Задержание
Я все-таки не самый типичный случай. Илья – оппозиционный политик, его участие в митингах и протестах предполагает, что его задержат, как только узнают. Отправляясь на митинг, он уже берет с собой зубную щетку, книгу и запасные носки. Поэтому во время акции я просто смотрю сводки «Дождя»: если Илью задержат, об этом я прочитаю в новостях.
Когда мне приходит сообщение «меня задержали», я говорю «понятно». Больше ты ничего не можешь сделать. Через некоторое время человек сможет тебе сообщить, куда именно его отвезли, где оформляют, можно ли приехать туда и передать еды и воды. Обычно когда приезжаешь на место, там уже много волонтеров.
Ощущение, что его задержат, есть всякий раз, когда в Москве происходят хоть какие-то политические волнения. Его могут задержать всегда и абсолютно просто так. Не нужно причины для этого. Вот именно это и вызывает тревогу, злость и раздражение. 23 января его не задержали только потому, что не узнали. 31 числа органы стали более внимательны и отследили его.
Это всегда происходит единовременно: вот всплывает новость от «Дождя»: «Яшина задержали», и тут же приходит сообщение в Телеграм: «Меня задержали». Причем мы виделись буквально за десять минут до этого.
Его задержание было абсолютно незаконно. Его обвиняли в участии в митинге на Матросской тишине в 15:00 – в то время его там даже не было, он находился со мной в кафе, есть наша переписка и фотографии.
Участие в митинге – это не арестная статья, по ней полагается всего лишь штраф. Но был указ: арестовать его. Поэтому к делу приписали еще одну статью: «неповиновение сотрудникам полиции». При этом есть видео задержания, где отчетливо видно, что никакого неповиновения не было. Илья спокойно вышел из машины, прошел в автозак. Эту статью добавили специально, чтобы его арестовать и закрыть. Поэтому никаких иллюзий насчет результата дела у меня не было.
Конечно, мне больно, что сейчас мой муж в спецприемнике, что он осужден незаконно, что дело сфабриковано. И болезненней всего для меня именно последнее.
При задержании очень важно связаться с адвокатом. Обычно в момент задержания все-таки не отбирают телефон и у самого человека есть возможность это сделать. Самое главное – сообщить ему, где ты, что с тобой. Абсолютно все люди, которые выходят на митинги в Москве, заранее сохраняют телефоны ОВД-Инфо.
31 января, в день задержания, я никуда не поехала. Я знала, что у Ильи есть с собой все необходимое: паспорт, вода. При задержании меня бы к нему не пустили, и я об этом знала. Поэтому просто стоять под окнами нет никакого смысла. Там у ребят уже отбирают телефоны, с ними нет связи. Поэтому всю информацию я получаю через адвоката. Он говорит мне, где и когда суд.
Суд
Он был на следующий день после задержания. В связи с коронавирусом никого не пускают, неважно, близкий ты родственник или просто друг. Поэтому я приехала к суду, чтобы просто посмотреть, когда его привезут на процесс. Это единственный способ выразить поддержку. Я всегда думаю так: если бы меня везли на суд по сфабрикованному делу и собирались осудить за то, в чем я не виновата, мне было бы приятно хотя бы из окна автозака увидеть, что мои близкие со мной. Но в итоге на суд я все-таки попала: мне сделали доверенность.
Сам суд – это просто театр абсурда, ожившие фрагменты Кафки, человека судят за то, чего он не совершал, нарушают все юридические и правовые нормы, все правила составления рапортов. Я уже видела это: в 2019 году Илью судили трижды по одному и тому же делу, что также запрещено законом. Я знаю, что наша система беззаконная и бесправная, это меня не удивляет. Как я справляюсь? Я делаю сторис с ироничными подписями.
Все это чудовищно. И именно это – причина, по которой люди готовы выходить на митинг. Наша страна – это беззаконие, это преступные постановления, противоречащие Конституции, абсолютно каждого человека лишают его гражданских прав. И сейчас это касается не только оппозиционного политика. Завтра могут прийти за тобой, потому что ты написала не ту статью, не ту колонку, не тот твит. И это не образное выражение. Уже сегодня огромное количество молодых людей отбывают срок за такие вещи. Власть принимает вредоносные законы, например о запрете просветительской деятельности вне школ и вузов. Все это страшно.
Арест
Арестанту полагается два свидания, для этого нужно писать заявление. То есть можно не просто передать продукты, но и увидеться, посидеть за столом напротив друг друга и поговорить – под присмотром, разумеется. Поскольку у меня есть доверенность (вообще, люди, делайте доверенности своим близким), я могу приходить чаще.
В спецприемнике есть курящие и некурящие камеры. Илья попал в первую. Человеку некурящему тяжело оказаться в курящей камере. Представьте помещение два на два метра, три человека, окошечко крохотное, и все дымят. И так ты проводишь десять суток. Конечно, так не должно было произойти – он писал заявление. Но ровно так же не должны сажать человека по фиктивным делам.
В спецприемнике висит список того, что можно передать. Конечно, это всякие предметы гигиены: полотенце, белье, носки, книги, паста, щетка.
На прошлом свидании Илья сказал, что кто-то из сокамерников сильно храпит. Я понимаю, что это звучит как мелочь. Господи, столько ужаса происходит вокруг, людей пытают, а тут – «храпит». Но на самом деле все это очень сильно изматывает. Ты не можешь справляться с сильными серьезными проблемами, когда ты истощен маленькими.
В некоторых камерах не выключают свет. Людям передают маски для сна, чтобы человек хотя бы пришел в себя. На самом деле не давать людям удовлетворять свои витальные потребности – сон, еда – это способ истощить человека полностью, работающий способ.
После ареста
Я понимаю, что хочется все это как-то романтизировать. Что Илья выйдет, мы встретимся и весь день проведем вместе. Но на самом деле человеку просто хочется в душ, в непрокуренную одежду, к компу, чтобы передать информацию людям, в работу, которую вообще никто не разгребал за те сутки, что ты сидел. Хочется трубить и кричать об этом беззаконии. И снова биться.
Как поддержать себя
Я стараюсь не пережевывать одни и те же мысли. Стараюсь мыслить коэффициентом полезного действия. От того, что я еще три часа буду крутить новостную ленту, я не сделаю ничего. Я стараюсь держать себя в активном полноценном состоянии: есть, спать, работать. Делать максимум из возможного. Пишу посты, веду свои курсы, нахожу нужное слово, чтобы успокоить людей, шучу в аккаунте Ильи. Я стараюсь ни на минуту не забывать, зачем мне эта свобода, зачем мне этот закон, за который мы так бьемся. Чтобы жить.
Сейчас я могу:
- отнести еду в спецприемник;
- написать песню, в которой выскажу, что хочу, но при этом сделаю так, что люди будут танцевать;
- делать хорошо свою работу;
- выйти на митинг, когда это будет нужно;
- рассказывать людям о том, что происходит, но поддерживать их;
- заботиться и не разрушать себя.
Каждый может составить себе свой «поддерживающий» список.
Сразу после нашего разговора Вера поехала к мужу в спецприемник.
