговор, в котором одна повариха жаловалась другой на проверку, из-за которой ничего домой не унесешь.
 Фото: 66.RU |
|---|
Запомнился один воспитатель. У него была странная система наказаний. Его провинившиеся любимчики в качестве наказания спали, остальные — драили унитазы. Такими методами воспитания он не только обижал, но и провоцировал ссоры.
Иногда способы наказаний были изощреннее. Помню, как в конце пятого класса подхватила вшей и сидела в коридоре абсолютно голой, с намыленной средством от вшей головой. Такие были воспитательные моменты. Много лет спустя встретила этого воспитателя в трамвае, хотела ему высказать, но не стала — тихая детдомовская девочка внутри меня просто не хотела поднимать шум.
Из детдома, кстати, я вышла в розовых очках. Думала, все люди — братья. Так нас учили. Но в реальной жизни все иначе. Судьбу мою простой не назовешь: первый муж бил, второй после 30 лет брака завел молодую подружку. Сейчас работаю уборщицей. Тяжело, но приходится трудиться. Зато я вырастила двух прекрасных сыновей.
«Жизнь в детдоме как служба в армии»
Анна, 23 года
 Фото: 66.RU |
|---|
— Мне было 8 лет, когда бабушка отдала меня службе опеки из-за того, что мама сильно пила. До сих пор четко помню, как в больнице, где проверяли перед интернатом, мне отрезали длинные красивые волосы. Это был такой сильный стресс, что я потом еще долго шевелюру не отращивала.
Когда привезли в приют, я не понимала, что происходит. Дико было осознавать, что вчера ты находилась с семьей, а сейчас — одна среди незнакомцев. Год я жила в первоуральском интернате, а училась в обычной школе. Одноклассники издевались надо мной из-за того, что я детдомовская: отпускали шутки по поводу моего внешнего вида, коротко стриженных волос. Они никогда не садились со мной за одну парту, потому что были уверены, что все детдомовские воруют. С тех пор я стараюсь не говорить о том, что я выросла в интернате. Потому что люди начинают смотреть косо, недоверчиво. Из-за предубеждений. Или жалеют. Мне это не нужно. Я такой же человек, меня тоже воспитывали, мной занимались, просто не родители.
После Первоуральска меня перевели в интернат Екатеринбурга, который был совмещен с музыкальной школой. Жизнь там – служба в армии. Подъем в 7:30 – завтрак – учеба – занятия музыкой. Учебный день иногда заканчивался в 7 вечера. Потом домашняя работа. Воспитатели нас не отпускали на улицу, пока все не сделаем. Мы на них за это злились, погулять ведь хотелось. Но, став старше, я поняла, что они просто приучали нас к дисциплине.
 Фото: 66.RU |
|---|
Воспитатели были разные. От многих мы получали только поддержку и понимание. Могли поговорить с ними о чем угодно, будто с родителями. Некоторые из воспитателей давали нам деньги из своего кармана, чтобы мы съездили погулять, развеяться. Но были те, которые срывались и говорили, что мы станем такими же, как наши родители, — алкашами и наркоманами. Было обидно. Но больше я обижаюсь за другой случай.
Как-то во время отдыха в лагере у меня выскочил фурункул. Меня отвезли в больницу и всю смену пролежала там. Через какое-то время нас повезли в другой лагерь, и по дороге мне стало плохо. Из автобуса меня вынесли на покрывале. 10 дней пластом пролежала на кровати, практически не могла двигаться, ходила под себя. Приходили медсестры, ставили укол и уходили. На жалобы они не реагировали, хотя мне становилось хуже. Воспитатели тоже особо не беспокоились. Я чувствовала себя никому не нужной и абсолютно беспомощной. Потом, наконец, приехал врач, и меня отправили в другую больницу, где поставили диагноз: заражение крови. Мне чуть не удалили тазобедренный сустав.
В том, что произошло, есть вина интерната — воспитатели не обратили должного внимания на мое состояние, на жалобы. Но стоит сказать ради справедливости — на период реабилитации они привезли ко мне маму. Да и вывод, который я тогда, еще маленькая, сделала, тоже помогает мне до сих пор. Надо быть настойчивее и сильнее. Именно эти качества помогают бороться за законное получение квартиры, которую государство обещает мне уже пять лет.
Текст: Татьяна Колмакова
