Сегодня ночью, возвращаясь после afterparty «Маргинальной ночи» домой, я пытался уложить в голове, систематизировать все свои впечатления об этом неформальном, нелегальном, неофициальном, рассинхронном фестивале современного искусства. Шел и напевал Янку Дягилеву, рефрен из песни, возникший по ассоциации с названием безумного ивента, в котором я принял участие как зритель, поэт, медиатор и говорящая голова для сюжета «Ночных новостей»: «А мы пойдем с тобой, погуляем по трамвайным рельсам, посидим на трубах у начала кольцевой дороги…». И далее по тексту. А потом вопрос — риторический, самому себе: «Вау! А что, так можно было? Именно так, без копейки денег на какой-то бюджет, без кураторов, разрешений взять и сколлаборироваться, начать взаимодействие с пространством, миром, жизнью и городом?»
Можно. И это – одна из удач «Маргинальной ночи». Бери и делай. Царствие небесное силою берется. То же самое можно сказать и о пространствах — свободных от влияния, потому что никому не нужных. О неявных обыденному взгляду скрытых локациях — пустырях, подмостовьях, заброшенных домах. Потайных, забытых карманах Екатеринбурга, которые могут стать если не резервацией (тут нужен статус, а значит — вмешательство государства), то как минимум — дверями во внутреннюю монголию художников и зрителей-соучастников. Всех, кто либо вынужден осваивать пограничье, вытесненный с мейнстрима в маргиналию, либо сам выбрал игру вне официального текста, на полях книжных страниц в формате рукописных пометок, потому что это наиболее соответствует постмодерну – процессу по переработке и компиляции cultural garbage в cultural trash. Ты — это то, что ты делаешь.
Могилы искусства на токсичном пустыре Белинского — Фурманова. Лопата, конфеты и водка. Выбор за тобой — осквернить или помянуть. Что в глубинной сути — одно и то же. Обращение к объекту, коммуникация, диалог. Пресловутая дихотомия: «был бы ты холоден или горяч». Отказ от равнодушия теплоты.
Подмостовье улицы Белинского. Пограничный, забытый кусок берега Исети со стороны Тверитина. Я читаю свои стихи, утверждая, что рифма и ритм — это способ камлания, доступный каждому (ведь не нужно никаких материальных инструментов) для переработки, присвоения и архивации реальности, данной в ощущениях. Потому что все — текст. Тем временем у самой воды Сема манифестирует грустные истины от капитана очевидность о том, что все уже придумано до нас, спето, написано, создано, а то, что мы творим, — не более чем дерьмо. После этого самоиронично-уничижительного интро он под общее одобрительное улюлюканье запускает в реку симулякр полутораметровой какашки.
Не думал, что будет так много людей. Больше сотни — точно. Это становится ясно, когда мы притормаживаем в районе перекрестка Белинского — Тверитина, чтобы подождать отстающих. Нас догоняют художники-передвижники. В буквальном плане. Выставка их работ — передвижная. Картины закреплены на самодельных носилках. На площади Обороны Руслан начинает свой перформанс — «Баланс балласта». Идет обмотанный-стреноженный ограничительной лентой, к которой закреплены портреты, намалеванные на картонках лозунги, записи воспоминаний. Все, что составляет человека. Держит его на поверхности. Но что, если хочется больше свободы и трехмерной взамен двумерного движения по глади моря повседневности? Тогда — отказ от балласта. От социальных связей. Убей в себе государство. Убей на глубину души своей. И жизни.
Освобождаясь от воспоминаний, комментируя каждый отказ от несущественного криком отчаяния, Руслан, точно гамельнский крысолов, ведет все шествие к заброшенному дому, который стал временным приютом, выставочным пространством. Во дворе Руслан ускоряется, окончательно свободный от пут, и срывается в черноте двери, оставляя на пороге остатки ограничительной ленты и картонку с надписью «Балласт баланса». Над дверями висят два флага. Красный марксистский и радужный ЛГБТ. Выставка-сквот в заброшке. Общая тема не задана, но ее передает само пространство.
Все мы — вне. В стороне. С самим собой наедине. Ничто не истина и все позволено. Это вселенная сплошных обочин. Любая б***ь может быть намолена. Любой алтарь кем-то обдрочен.
Часть пространства заброшенной двухэтажки расписана лозунгами, часть обжили манекены, поэтому вздрагиваешь, заходя в комнату, где две фигуры в вязаных слепых масках стоят, отражаясь в зеркале, а потом начинают двигаться. После такого перформанса живых людей, сидящих на диванах и топчанах в окружении бомж-стайла, воспринимаешь как часть экспозиции. Может, так оно и есть, а может, и нет. Градус эмоций разный. Отчаянной грусти — четырех стен, густо, почти бесконечно испытанных одной и той же фразой «Я устал», до надежды — деревьев, высаженных прямо на чердаке, которые ловят солнечные лучи через разломанную вдоль крышу.
Кто ты? Где ты и с кем? Заброшка — ворота во внутреннюю монголию, прочь от политоты, борьбы, духоты. Работы художников — это ключи. Приглашение. Ты можешь сам. Так же. Вспоминаю выставку Freeze в пустом здании лондонских доков, которую в 1988 году организовал Дэмиен Хёрст. Вспоминаю, конечно, ассоциативно, я не был и не мог быть там, с чего стартовали художники группы YBA, обретя известность. Просто аналогия. Искусство из треша. Trash-искусство. Где же наш Чальз Саатчи?
Завершается эпично. И даже логично. Как будто по акционерскому сценарию, в финале которого диалог маргинального художника и государства. В общем, приезжает один наряд ППС. Затем второй. Полицейские вежливы. Дают фору досмотреть работы и демонтировать инсталляции, где это необходимо. В заброшку не заходят, предпочитая вести диалог через мегафон: «Просьба покинуть помещение… Уважаемые граждане…» Когда ты внутри, усиленная мегафоном речь ломается о стены, дробится в разбитых стеклах. И слышится: «Уважаемые художники… Покиньте помещение… Граждане художники, имейте уважение…» Слышится то, что хочется. Мы масло и ртуть.
Уходим на следующую локацию. Тем временем общественные гомофобы, рискуя жизнью, забираются на парапет крыльца заброшки и срывают радужный флаг, став участниками завершающего преферанса. По пути до концертной площадки у Царского моста я слышу, как молодой, голощекий и безусый панк с зеленым ирокезом (по виду из тех, кто слэмится под «Короля и шута») пьяненько выговаривает приятелю: «Короче, вот приехали менты и говорят: валите отсюда. А мы им такие! А я им!»
С этого момента я понимаю: рождается миф. Устное предание. Значит, «Маргинальная ночь» уже состоялась. И неважно, что будет дальше.
ЛГБТ признана в РФ экстремистской организацией
