Весной фаталистичную «Кукушку» несгибаемого Цоя на провластном митинге спела конформная певица Гагарина. Теперь гимном военного парада стала песня воронежского маргинала. Это так многомерно и символично, что почти гениально.
… На праздновании дня ВМФ в Петербурге военный оркестр играет «Туман» Юры Клинских. Полуофициальный клип на эту песню состоял из кадров первой чеченской кампании и имел мощный пацифистский заряд. «Туман» перетекает в «Пора домой» — песню, в которой, в частности, есть строчки
«Лучше молодым любить, а не воевать, не убивать.
Не цевье, а руки девичьи в руках держать».
Не знаю, как по мне — тянет сразу на все составы по всем уголовным и административным статьям, которые появились в России после 24.02.
Но Сводному Военному Оркестру ВМФ виднее.
Коллеги из запрещенных изданий на это зубоскалят: «Песню в 90-е распевали пьяные пэтэушники». По иронии судьбы с месяц назад была дискуссия со знакомым из достаточно благополучной семьи, который в 90-х «Сектором» тоже брезговал как «музыкой маргиналов».
Еще незадолго до этого подобную реплику услышал от коллеги, выросшего в среде московской интеллигенции: дескать, «Сектор» — для быдла, а люди со вкусом слушали «Джудас прист» и «Рэинбоу».
И это очень показательный момент: музыка (и особенно тексты) Юры «Хоя» Клинских — они не то чтобы для быдла. Они для тех, кто очень хорошо знал контекст. Контекст всеохватной наркомании, тотального алкоголизма, повсеместной безотцовщины, многомесячных задержек пенсии, натурального хозяйства, бартерного существования и чипсов «Принглз» раз в год, на день рождения.
Контекста беспросветности бетонных заборов и безысходности закрытия камвольного комбината (единственного в и без того депрессивном городе).
Песни «Сектора» пропитаны этим контекстом, они дышат им — и вне этого контекста не живут.
Что за «контекст» такой? Ну, допустим…
… Был у меня друг, назовем его Слава. Мощный. Честный. Жесткий. Бескомпромиссный. Любил физкультуру и спорт. И выпить. Как выпьет — в руках гитара.
«Взял вину на себя» Сектора.
В старших классах разругался вдрызг с отцом в райцентре одной национальной республики, уехал к тетке в глухую провинцию другой. Закончил 11 классов, на хорошем счету. Поступил в институт на физрука — подъем с переворотом ему давался легко, на зависть всем нам, дворовым.
В конце первого семестра пили в общаге. Вывалился в окно с 5-го этажа. Выжил: «У пьяного все мышцы расслаблены, упал и не заметил», — гласила народная молва.
На костылях вернулся к отцу в райцентр народной республики. Встретил друзей детства, опять выпили.
В ходе «культурных посиделок» друзья за кошелек приговорили до смерти случайного прохожего. Потом — стандартный зачес:
«Славк, возьми вину на себя — за «группу лиц», да по «предварительному сговору» больше дают. А там посидишь тихо, УДО-мудо, мы тебя подогреем».
Слава взял вину на себя.
Да, вышел по УДО, нашел работу на заводе, коих в национальной республике расплодилось к тому моменту в новомодных «ОЭЗ».
Женился. Дочка.
В конце 2010-го пришел со смены, сел попить чайку — и больше не встал.
Сердце.
Ему было 26. То ли сказались легкие подъемы-перевороты молодости, то ли забытое падение с 5-го этажа общаги, то ли 8 лет колонии.
Не знаю. Не узнаем. «Взял вину на себя» я с тех пор слушать не могу.
… Как-то после рождения сына мне в уши попался альбом «Гуляй, мужик». И я с ужасом понял одну и с удивлением — другую — вещь: «Во-первых, как хорошо, что мой Вова этого контекста не узнает; во-вторых, из дня сегодняшнего к песням «СГ» нужна пояснительная бригада».
И правда, уже из 2017-го было трудно понять, почему и зачем лирический герой «пропил с утра — только не дерись! — стол, диван, сервант, софу, шифоньер, сервиз»?
Почему у «путан» — непременно «короткая юбка»?
Какие «три нормы в день» делал «папанька на комбайне»?
Что вообще такое «тальяночка»?
Что за «ангидрид» и почему при его добавлении жизнь становится «сладким сном»?
Почему «красный мак» — стирает в песок?
Как могут «носки» помешать ночи любви?
Как могут под одной крышей жить несколько поколений с властной тещей во главе, к которой надо идти с унизительной просьбой «мам, налей сто грамм»?
Отрокам придется долго объяснять даже, что такое «Ява» и почему «взять ее на халяву» — величайшее событие в жизни тинейджера.
А потому, что JAWA чехословацкого завода Франтишека Янечека для советских (и первого поколения постсоветских) мальчишек была сродни «Теслы» для новомодных зумеров (то ли бумеров, я никак не запомню). Что-то очень заморское, продвинутое и элитарное. Всем вокруг положены в лучшем случае велосипеды «Кама» или «Десна», и только Небожители «пинком» заезжают «в заводной рычаг».
Все эти бесконечные вопросы и есть контекст, без знания которого песни «Сектора Газа» — просто примитивно написанный и по-дилетантски сыгранный «эх, рок-говнорок».
Но с оглядкой на контекст «Сектор Газа» с его фольклорно-частушечной мелодикой и песенно-есенинными текстами становится чем-то большим, чем рок-группой. И тем более не «панк-группой», как почему-то пишут в энциклопедиях.
«Сектор Газа» с его подворотней правдой, с его бесстыдством телесного низа, с его вызывающей воронежской прямотой и рвущей душу искренностью — это вообще не про музыку, рок, фестивали.
Это хроники.
Это максимально честная, фактурная, полная живых деталей летопись очень мрачных, но вместе с тем — разгульных, смешных, небезнадежных времен. Летопись, по которой потомкам будет очень легко изучать предков.
Впрочем, судя по тому, что делает военный оркестр, задремавший было контекст вовсю оживает, а песни Юры Клинских еще могут заиграть новыми красками. Красками не допотопной старины глубокой, а дня сегодняшнего.
В принципе, уже сейчас без пояснительной бригады вы поймете интро к песне «БОМЖ»:
— Три месяца назад я написал эту песню. Но с [обескураживающим] темпом инфляции я [изрядно устал] тексты переделывать. Так что пусть в этой песне все остается как было.
