Давайте сразу и начистоту: Стивен Кинг — никакой не «маэстро ужасов». В первую очередь он — величайший детский писатель.
Точнее, так: величайший писатель детства.
Ведь, если вдуматься, писать про детей — задача трудновыполнимая. Когда взрослый сорокалетний дядька (или тетька) берется писать про подростковые коллизии, неизбежно получается ерунда. Мы уже к 20 забыли, а что там — в наши 13, и последующие годы только сильнее и сильнее ту память стирают, заваливая наслоениями нового опыта.
И когда сильно поумневший и постаревший ты садишься писать про детство, выходят картонные персонажи, которые говорят на непонятной помеси сленгов разных эпох и ведут себя как идиоты. Потому что это не настоящие дети, это дети, какими их представляет посыпающий песком писатель/сценарист.
А Кинг в этом плане — недосягаем. Тринадцатилетние провинциалы в его произведениях мыслят, чувствуют, действуют, живут как тринадцатилетние провинциалы.
Точно знаю, потому что сам рос в провинции, и мне тоже было 13.
Еще точнее за тринадцатилетних провинциалов знает старый американский дядька, и его книжки о трудностях переходного возраста — самые сильные, живые и ламповые. «Тело» этот своеобразный цикл в творчестве Кинга начинает, «Оно» берет те же мотивы, но выкручивает на максимум, свежий «Институт» топчется на месте, но под другим углом.
Дети «Института» точно так же ищут себя в этом мире, учатся дружить, ошибаются, теряются в себе и своих чувствах, пробуют любить и мирятся с потерями.
Потеряют неизменно больше, чем найдут, но любовь и дружба оставшихся будут крепче стального каната.
В центре «Института» — любознательный мальчик, к тому же — вундеркинд, который попадает в таинственное учреждение, где над детьми ставят бесчеловечные опыты.
Точнее, так: ¾ продолжительности романа над детьми не просто ставятся опыты, детей без остановки и изощренно пытают физически и уничтожают морально. Без очевидного садизма, но с неприкрытым цинизмом. Но на каждый — все более дикий и неправдоподобный — виток физических пыток герои романа отвечают все большей стойкостью, которая сделала бы честь многим взрослым.
И, несмотря на все усиливающийся накал дичи вокруг, дети продолжают искать себя в этом мире, учатся дружить, ошибаются, теряются в себе и своих чувствах, пробуют любить и мирятся с потерями.
Они же все-таки дети. И многим еще нет даже тринадцати.
Во всем этом откровенно слабой, надуманной, за уши притянутой выглядит мотивация главных гадов, от которой веет сенсациями РЕН-ТВ. Настолько ощутимо веет, что я бы не удивился, увидав Игоря Прокопенко в соавторах.
Но не увидел.
Зато в остальном увидел типичного и очень хорошего Стивена Кинга. Живые и правдоподобные характеры подростков. Неспешно раскручивающийся сюжет, который после первой четверти романа вдруг несется на всех парах. Кучу развешенных «чеховских ружий» увидел, которые обязательно стреляют — и делают это в подчас самый неожиданный момент.
А еще увидел медленную тягучую экспозицию с деталями неспешного быта глубинки. Потому что глубинку автор, очевидно, любит не меньше, чем детей, оттого она у него такая живая и по-своему поэтичная.
Умеет он все-таки поэзией сделать описания ветхого ж/д депо на богом забытой ветке заштатного городишки на обочине Нигде.
А вы говорите «Мастер Ужасов!», «Мастер Ужасов!»
