Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

Кому в 2к19 нужен хэви-метал? Отвечает группа «Ария»

9 декабря 2019, 08:01
интервью
Кому в 2к19 нужен хэви-метал? Отвечает группа «Ария»
Фото: 66.RU
Даже не так: «А-ри-я! А-ри-я! А-ри-я! А-ри-я! А-ри-я! А-ри-я!»

Отцам главной хэви-группы страны забыли рассказать, что 60+ — это пенсия, собес и фазенда с грядками. Поэтому у них один за другим — релизы, номерные альбомы, постановочные шоу с флибустьерами, гастрольные туры и съемки.

Для кого, как, зачем и почему — 66.RU рассказали Сергей Попов (гитара) и Виталий Дубинин (бас-гитара) aka «Шариков и Подшипников».

— «Раскачаем этот мир». Песне — 30 лет. Если оглянуться назад и оценить — раскачали?
— ВД: Смотря, что в это вкладывать…

— … А вы что вкладывали 30 лет назад?
— ВД: «Раскачаем» — изменим этот мир, «где в разгаре грязь и пир», вот это как-то изменить.

Юношеский максимализм, хотя слова писала женщина…

Поменялось многое в стране — по сравнению с тем, что было 30 лет назад, и, наверное, мы вместе с поклонниками сумели сделать что-то в этом направлении.

— При этом меняли-меняли, а «…Наступает эра Люцифера» — то есть все зря?
— ВД: Смотря что менять. Мы меняли по большому счету «молодых волков», которые дрались со всеми; мы несли мысль, что все люди братья.

— СП: Мы не можем изменить времена. И «эра» — это уже непреодолимые обстоятельства, от нас никак не зависит.

— Песне 30 лет, а группе в следующем году — 35. И как так получилось, что в огромной 140-миллионной стране — где каждый, судя по каментам на Youtube, знает, как играть на гитаре, — за 35 лет все более-менее заметные heavy-коллективы связаны исключительно с группой «Ария» и сделаны выходцами из нее? Почему не нашлось никакой младой поросли?
— Не соглашусь, что страна талантливая — в смысле рок-музыкантов. Где они, звезды мирового уровня? «Парк Горького» съездил на Запад и записал песню, но это еще ни о чем не говорит.

Какая страна, такие и музыканты.

Не побоюсь этого слова, но группа «Ария» – одна из самых успешных. Даже со всеми нашими взлетами и падениями. Соответственно, все, кто откалывались, тоже создавали коллективы, как минимум умеющие играть и умеющие писать хорошую музыку.

Что для музыкантов — особенно молодых — проблема.

— Что такое есть у вас, чего нет у других коллективов — молодых, старых? Почему вы 35 лет на сцене и все еще с полными залами, а кто-то и раз в жизни такой зал не соберет, пусть и играет техничнее, бодрее?
— СП: Изначально у нас цель была одна: просто играть. Не думали о полных залах или о том, что через 30 лет мы все еще будем играть.

Мы просто. хотели. играть.

И по большому счету мы всю жизнь именно этим и занимаемся. Нет в голове стратегии: «выпустим альбом, получим на 500 человек в зале больше». Нет.

— ВД: Главное — оказаться в нужное время в нужном месте, что и произошло с группой «Ария». К тому же, наверное, песни были хорошие. С чем бывают проблемы у молодых коллективов: да, все играют замечательно, у всех потрясающие примочки, техника, звукоизвлечение — а музыки-то…

Почему-то она ушла.

Это вообще мировая тенденция: на Западе коллективов, которые бы рвали, с музыкальной точки зрения, всех на свете — тоже по пальцам пересчитать.

— СП: Дефицит идей. Есть определенное количество групп, которые думают, что заиграют в стиле «Арии», и к ним придет успех. Успех почему-то не приходит, потому что идти надо своим путем, а у них своего пути нет.

— Снова отмотаем. Вы начинали в каких-то диких условиях, когда самопальные гитары, когда пластинки из-под пола, музыку снимать на слух, нет видеошкол, все как-то на коленке. И сейчас: есть все — техника, уроки, — бери и делай. Вам когда было интереснее творить: в эпоху полного дефицита, или изобилия?
— ВД: Время совершенно разное. Но по молодости всегда все интереснее, легче и задорнее. Сейчас — да, более удобно, созданы условия, когда ты один дома можешь с минимальными навыками создать приличную песню. Что, собственно, и делают молодые. Но нужно ли это? Для меня, человека старорежимного, это помощь, но непосредственный контакт с другими музыкантами в процессе создания песни позволяет говорить, что эта песня какая-то особенная, имеет свой дух.

— СП: Нельзя сравнить. Нельзя дважды войти в одну реку. Мы были другие. Тогда: пришла в голову песня — разучили, играем. Сейчас: задумываешься — так, а вот это уже играли, не играли? Или играла вот та группа, сделаем — будет похоже, нехорошо. Начинаются самокопания, сомнения. Раньше этого не было: просто вперед и все.

— Тяжелая музыка сегодня в России явно не мейнстрим. Хотим мы того или нет, но главные артисты сегодня — это рэперы …
— ВД: … даже не мейнстрим, андеграунд!

— Точно. А ребята, которые собирают стадионы, — это рэперы. Нет ли у вас чисто музыкантской профессиональной зависти?
— ВД: Я не считаю рэп музыкой. Конечно, это вид искусства — исполнительского искусства, но музыкальная составляющая там вторична. Конкурентами в плане создания музыкального материала я их не считаю. Тем более если учесть, что многие из них берут наши же мелодии и вставляют в свои произведения.

А то, что это произошло, что они на пике популярности, то каждому времени свое мироощущение. Что народ заслуживает, то он и получает.

— Нет желания какой-то совместной работы, как это было у RUN D.M.C и Aerosmith в свое время?
— ВД: Я считаю, что, когда ты молодой исполнитель, пусть и мегауспешный, то ты должен прийти к нафталиновому исполнителю со своей идеей — переделать нашу какую-нибудь забытую песню. Тогда все возможно, но инициатива должна исходить от молодых.

Вот, допустим, Оззи Осборн сейчас с Пост Малоном спел. Я почему-то не думаю, что Оззи сказал: «А давай чего-нибудь замутим?»

Такие коллаборации интересны сегодняшнему зрителю, конечно. Но чтобы мы сами искали исполнителей — нет.

— Прозвучало слово «андеграунд». Очень вовремя. Хотел спросить: почему тяжелая музыка в нашей стране какими-то зигзагами вверх-вниз существовала: со стадионов — в клубы, потом снова на стадионы с оркестрами, потом снова в клубы. Вот взять «обычный» рок — условного БГ или Шевчука, они как 30 лет назад работали, так и сейчас, как тогда собирали публику, так и сейчас. А тяжелый рок — или стадионы, или квартирники.
— СП: Мне кажется, был один пик всего после 90-х.

— ВД: Да, был один пик, а потом провал, но такой — с затухающими колебаниями.

Почему… СМИ у нас во все времена не считали нашу музыку интеллектуальной, называли ее музыкой пэтэушников и недалеких людей.

Такое отношение.

У аудитории другое: когда надоела всем эстрада — рок-музыка стрельнула первый раз; потом был бесконечный «Ласковый май», тяжелая музыка опять провалилась, потом надоело — обратно.

В других странах есть устоявшееся понимание, что тяжелый рок — часть музыки, часть рок-музыки, и в этих странах есть музыкальные жемчужины, и движение держится.

— СП: Это не только к року относится. Во всем мире своя ниша есть у каждого жанра, а у нас только мейнстрим и какой-нибудь рэп живут. Отсутствует сложившийся рынок, отсутствует обратная связь от средств массовой информации.

— ВД: И аудитория тут по-другому относится, пренебрежительно. Недавно были в Европе на фестивалях. Локальных. При этом приходят дедки старше нас, такие же патлатые; и внуки — тоже патлатые, прямо «Назад в 80-е». И они реагируют, они благодарные…

— Про запад. У группы «Ария» были робкие попытки завоевания Европы в 90-е — вы с Мавриным ездили отдельно, группой ездили по Германии с гастролями. Но вот как-то съездили — и оставили эти попытки. А сейчас, смотрю, вы и в Израиле, и во Франции, и в Испании. Это ваша внутренняя потребность — все-таки податься в заграницу или заграница стала вами интересоваться?
— ВД: В 90-е, когда мы с Мавриным уезжали, это мы просто уезжали, покинули группу. Потом с «Арией» дали несколько концертов в Германии, но это были отголоски ГДР, «Берлинконцерта». А сейчас запад стал тянуться к нам.

Для меня до сих пор странно: я думал, что если идти на запад, то надо петь только на английском. А тут люди говорят: «Да ничего не надо, мы слушаем вас давно, пойте на русском!» И я понимаю, что хоть мы и не стрельнем высоко, но людям в Европе это интересно; нами стали интересоваться активнее, тем более, сегодня это просто — век интернета, Facebook, где все легко — знакомишься, заключаешь договоры.

И нам стало интересно, мы думали, что запад — не про нас. И у нас вокалисты не мастаки английского, да и в целом сомневались, что надо переделывать песни на английский. А сейчас нас зовут петь на русском, и мы с удовольствием едем. Это для нас отдушина.

— Сейчас огромная программа в поддержку пластинки «Проклятье морей», когда заканчиваете? Я к тому, что юбилей на носу, есть планы на какую-то масштабную программу?
— Мы уже практически все проехали, дальше — Израиль, на этом точка. Хотя…

Что дальше: мы всегда рады бывшим участникам, конечно, пригласим, хоть не со всеми ровные отношения. Но приглашаем мы всех: захотят выйти на сцену — мы всегда готовы.

Что касается какой-то грандиозной поездки по стране… Вот то, что сейчас на сцене, — для нас пока максимальный продакшн, который мы можем себе позволить. Но сет-лист на юбилее изменим радикально, это точно.

Кому в 2к19 нужен хэви-метал? Отвечает группа «Ария»
Фото: 66.RU

За помощь в организации интервью благодарим «ТЕЛЕ–КЛУБ ТУРИНГ»