Свой последний альбом, например, группа записывала в Киеве, а сводила — в Москве. Они удивительно ловко лавируют между обоими конфликтующими берегами, и каждый берег им рад. Как у них это получается и как жить в «эпоху новой серьезности», Портал 66.ru спросил у фронтменов «Ундервуда» перед концертом в Екатеринбурге.
— Ровно десять лет назад, когда вы были в Екатеринбурге хедлайнерами «Старого нового рока», один музыкальный продюсер тут возмущался: «Почему «Ундервуд» — образец качественной российской поп-музыки — не выступает на Первом канале? Это они должны быть там вместо Баскова!» Десять лет прошло, вы по-прежнему не на Первом, а Басков по-прежнему там. Почему так и нужен ли вам вообще этот Первый канал?
Владимир Ткаченко: — А Первому каналу надо, чтобы там был «Ундервуд»? Может быть, дело в формате. Может быть, люди, оказывающиеся там, должны обладать какими-то специальными генетическими кодами. Может быть, специальные люди в «ящике» исследуют гены и хромосомы и решают, кто попадает к ним, а кто нет. А вообще — есть вопросы, на которые просто нет ответа.
— Вы иногда производите впечатление интеллектуалов и немножко даже снобских музыкантов. Вы действительно пишете для какого-то определенного, узкого круга людей?
Максим Кучеренко: — Послушайте, нам детей кормить надо. В России всего 1% читательской аудитории — тех, кто читает прозу и все эти книжки, которые сейчас издаются. Музыка представлена чуть шире, но мы прекрасно отдаем себе отчет, что все современные поэты зарабатывают сегодня не поэзией: переводами, издательским делом. Я знаю поэтессу, которая продает хозяйственную аппаратуру. Есть поэты-юристы... А мы — просто музыканты. Можем себе позволить где-то развить тему с игрой языка, но всему есть мера. Люди могут заскучать.
— То есть ваша потенциальная аудитория — это тот самый один читающий процент?
ВТ: — Мы ее расширяем. Один уважаемый мною человек — Саша Кутиков, басист «Машины времени», сказал: «Чтобы музыка была популярной, она не должна быть совершенной». Не должно быть суперского текста, очень красивого, метафорического, и при этом великолепной, хрустальной мелодии и фантастически крутой аранжировки одновременно. Если это все вместе — это, как правило, не работает. Либо пиши очень крутой текст, но тогда мелодический рисунок делай попроще. Если создаешь уникальную музыкальную палитру — будь добр, текст попроще. Человеческого внимания и даже восторга не хватает на всё, чего-то должно быть мало. Поэтому мы расширяемся за счет того, что что-то сознательно — не дебилизируем, но упрощаем.
— Про вас на одном киевском сайте написали на днях: «Музыканты с крымскими корнями дали лояльное интервью украинской телеведущей, которая еще совсем недавно призывала к полному разрыву с Россией и русской культурой». Действительно, вы лакомый кусок для всех: группа из Крыма, живущая в России и выступающая на Украине, большой соблазн перетянуть вас на свою сторону и сделать своим флагом. Пытаются ли разные лагеря заманить вас к себе?
МК: — Да не особо пытаются, скорее, не используют в качестве атрибута. Но, конечно, проецируют: если надо найти группу, которая играла в Крыму и теперь едет в Украину, то про это как-то узнают (или им доносят) спецслужбы, начинаются проблемы, мы сидим на границе по десять часов, потом за нас вступается кто-то, договаривается. Но надо смотреть на это шире, мы как бы приподнимаемся над контекстом, над историей, видим, что очень сложно развить на постсоветском пространстве новые оригинальные социально-политические тренды и идеологию. Это правда оказалось очень дорогой и затратной историей — с переходом от одного времени к другому. Украина, конечно, после чудовищного политического кризиса столкнулась с этим и перешагнула через пропасть.
— Вы специально не отвечаете нигде на вопрос «чей Крым»?
ВТ: — Конечно, специально. И не будем отвечать никогда.
— Как у вас это получается: вы выступаете и в России, и на Украине, и в Крыму — и кроме задержек на границе серьезных проблем вроде не испытываете?
МК: — Это наши еврейские корни...
ВТ: — Это просто данность. Да, мы группа, родившаяся в Крыму, 99% участников — этнические украинцы, все родом с Украины, и все мы живем в России. Это не какие-то манипулятивные наши схемы и еврейские корни — это данность, так получается. Мы в политические игры не играем, и ни одному лагерю нас не удастся к себе переманить.
— А еще у вас всё получается с краудфандингом — на два альбома деньги собрали, даже с перевыполнением плана. Вы не считаете, как некоторые музыканты, краудфандинг зазорным? Мол, нет денег на альбом — не пиши альбом...
МК: — Да мы просто любим, когда нам деньги дают.
ВТ: — Мы любим все новое. Краудфандинг — это достаточно новое явление. Если оно на Западе работает, то почему ему и в обновленной, демократической России не работать?
— Вы все время вместе — выступаете вместе, даже сборники стихов выпускаете под одной обложкой. Иногда кажется, что это один человек с двойной фамилией — Ткаченко-Кучеренко. Никогда не хотелось начать делать что-то по отдельности друг от друга?
МК: — Это всегда можно сделать. Когда мы создали дуэт и накопили материал, мы приехали в Москву, и у нас было около 50 песен — хороший бэк-каталог. Мы почувствовали в этой модели силу, оригинальность и необычность свою. У нас партнерство 50 на 50. Я не знаю других групп с таким же партнерством. Мы, наверное, как Ильф и Петров. Эффект удвоения человека. Мы вот сегодня вспоминали великую екатеринбургскую группу «Урфин Джюс» — там тоже была идея паритетности. Что-то такое было и у «Наутилуса» — великолепное «партнерство сумасшедших».
— У вас есть разделение между собой: кто что пишет, кто больше по романтике, кто — по политике?
ВТ: — Нет, у нас кто что хочет, тот то и пишет. Те же лирические песни есть у обоих. У нас разделение только по голосам: я занимаюсь верхними этажами, а Максим — нижними.
МК: — Да-да, мне вся канализация достается. Как говорится, «несчастные жители первых этажей»…
— У «Ундервуда» всегда очень непростые клипы, целые мини-фильмы. Вы, когда записываете песню, уже ее визуализируете или отдаете идею клипа полностью на откуп сценаристам и режиссерам?
МК: — На создание последнего клипа «Молчим и курим» у нас ушло 418 дней! Больше года на весь этот процесс, от начала переговоров до результата. Съемка клипа всегда — как свадьба: и погулять надо хорошо, и обязательно на деньги попадешь. А мы по сути «женим» песню на режиссере. Наши тексты по ассоциативному ряду, по каждой эмоции иногда разбирают и прописывают.
— А роли в клипе как делите? В «Молчим и курим» каждому, наверное, хотелось быть хорошим трактористом, а не плохим городским?
ВТ: — У нас во всем разделение ролей. В клипе «Крым» я танцевал, фокус внимания был на мне, а это — песня Максима, и внимание на нем. А мне приятно, что мне доверили роль «плохиша». Мы вообще впервые попробовали себя в драматических ролях, старались, изображали что-то из себя. Было очень сложно, но интересно.
— Ваша песня 2004 года «Покуситесь на президента», написанная как раз перед тем, как Путин переизбрался на второй срок, сейчас актуальна, на ваш взгляд? Вы ее по-прежнему поете?
МК: — Герой стал другим. А песню мы не переписывали, поэтому она уже не так актуальна. Тогда, 12 лет назад, было время, полное надежд, период, связанный с дальнейшим ростом современности. Еще никого не бил кризис, не было истории «новой серьезности», которая прочно вошла в политику. Тогда этого героя можно было романтизировать. Сейчас романтизация его имеет в основном коммерческое и, на мой взгляд, очень избыточное значение. И сам герой стал другим.
Да ладно, не отвечайте. Кому интересен ваш ответ. Да и вообще вы сами.