О санкциях
Россия — фундаментальная страна с великим будущим. Вот говорят «санкции», а я говорю: если выключить в России электричество, газ, все на свете выключить, то ничего не случится. Попробуйте в Америке или Франции выключить электричество или газ — революция будет! А мы живем тысячу лет под санкциями. Понимаете? Мы под санкциями живем всю жизнь! Это очень важно. В этом — сила. С другой стороны, это терпение русского человека приводит к недостаткам, потому что люди всё стерпят.
О будущем России
Полное изобилие делает человека либо несчастным, либо животным. Одна из иллюзий коммунизма заключалась в том, что все верили: если у человека будет все, то он станет счастливым. Сегодня мы видим, что в экономически успешных странах люди очень несчастны. Об этом говорит обилие самоубийств.
Три толстяка, конечно, не оставят нас в покое. Поэтому главное для России — сохранить свой суверенитет. Чем дальше мы живем, тем страшнее. Государства теряют свой суверенитет, это хорошо видно по странам Европы. Все идет из Брюсселя. Я там побывал — ничего страшнее не видел. Такой монстр! Это бюрократы ужасные, страшные крысы. Кошмар!
Я рад, что мы не доползли до пропасти, до которой доползают самые передовые государства. У нас театр есть, которого больше нет нигде. Мы вообще отстали, слава богу. Какой-то философ однажды сказал: «Запад едет к пропасти на роллс-ройсе, а русские — на трамвае». Вот, слава богу, мы едем в трамвае и поэтому не доперли туда. У нас свои проблемы, но это другой вопрос.
Я думаю, что Россию ждет великое будущее, просто потому что мы находимся между Китаем и Европой, и без России Китаю никуда не деться.
| |
|---|
О попкорне в кинотеатрах
Я попросил не пускать людей с попкорном на фильм «Рай». Зрители, которые любят попкорн, были возмущены. Попкорн — это часть интертеймента. Там, куда вы приходите ради развлечения, жуйте ради бога.
После развлечения хочется сразу пойти поесть и поговорить. И забыть. Все развлечения в принципе похожи на порнофильмы. А в искусстве так не бывает. Искусство — это не только развлечение. В нем есть что-то еще.
В искусстве забыть сложно. И чем дольше мы молчим после фильма или спектакля, тем глубже в нас что-то запало. В театре, слава богу, или в консерватории попкорн ведь не жуют. Как только в консерватории начнут жевать попкорн — то все, кирдык. Это будет означать, что искусство совсем кончилось.
О стоимости искусства
Сейчас все смотрят на искусство с мыслью: «А сколько это стоит?» Покупают ведь не картины, а инвестиции. На стенах у богатых людей висят инвестиции. Вот вам Энди Уорхол — слышали такую фамилию? Он же ничего не рисовал. Была компания молодых фотографов, которая лепила фотографии на шелк и раскрашивала их. Он был, конечно, талантливый и несчастливый парень. Но талантлив он был не в рисунке…
Года три назад продали картину Энди Уорхола. Когда он приехал в мастерскую, картина уже была напечатана на шелке. По-моему, это был портрет Мао Дзедуна. Уорхол, извините, помочился на картину и пошел дальше (он был под большим воздействием галлюциногенов). И сейчас эта картинка стоит 11 млн. Мне сразу приходит на ум фраза Сальвадора Дали: «Я богат, потому что мир полон кретинов».
Не нужно стесняться, если вы видите безобразие, которое не имеет отношения к искусству. Я не имею права ругаться, я — художник. Поэтому я всегда говорю: «Я не понимаю, я не дорос…» Но иногда прорывает и хочется сказать… Хочется, да. Здесь очень важно не стесняться, а то мы всё стесняемся. Нам иногда критики впендюривают некие моральные устои, моду. Говорят, что сейчас искусство, а что — нет. Забудьте критиков! Верьте своему сердцу. Волнует? Хорошо. Не волнует — все понятно.
| |
|---|
О критериях успешности фильмов и режиссеров
Сейчас все кинотеатры принадлежат «людям с низкой социальной ответственностью», для которых главное — это количество денег, которые соберет фильм в прокате. 5 млн, 10 млн… Это большое зло, которое кроется в цифрах. Это пришло к нам с Запада. Но рыночная стоимость не равна художественной.
Современное кино делается для тинейджеров. К сожалению, молодые люди очень мало читают, но зато много пишут в «Инстраграме». Поэтому я стараюсь делать фильмы для родителей. В 40-е, 50-е, 60-е, 70-е годы кино было для людей читающих. Даже если зритель был простой, неискушенный, он шел в кино, чтобы ответить на какие-то вопросы, что-то узнать. Сегодня молодой человек идет на фильмы просто потому, что они собрали много денег.
Слава богу, я нахожусь в том состоянии, когда я не должен делать коммерческих картин. В Америке я должен был думать об этом, в России — нет. Если бы в США я предложил кому-то снять фильм, где полкартины люди просто разговаривают с экрана на крупном плане, меня бы в сумасшедший дом посадили. В России я могу высказывать вещи, которые я не могу высказать больше нигде в мире.
О ностальгии по Советскому Союзу
Я тоскую не по Советскому Союзу, а по молодости. Это когда думаешь, что ты бессмертен. Когда выпил пол-литра, а наутро — свеженький. Все люди тоскуют по себе молодому. Я помню одну женщину, которая пришла из ГУЛАГа. Она была очень красивой в молодости, потом на ее лице появился страшный шрам — ее изуродовали собаки. Она была подругой моей мамы и после лагеря, когда ее реабилитировали, жила у нас, потому что ей было некуда пойти. Как-то она сказала мне: «Ох, Андрей, вот выходишь в степь, вот идет колонна, и ты в колонне идешь — такой воздух! Цветы! Цветет степь…» А я говорю ей: «Ты что, ты же — зэк!» — «Да, — она говорит, — но я была молодая, и меня все любили». Понимаете?
Константин Мельницкий; 66.RU; 66.RU
