Обычный герой: «Нельзя перекладывать воспитание своих детей на американцев»

— Семейные ценности супруга променяла на выпивку. Ушла, когда младшей было семь месяцев. Постоянной работы у меня нет, на это просто не хватает времени. Основной доход приносят детские пособия. В сумме всего около 5 тысяч рублей, — говорит еще довольно молодой папа из «Клуба одиноких отцов». У него трое детей, с которыми пока приходится жить в бараке. Позже признается, что раньше у него самого были проблемы с алкоголем, но когда родился первый ребенок, пришлось завязать.

В клуб «Каравелла» на Московской пришли восемь отцов. У каждого — скорбные лица и по два, по три ребенка. Самому старшему — 16, младшему — 5. Все бегают вокруг телекамер и своих отцов. Детский крик заполняет маленькую комнатку с нарисованными солнышком и облаками вместо обоев, летит по коридорам и наталкивается на диктаторский тон женщины средних лет: «Ну, что?! Начинаем?! — тонко звенят стекла. — Не будем больше ждать?!». Пожилая дама очень быстро воцаряется в комнатке. Ясно, что она здесь главная.

Семьи начинают самоорганизовываться. Каждый здесь уже не в первый раз, поэтому четко знает свое место. Дети занимают стулья, расставленные слева вдоль стены. Отцы выстраиваются в два ряда справа. Им неудобно и неуютно, но они стоят, потому что деваться некуда. Те, которые стесняются, находят выход: встают во второй ряд и прячутся за головами своих рослых товарищей по несчастью. Они думают, что там их не достанут ни камера, ни журналисты, ни громогласная женщина.

Нас сразу предупреждают, что говорить с прессой будут не все. Несколько отцов наотрез отказались. У одного проблемы со связками, и он стесняется (вместо слов действительно выходит сиплое шуршание). Другие стесняются просто так, без особой причины. Но большинство боится — неудобных вопросов, которые, как осы, могут влететь в уютную норку, которую они себе построили, разворошить ее и заставить их вылезти из укрытия. А тогда придется говорить еще и о том, как случилось, что они превратились в «человека без кожи», смирившегося и размякшего, и теперь могут только прятаться и бояться.

Тем временем «главная» объявляет выступление блондинки средних лет, с глубоким декольте и ярким макияжем. Неожиданно для всех, кто здесь впервые, она оказывается чиновницей из Министерства соцполитики. Блондинка церемонно вплывает в комнатку, покачиваясь на высоких каблуках, и произносит несколько дежурных слов, посылая улыбки в сторону то одной телекамеры, то другой. Мужчины средних лет, истерзанные повседневными заботами и такими же чиновниками, как она (типичные гоголевские «просители»), даму не интересуют.

Закончив речь, она выходит из тесноты. В коридоре темно. Блондинка бросает короткий взгляд на помощницу с фотоаппаратом. Полушепотом просит сделать фото. Такое, чтобы «было видно, что я тут была». Выражение ее лица тут же меняется. На нем ясно видны усталость и брезгливость.

— Бедные люди, — говорит Ирина, наш фотограф. Она, напротив, смотрит на происходящее с сочувствием. Мы тоже стоим в коридоре. — У меня какое-то странное чувство осталось: дети выглядят неухоженными. Вот почему у матерей-одиночек дети чистенькие, и они еще успевают работать в нескольких местах?

Дети остаются в комнатке рисовать открытки, отцы собираются за столом в комнате, где есть телевизор. Здесь они, как в обществе анонимных алкоголиков, по очереди рассказывают о своей борьбе. Только вместо зеленого змея — чиновники и российское законодательство. Победить их едва ли не сложнее, чем алкогольную зависимость. Поэтому очень быстро выясняется, что успехов у гоголевских просителей пока мало. В основном их преследуют неудачи.

Блондинка из министерства сидит во главе стола, как во время чайной церемонии, и время от времени выдавливая из себя улыбку, жеманно дает поручения своей помощнице: «Посмотрите, если это в нашей компетенции…». То есть говорит примерно то, что отцы и так слышали уже много раз, когда обивали пороги чиновников — компетентных и не очень.

Чаще всего разговор заходит о льготах. Выясняется, что главная проблема одинокого папы — отсутствие льгот. Например, детям в школе не предоставляют бесплатное питание. За секции и кружки папа платит без 30% скидки. На все эти льготы имеют право женщины, воспитывающие в одиночку своих детей, но мужчинам их получить сложно. Таковы правила.

Потом наступает пятиминутка славы: все смотрят сюжеты федеральных и местных телеканалов, в которых снимались одинокие папы «Клуба». В кадре — благородная нищета, задумчивые дети и улыбающийся папа. Чему он улыбается, в первые минуты решительно не понятно.

Особый интерес вызывает программа бывшей теннисистки Анастасии Мыскиной. В гости к ней пришли не только свердловские папы, рассказавшие об особенностях жизни с женой-наркоманкой («Этот человек меня больше не интересует», — неизменно подчеркивают они), но и юристы, которые говорят, как не остаться в дураках и аккуратно и грамотно стребовать с наркоманки алименты.

— Вам необходимо осуществить лишение родительских прав, — учит юрист бывшего мужа неизвестной наркоманки. — Это достаточно длительный процесс. Необходимо наладить контакт с органами опеки, потому что их тоже будут вызывать в суд. Когда вашу супругу лишат родительских прав, вы будете претендовать на возможность получить родительский капитал. Государство с того, кто должен платить алименты, истребует.

Мужчины слушают с интересом, но пока сомневаются. «Ну, у нас никто алименты не получает», — скорбно комментирует «главная».

Я нахожу одного из тех, кто говорить отказывается, чтобы узнать, что он думает по поводу алиментов, ювенальной юстиции и «закона Димы Яковлева». Из всех отцов, собравшихся здесь, они самые интересные. Они выстраивают бетонные заборы. Оправдывает себя тем, что есть свои и чужие. Чужих нужно опасаться, обходить стороной, бояться и не пускать. Я — как раз тот чужой, но не совсем обычный, потому что мне, наоборот, интересно пробиваться через чужие заборы.

У Владислава два высших образования (он дипломированный инженер и агроном) и трое детей, которых отец-одиночка воспитывает в Екатеринбурге, незнакомом для него городе.

Этот забор оказался особенно крепок. Видно, что Владислав выстраивал его много лет, основательно и с любовью. Сейчас у него, кроме забора, два высших образования и трое детей — Лилия, Вика, Вероника.

Я не могу требовать алименты от матери моих детей

Мы приехали с Украины четыре года назад. Раньше жили в Крыму. Там родились мои дети. Старшей только исполнилось 12 лет, когда я принял решение бросить все и уехать в Екатеринбург. Я родился в России, в Свердловской области (родители уехали на Украину, когда я был маленький). Переезд дался мне нелегко. В 50 лет взять и отрезать — это страшно.

Вообще-то на Украине у меня все было хорошо. Была нормальная работа, вот только с семьей никак не получалось. Я так и не женился. Детей всегда сам воспитывал. Их мать никогда воспитанием девочек не занималась. Родила — и все. Никогда не работала. То в декрете, то еще что. За старшей только немножко поухаживала. Мне помогала моя мать.

Главная проблема одинокого папы — отсутствие льгот. Например, детям в школе не предоставляют бесплатное питание. За секции и кружки папа платит без 30% скидки.

Требовать алименты от матери своих детей я не могу. Мы с ней, по сути, и не жили вместе. Я делал ей предложение, но она не хотела выходить замуж. Не такой она человек. Как-то все откладывалось, откладывалось… Я все в дом, успевал и работать, и бизнесом заниматься. Одевал, обувал, кормил детей, все один. Постепенно я к этому привык. Был бы возраст другой, я бы еще, может, подумал о том, чтобы найти жену… Как у матери моих детей складывается жизнь сейчас, я даже не интересуюсь. Она детьми тоже не интересуется.

Мы расстались окончательно. Мне стало там душно, плохо. Решил: надо уезжать. Сначала думал, что справлюсь. Но все-таки с тремя детьми тяжело. Если бы я был более мобильный… Можно было бы продать жилье — то, что осталось на Украине. Получилось так, что уезжал я тогда, когда цены на недвижимость резко упали.

Чтобы переселенцу получить документы в России, нужно пройти через ад

И вот президент России говорит: «Возвращайтесь, соотечественники, на родину». Я поехал. Мне пришлось пройти настоящий ад с документами. Если с Казахстаном, например, все делается по упрощенной системе, то с Украиной ситуация очень сложная. Чиновники не разбираются — русский ты или нет, есть у тебя гражданство или нет. Все нужно доказывать. Это проходило долго и мучительно.

Мы приехали в Екатеринбург на машине, которую я купил в Крыму в 1995 году. У меня «девятка». Я ее растаможил. Все, как полагается по закону. И тут мне говорят: «Вы ездить на своей машине здесь не можете». Я говорю: как не могу? Столько «девяток» ездит. А мне отвечают: «Вы не можете подтвердить экологический класс автомобиля, поэтому нельзя». Я ничего не смог доказать.

Я писал и Путину, и в прокуратуру. Меня отправляли то туда, то сюда. Но нигде мне до сих пор не ответили, почему я свой автомобиль не могу даже продать. Теперь нужно подавать иск в Конституционный суд. Мои права как гражданина России были нарушены. Выходит, что я не могу пользоваться своим имуществом. Не знаю, хватит ли у меня сил.

Лилия, Вика, Вероника. Самой младшей сейчас 9 лет, старшей — 16. Четыре года назад вместе со своим отцом они приехали в Россию с Украины на «девятке».

За детей я спокоен. Они легче адаптируются. У них и в школе все нормально. Старшая сейчас учится в медицинском колледже. Мы долго не могли получить социальную стипендию для нее, потому что нужно было предоставить много документов: по зарплате и прочее. Сейчас я работаю в охране, неофициально. Справку о зарплате мне там не дали. Недавно пришли документы из пенсионного, оказалось, что мой работодатель вообще не делал отчислений. Хотя мне он говорил, что я устроен официально. Я приносил все необходимые документы. Сейчас я собираюсь уходить от него. Мой работодатель мне остался должен восемь тысяч, но выплачивает тяжело, по копейке.

Я хочу нормальную работу, но тогда будут страдать дети

Я, конечно, хочу найти нормальную работу. Раньше я работал в «Новой больнице», был старшим менеджером. Зарплата тогда была высокая. Я могу работать, я хороший специалист. Но тогда я не управлюсь с детьми. У них то школа, то еще что-нибудь. Они, конечно, у меня самостоятельные, сейчас уже немножко подросли. Но такое время, вы знаете, тем более девчонки. Они могут где-то задержаться — надо встретить. Переживаю — мало ли что.

Я получаю льготы за двоих детей. Старшая уже не подходит по возрасту, поэтому на двоих выходит три тысячи. Старшая получает стипендию в колледже, потому что хорошо учится, да социальная стипендия. Это еще две тысячи. Все вместе — пять тысяч. Это, конечно, не деньги. С моей зарплатой… На Украине у меня осталось жилье, которое я сдаю. Это еще денежка. Так бы я, конечно, тут не выжил с ними.

Почему у нас больше одиноких матерей, чем отцов? Люди-то все разные. Каждый несет ответственность по жизни сам. Есть люди менее ответственные, есть более ответственные. Для меня важно все в жизни моего ребенка, я ничего не могу забыть, начиная от оценок в школе. Я думаю, что все зависит от человека, и здесь не так уж важно, мужчина это или женщина.

«Когда я приехал в Екатеринбург из Крыма, мне пришлось пройти настоящий ад с документами. Чиновники не разбираются — русский ты или нет, есть у тебя гражданство или нет. Все нужно доказывать».

Одиноким матерям легче, чем нам, отцам

Конечно, им намного легче. Женщина может получить все социальные выплаты, у нее и документы есть, и закон на ее стороне. Вот, например, сейчас я пытаюсь разобраться с питанием для детей в школе…

Почему-то моих детей кормят только кашей. У малообеспеченных детей стол разный: у одних дают котлету — у других каша. Я не знаю, почему: из-за дотаций или это вообще такая организация питания в школе. Государство должно доплачивать разницу, потому что есть дотации. Я не знаю, бизнес в этой школе такой (кто там выигрывает конкурсы на готовку обедов) или это государство так кормит — мне не до этого. Мне важно, что ребенок говорит: «Папа, а почему ни котлеты, ни мяса никогда не дадут, им-то дают, а нам — другое». Что это такое?

«Мои дети приходят из школы и говорят: «Папа, а почему ни котлеты, ни мяса никогда не дадут, им-то дают, а нам только кашу». Почему так происходит? Из-за дотаций или это такая организация питания в школе?»

Нельзя перекладывать свои обязанности на американцев

Я согласен с «законом Димы Яковлева». Он правильный. Я считаю, что человека должны воспитывать там, где он родился. Почему не получается всех воспитать и дать нормальные условия для жизни? Наше общество так устроено. Когда я приехал в Екатеринбург, очень удивился: как много здесь убийств, насилия. В Крыму такого вообще нет, есть единичные случаи. Может, это связано с тем, что здесь рядом тюрьмы. Или дело в неудачном расположении региона: близко к границам, где проходит наркотрафик. Но общество становится аморальным.

В людях должен быть развит как отцовский долг, так и материнский. Каждый должен выполнять свои обязанности, а не перекладывать их на государство или общество. Я выполнял свои обязанности, как положено, потому что я знаю, что нужно растить детей и работать. Когда этого не происходит, в детдомах становится больше детей. Мне кажется, что на Украине меньше детдомовцев, чем в России.

«Я получаю льготы за двоих детей. Старшая уже не подходит по возрасту, поэтому на двоих выходит три тысячи. Еще старшая дочь получает стипендию в колледже, потому что хорошо учится».

Сегодня детским домам выделяют деньги в зависимости от того, сколько детей там содержится. Детей выгоднее забрать из трудной семьи в детский дом, чем взять и помочь этой семье. Есть органы опеки, которых все боятся, потому что они детей изымают. Я думаю, что ювенальная юстиция, о которой так много сейчас говорят, не соответствует ни нашим традициям, ни обычаям.

Сейчас обещают деньги на приемных детей. Я на детей ни копейки не получил. За всю жизнь. Ни каких-то социальных благ, ни квартир, ничего. Я все заработал в жизни сам. Чтобы этим заниматься, нужно время. Я считаю, что все равно можно создать подходящие условия в самом обществе. Нужно сделать так, чтобы отказников было меньше. Я же не отказался от своих детей…