«Централизация власти обусловлена тем, что муниципалитетам не хватало денег». Интервью Аркадия Чернецкого
Искать человека, который сможет управлять муниципалитетом, глава региона Эдуард Россель начал осенью 1991 года, когда власть в Екатеринбурге перехватил городской Совет народных депутатов, уволивший главу исполкома Юрия Новикова. Россель опасался, что участники горсовета развалят экономику, а спросить будет не с кого. Назначить Аркадия Чернецкого предложили директора промышленных предприятий. К тому времени он прошел трудовой путь от мастера до зама генерального на оборонном «Уралтрансмаше» и пять лет успешно руководил заводом «Уралхиммаш». В администрации Екатеринбурга Чернецкий начал работать 12 февраля — к этому времени город пять месяцев оставался без руководителя. Первыми оппонентами мэра стали депутаты горсовета, развернувшими, по словам Чернецкого, террор против исполнительной власти.
 Фото: предоставлено 66.RU Константином Пудовым |
|---|
— Новикова сняли по принципу «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать», — поясняет он. — Депутаты городского совета видели в нем представителя партийной номенклатуры и считали, что он причастен к событиям августовского путча ГКЧП, хотя никакого участия в них тот не принимал. По сути, считаю, что они просто решили сменить власть в городе и освободили Новикова от обязанностей председателя горисполкома. Исполняющим обязанности стал его зам Виктор Попов, но фактически всем распоряжался горсовет. В горсовете было 200 депутатов, и еще по 100 в каждом из районных советов. Понимания, что закон разграничивает исполнительную и представительную ветви власти, у них не было. Они полагали, что имеют право заниматься всем.
— Исполнительная власть в Екатеринбурге не могла постоять за себя?
— Исполнительная власть была полностью деморализована. В соответствии с законами того времени, сотрудников муниципалитетов выбирали именно депутаты горсовета. Они могли уволить любого.
— И вас, в том числе?
— Меня не могли, потому что процедура назначения руководителей столиц в субъектах РФ заканчивалась в Москве. Из региона документы отправляли на подпись Борису Ельцину. Указ, утвердивший меня в должности главы Екатеринбурга, вышел 30 января 1992 года. Просто взять и освободить меня от должности, как Новикова, горсовет уже не мог. Этот Дамоклов меч надо мной не висел. После назначения я объяснил депутатам горсовета, что у нас разные компетенции — стирать границы между ними нельзя. Тем более, что профессиональный уровень большинства депутатов был невысоким, и решения, принятые коллективом в несколько сотен человек, доставили нам много проблем.
— Например, каких?
— В частности, они признали памятниками более 700 объектов в Екатеринбурге. Думали, что решать судьбу старинных зданий будет не областная администрация, а горсовет. Возможно, эти люди действовали из лучших побуждений, но правовой нигилизм не позволил им просчитать последствия. Все, что они объявили «памятниками», из ведения города и области изъяли и передали федерации. Последствия были катастрофическими — всякий раз, когда город собирался ремонтировать, восстанавливать такие здания или освобождать площадку от руин, объявленных «памятником», за разрешением приходилось обращаться в Москву. Мы расхлебывали все это десятилетиями, и сейчас еще сталкиваемся.
— Договориться с депутатами не получалось?
— Горсовет слишком буквально воспринимал некоторые бумаги из Москвы, призывавшие изменить систему, механизмы которой исправно работали. Депутаты стремились как можно быстрее разрушить все, что напоминало о советской власти, не учитывая отраслевой специфики предприятий и сложившихся кооперационных связей. Для городской экономики это могло закончиться трагически. Один из первых конфликтов с горсоветом вышел из-за продуктовых баз. В Горсовете не понимали, что база — не просто место хранения товара. По сути, она выполняла функции оптового предприятия. Уничтожить базы значило проститься со всей системой поставки товаров и собственно торговли. Если бы оптовое звено выпало, розница не смогла бы работать с производителями напрямую. Бороться с таким революционным максимализмом было непросто. Мы объясняли — сначала нужно создать новую практику, а уже потом рушить до основания все старое.
— Вам хватало свободы, чтобы решать проблемы, не согласовывая свои действия с вышестоящими инстанциями?
— Был закон, деливший полномочия между ветвями и уровнями власти, хотя и очень приблизительно. Когда уклад экономики изменился, многие сферы оказались не урегулированы. Я действовал в меру своего понимания задач, которые передо мной стояли, с учетом здравого смысла и накопленной управленческой практики. Вопросы, которые требовали участия вышестоящих инстанций или депутатов городской Думы, мы согласовывали. Но оставалось огромное поле деятельности, которое не было регламентировано нормативными актами, и где окончательное решение принимал руководитель городской администрации.
— Были сферы, в которые руководителя муниципалитета не допускали?
— Глава Екатеринбурга отвечал практически за все, исключая то, что относилось к полномочиям РФ или региона. Но так или иначе мы участвовали во всем. Естественно, мы не отвечали за армию, за милицию, но, если бы мы не помогали милиции материально, ее сотрудники не смогли бы работать, потому что федерация бросила их на произвол судьбы — не было ни обмундирования, ни бензина, чтобы выехать на место происшествия. Только оружием обеспечивали централизованно. В целом материальная база внутренних органов в то время производила жалкое впечатление. Нам приходилось выделять квартиры, чтобы люди не разбежались, хотя это не входит в наши полномочия. Было время, когда мы содержали матчасть целых подразделений, в частности, патрульно-постовой службы.
— Город мог это себе позволить?
— Денег у нас не было, но вопрос стоял ребром — либо мы находим средства и помогаем, либо полностью лишаемся этого функционала. Естественно, приходилось выкручиваться.
— С чего вы начали, став главой администрации?
— Екатеринбург нужно было накормить, потому что голод становился реальной проблемой. В Советском Союзе было централизованное снабжение, в том числе, продуктами. Эта система в одночасье рассыпалась. Возникла угроза, что завтра не будет муки, масла, сахара и вообще всего. Город и областная власть работали на горизонтальных связях — рассылали по всей стране гонцов, договаривались о поставках с другими регионами, с предприятиями, располагавшими продовольственными резервами. Выделяли десятки тысяч земельных участков, чтобы люди могли картошку сажать. К счастью, мы справились — с голоду никто не умер.
— Когда у муниципалитетов начали отбирать полномочия?
— Это был длительный процесс. Полномочия определял закон о местном самоуправлении. В 1995 году вышла первая редакция, в 2003 году — вторая. Потом этот закон претерпел еще сотни правок — его меняли чаще других. Тренд был понятен — возможности муниципальной власти сокращаются. Иногда это себя оправдывало, но главная проблема заключалась в том, что работу муниципалитетов не обеспечивали деньгами. Это и сейчас так, хотя появилось центральное финансирование через федеральные программы. В 90-е федеральных программ не было — город мог делать все, что хотел, но за собственные средства. У нас денег хватало на то, чтобы сформировать точку роста, а дальше я ставил себе задачу — привлекать социально-ответственный бизнес. В том, что сегодня Екатеринбург — многофункциональный город, в значительной степени, заслуга предпринимателей. Решая свои коммерческие проблемы, они помогали муниципалитету.
— Вы бы хотели, чтобы федеральная власть не вмешивалась в работу муниципалитетов?
— Если уж в начале 90-х декларировали линию на местное самоуправление, нужно было ее придерживаться, в том числе, обеспечить финансирование. Тогда инициативы от местных органов власти было бы гораздо больше. Но этого не случилось. Сегодня централизация многих функций обусловлена тем, что муниципалитеты со своими задачами не справляются, а жителям городов важно, чтобы обязательства выполнялись. Кто это обеспечит — город или область, второй вопрос. Поэтому полномочия перераспределяются в сторону региональной власти. Я всегда говорил, что система может быть любой, главное, чтобы она работала. Советскую систему на местах сменила муниципальная, а сейчас идет централизация власти.
— Какая из этих систем вам ближе?
— Лично мне ближе та система, в которой я работал. Но я объективно смотрю на эти вещи. Потенциал Екатеринбурга — денежный, кадровый, интеллектуальный и прочий, нельзя сравнить с потенциалом среднего российского городка. То, что может позволить себе Екатеринбург, другому городу недоступно, а когда пишут законы, подходы усредняют. Миллионники (являясь чаще донорами) сами недополучают деньги, чтобы государство обеспечивало маленькие города и территории, не располагающие собственным ресурсами. Нужно либо полностью менять систему, либо не декларировать обязательства, которые невозможно выполнить. Сейчас мы меняем систему.
— Раньше Екатеринбург мог позволить себе метро, а сейчас Москва говорит: в Екатеринбурге метро не будет, потому что оно приносит убытки.
— Это не точка зрения Москвы, а мнение одного чиновника. Метро в России вообще мало где рентабельное. Но это не значит, что его не нужно строить. Екатеринбург — очень компактный мегаполис. В центре города заменить метро практически нечем. Строительство надземных сооружений испортит сложившийся городской ландшафт и архитектуру. Пускать железнодорожные ветки по земле можно только на периферии — такой подход себя оправдывает. Мы еще в конце 2000х построили первые ветки до станции Керамик и до Кольцово. Но в центральной части без метро не обойтись, если мы хотим, чтобы транспортная система оставалась работоспособной. Разговор о надземных электричках не исключает метро — его нужно проектировать и запускать.
— Если бы ваша карьера градоначальника не завершилась, что бы вы хотели исправить или переделать?
— Я считаю, что стратегических ошибок мы не совершили. Более того, многие решения мы принимали за 10–15 лет до того, как они созрели на федеральном уровне. После 1998 года, когда инфляция сократилась, мы начали готовить стратегический план развития Екатеринбурга — потратили на это три года, а не просто на коленке намалевали, как другие делали, когда это стало трендом. Собственно, мы этот тренд и задали.
В рабочие группы по разработке стратегических проектов были привлечены лучшие российские и международные эксперты промышленники и предприниматели, широкая общественность
В итоге, наш стратегический план стал основным организующим документом, который в значительной степени определяет развитие города и сейчас.
