Депутат Александр Петров: «Резать расходы на медицину нельзя. Но иначе мы поступить не могли»

С депутатом Государственной Думы РФ Александром Петровым мы традиционно встречаемся раз в год, обсуждаем новые законы, которые за это время успевает одобрить или отклонить российский парламент, и задаем ему, по сути, всего один вопрос: «Зачем?».

В этот раз много говорили о бюджете. Дума впервые за много лет резала социалку — вынужденно сокращала расходы на медицину, параллельно наращивая инвестиции на перевооружение армии. И иначе поступить не могла, считает депутат Петров. «Мы просто не имели права голосовать против оборонного бюджета в сложившихся политических условиях», — утверждает он.

— Мы обязаны модернизировать армию, вкладываться в высокоточное современное вооружение, потому что от этого зависит будущее всей страны. Защита наших границ — это вопрос выживания России как государства.

— Вы уверены в том, что стоимость перевооружения, заявленная военными, не завышена? Вы и ваши коллеги — люди гражданские. Как вы можете адекватно оценить запрашиваемые суммы и понять, что урезать их никак не получится?
— Конечно, мы не можем об этом судить. Но есть закрытая депутатская комиссия, в которую входят эксперты в этой области. Они оценивают бюджеты и адекватность заявленных расходов. О своих выводах рассказывают нам без камер, без журналистов, на закрытых заседаниях.

И, конечно, я не могу утверждать, что коррупции в армии нет, что все деньги до копейки тратят целевым образом. Судебный процесс над Сердюковым и Васильевой, безусловно, доказал это. Он ляжет черным пятном на всех нас, в том числе на депутатов. И эта черная метка останется надолго. Хотя, отмечу, в этом уголовном деле речь шла о махинациях с недвижимостью и другими гражданскими активами, а не о воровстве миллиардов, выделенных на техническое переоснащение войск.

И, повторю еще раз, не вкладываться в перевооружение мы сейчас просто не можем. В 2010 году я думал, что огромные военные бюджеты совершенно не нужны. Что мы дружим с Америкой, дружим с Европой, что никаких внешних угроз нет. Но время показало, что я был не прав.

Это подтверждают волнения на Ближнем Востоке, например. И нашу обороноспособность тоже все время проверяют. К примеру, вооруженный конфликт на границе Южной Осетии и Грузии, я считаю, был ни чем иным, как проверкой нашей армии. Нас все время прощупывают. И, я вынужден признать, наши оборонные технологии сильно отстают. Без сильной армии и флота, Россию с удовольствием порвут на части наши «друзья».

«Я вижу, как разрушают финансовые системы даже внутри Евросоюза, например, в Греции. Там захвачены целые отрасли, а активы принадлежат иностранным компаниям. И в России, я уверен, пытаются применить гибридные технологии, разрушающие страну изнутри».

Те же «Мистрали». Сейчас принято говорить, что они нам не нужны, что обойдемся сами. Но правда в том, что нужны. Нет у нас внутри страны таких технологий. И их надо создать. Уазик, к примеру, хорошая машина. Вся армия на ней. Но устарел он. Нужно что-то новое.

Кроме того, вкладываясь в перевооружение, мы до 2020 года должны сделать так, чтобы расходы на оборону не росли. Мы банально сократим число военнослужащих, но, надо признать, уменьшить эти расходы не сможем. Содержание и эксплуатация современного вооружения тоже стоит очень недешево.

— Вы видите реальную угрозу военного вторжения на территорию России?
— А почему нет? Посмотрите, что происходит. В США собирают подписи за ядерный удар по России. И люди массово подписывают эти петиции. Что это, если не угроза?

— Но это же странная инициатива странных людей. Кроме того, я думаю, если у нас будут собирать подписи за ядерный удар по Америке, согласных подписать такой документ тоже найдется немало.
— Я так не думаю. Я, к примеру, такой документ никогда не подпишу.

— Я тоже. Но думаю, что большинство подпишет. И раз уж вы заговорили о ядерном ударе, то зачем вкладываться в новые танки и корабли, если возможное открытое столкновение двух сверхдержав решится нажатием двух красных кнопок?
— Никто их не нажмет. Потому что это будет означать конец всему. Мир просто рухнет, он будет уничтожен. Это я вам как физик говорю. Наши западные партнеры действуют другими методами. Я вижу, как разрушают финансовые системы даже внутри Евросоюза, например, в Греции. Там захвачены целые отрасли, а активы принадлежат иностранным компаниям. И в России, я уверен, пытаются применить гибридные технологии, разрушающие страну изнутри. Вы задумывались, например, над тем, почему финансируемые из-за рубежа фонды так возмущены и так протестуют против «закона об иностранных агентах»? Мы ведь ничего страшного не сделали. Мы их не закрываем, не угнетаем, просто просим отчитаться: вы получили иностранные инвестиции и потратили их на политику, будьте добры показать, куда именно вы их направили. И всё! В любой другой развитой стране в принципе невозможно заниматься политикой на иностранные деньги. Это прямо запрещено.

— Экономические санкции против России, к слову, показали, что мы тоже не защищены от подобного вторжения. Целые отрасли сейчас работают исключительно по инерции…
— Да. Но обратите внимание, есть, с другой стороны, отрасли, которые в условиях санкций растут. Я думаю, сельское хозяйство по итогам года покажет значительный рост. Металлургия и машиностроение растут. Фармацевтическая промышленность покажет рост как минимум на 50%.

«Мы сейчас не можем отказывать военным в программе финансирования масштабного перевооружения. И голосуем за эти инициативы, к сожалению, в ущерб другим статьям бюджета».

— На 50% за год? Серьезно?
— Да. Съездите, к примеру, в Новоуральск — на предприятия фармацевтического кластера. Вы сами увидите масштабы перемен.

— Тем не менее мы с вами говорим об экономических санкциях, а не о военном вторжении в Россию. Почему мы тогда сейчас направляем миллиарды на перевооружение?
— Потому что внешние угрозы для России не ограничиваются действиями западных стран. На Ближнем Востоке, к примеру, назревает Исламское государство, становление которого, с моей точки зрения, вполне может стать поводом для начала третьей мировой войны. Без преувеличений. Его сторонники не будут использовать экономические инструменты. Они будут вести настоящую войну. И нам нужно высокоточное современное оружие, способное наносить точечные, локальные удары.

Потому мы сейчас не можем отказывать военным в программе финансирования масштабного перевооружения. И голосуем за эти инициативы, к сожалению, в ущерб другим статьям бюджета. Мы вынуждены были в 2015 году скорректировать, хотя правильнее будет сказать — обрезать расходы на медицину. И сразу же начал расти уровень смертности, а качество медицинской помощи стало ухудшаться.

Конечно, мы сейчас не в той ситуации, в которой были в страшные девяностые годы, когда бинты, лекарства, шприцы, да вообще всё пациенты покупали сами, когда система здравоохранения была близка к полному краху. Тем не менее ситуация удручающая, и безусловно, резать затраты на медицину нельзя.

Уровень медицинских услуг, только-только выходивший на какие-то приемлемые показатели, стал падать. В небольших населенных пунктах закрываются фельдшерские посты. Я был в селе, где доктора нет вообще. А скорая из ближайшего города туда не ездит, потому что нет денег на ГСМ. Да, с точки зрения экономики, с точки зрения сухой статистики это логично — сокращать медицину прежде всего там, где меньше пациентов. Но поставьте себя на место людей, оставшихся без медицинской помощи, и вы поймете, насколько это несправедливо и неправильно.

— Сокращение расходов на медицину коснулось всех, не только сел и деревень, но и больших городов. В Екатеринбурге тоже закрывают поликлиники…
— Да. И поликлиники закрывают, и зарплата врачей сокращается. В Нижнем Тагиле, к примеру, медперсонала сильно не хватает, потому что квалифицированный доктор там зарабатывает 28–30 тыс. рублей. Безусловно, это не те деньги, которые он должен получать.

«Мы вынуждены были в 2015 году скорректировать, хотя правильнее будет сказать — обрезать расходы на медицину. И сразу же начал расти уровень смертности».

— Это ясно. Но что делать?
— Мы будем настаивать на том, чтобы в бюджете на 2016 год расходы на здравоохранение выросли.

— За счет какой статьи вы нарастите финансирование?
— Надеюсь, за счет общего увеличения государственного бюджета. Пока мы все-таки прогнозируем его рост. Я бы, кстати, еще хотел поговорить об экономическом блоке законодательных инициатив Государственной Думы. Мы ввели налоговые каникулы для малого бизнеса. Я считаю, это очень важное решение. Но, к сожалению, его еще нужно принять на уровне регионов. И субъекты Федерации что-то не торопятся это делать.

— Конечно! У них ведь тоже в бюджетах дыры. Зачем им торопиться и лишать казну дохода?
— Да. Все верно. Но я, например, считаю и неоднократно публично заявлял, что для малого и среднего бизнеса необходимо налоговое бремя сократить максимально. По-хорошему, даже если они не будут платить налоги вообще, они все равно будут приносить пользу экономике страны. Потому что владельцы небольших компаний не станут выводить деньги за рубеж. Они хотят жить и работать здесь. Здесь они будут создавать рабочие места, здесь же будут тратить свои деньги, вкладывать их, по сути, в экономику.

— Мы часто и много разговариваем с представителями малого и среднего бизнеса. И, рассуждая о проблемах и барьерах, они в первую очередь говорят не о налогах, а о бесконечных проверках множества надзорных органов…
— Вы думаете, я этого не знаю? Я двадцать лет занимался бизнесом и прекрасно понимаю, о чем они говорят. Но к этому вопросу надо подходить очень осторожно. Если мы, к примеру, ослабим санитарный надзор, у нас совершенно точно ухудшится качество продуктов питания. Если Трудовая инспекция перестанет проверять, то совершенно точно тут же увеличится количество травм на производствах. Потому это очень непростая сфера, и враз здесь что-то изменить сложно.

Возвращаясь к экономическому блоку законов, я бы еще хотел отметить амнистию капиталов, о которой заявил президент Путин. Это тоже важная мера и, как я понял, это последняя такая амнистия при нынешнем президенте. Больше он этого делать не будет.

— Вы считаете, что амнистией кто-то воспользуется?
— Почему бы и нет.

— Во время предыдущей амнистии сколько человек ей воспользовались?
— Ноль.

— В этот раз, думаете, будет иначе?
— Амнистия действует до конца этого года. Так что очень скоро мы узнаем точные цифры. Президент однозначно заявил: никаких санкций в отношении бизнесменов, решивших вернуть свои деньги из-за рубежа, легализовать их, быть не должно. Он заявил, что по каждому конкретному случаю будет разбираться лично и накажет тех, кто нарушил его обещания. Я думаю, этих гарантий достаточно.

— Но соблазн-то для спецслужб все равно очень велик. В рамках амнистии не получится же «подсветить» лишь часть выведенного из страны капитала, а остальное оставить в офшоре. Я думаю, ФСБ с большим интересом будет приглядывать за теми, кто попробует амнистией воспользоваться, и не упустит шанса раскрутить их по полной.
— Безусловно. Соблазн велик. Но силовики принимали участие в разработке этого законопроекта. И я думаю, они очень четко понимают правила, установленные президентом, потому не станут их нарушать.

— А вам не кажется, что эту амнистию ввели не для бизнесменов, а для чиновников?
— Я не думаю, что кто-то из чиновников ей воспользуется. Потому что для них, по-моему, президентские гарантии действовать не будут. Если узнают, что у кого-то из госслужащих есть незадекларированные активы за рубежом, то приложат все усилия, чтобы этот человек своего поста лишился.

— Но вы ведь понимаете, что эти активы оформлены не на госслужащих, а на членов их семей?
— Это не важно. Найти эти связи несложно. И чиновник, который попытается легализовать выведенные из страны капиталы, все равно поплатится за это должностью и карьерой.

— Хорошо. Давайте еще немного поговорим о законопроектах, которые не были приняты…
— Да. К примеру, мы отклонили инициативу двух депутатов, предлагавших законодательно запретить женщинам до 45 лет курить…

— Было бы странно, если бы эта инициатива прошла. Подобные эпатажные заявления от депутатов Госдумы мы слышим примерно раз в неделю. Потому мы, например, даже ничего писать об этом законопроекте не стали. Сразу поняли, что не пройдет.
— Вот потому нас и называют бешенным принтером. Есть в Государственной Думе такое место, где всегда стоят несколько камер, дежурят несколько журналистов. И любой депутат может туда подойти и любую, самую бредовую инициативу заявить. Она может быть даже не оформлена как законопроект, она может даже не дойти до обсуждения на Думе. Но если хоть один журналист про этот бред напишет, тут же расползаются по стране сотни новостей о том, что российские депутаты очередную ерунду придумали.

И есть у нас фракция, которая на таких вот заявлениях пиарится постоянно. Ее лидер когда-то эту технологию придумал, начал использовать и всю свою политическую карьеру на этом построил. И надо отметить, ему это позволяют, хотя многим другим так себя вести нельзя.

С другой стороны, до серьезного обсуждения иногда все же доходят законопроекты, которые, с моей точки зрения, принимать нельзя. К примеру, инициатива депутата Ирины Яровой о запрете пропаганды наркотических средств. Она мой коллега по фракции, тем не менее я вынужден признать, что такой закон принимать нельзя. Он элементарно запрещает нам говорить о наркомании осуждающе. Потому что невозможно рассуждать о вреде наркотиков, не используя названия этих наркотиков. Кроме того, от такого закона могут пострадать врачи. В итоге, я считаю, его все же не примут.

— В сентябре 2016 года состоятся выборы в Государственную Думу. Будете баллотироваться на новый срок?
— Если партия доверит и поддержит мою кандидатуру, то я пойду. В противовес партии выдвигаться не стану. Внутреннее желание избраться еще на один срок у меня есть.

— Зачем?
— Относительно недавно Эдуард Россель покинул пост председателя наблюдательного совета Уральского фармацевтического кластера. Он передал эти полномочия мне, что для меня очень лестно. Поэтому я пойду на выборы, поставив перед собой задачу развития здравоохранения, решая конкретные вопросы, а это у меня получается. И буду лоббировать развитие кластера. Конечно же, не страшно вернуться в бизнес, учавствовать в работе кластера в качестве управленца, но боюсь, что уже поздно. Там сейчас работает крепкая команда молодых специалистов, которая в моем участии не нуждается.

Я как-то прилетел перед Новым годом. И у меня было две свободных недели. Пришел на планерку и говорю им: «Ребята, пока у меня есть время, скажите, что нужно, чем вам помочь?». Знаете, что они мне ответили? Сказали: «Слушай, Петрович, иди чай попей». Я тяжело это переживал. Но потом понял, что так оно и должно быть, что это правильно. Жизнь продолжается.