Не исключено, что после кризиса наступит ренессанс государственности.
Окна моего дома выходят на улицу Малышева. Каждый вечер между 23 часами и полуночью я вижу на остановке пустой троллейбус. И я восхищен, что есть человек, который им управляет, что есть люди, которые вырабатывают электричество для этого ночного троллейбуса.
Государство не умеет себя пиарить. За многими вещами, которые выглядят само собой разумеющимися, скрывается огромная адская работа. Сейчас большую работу по координации и регуляции выполняют чиновники. Я вижу, как люди, балансируя на грани паники, также выражают восхищение — несмотря на скачки потребления электроэнергии, все продолжает работать, инфраструктура не замерла, полки в магазинах не пустые. Это заслуга людей государства — джедаев инфраструктуры, которые делают невидимую работу.
Я понял, что без страны мы никто, еще во время кризиса 2008 года. Тогда исчезли мои последние иллюзии на предмет экономики. В то время все думали, что современная экономика устроена иначе. Что возможен бизнес в стиле фанк. Но фондовые рынки повалились, и приятный флер исчез. Оказалось, капитализм другим не стал. Он как был в девятнадцатом веке жутким и стервятническим, таким и остался. Суть бизнеса осталась прежней — купи дешевле, продай дороже; прибыль присвой себе, расходы переложи на другого. Большие люди вдруг осознали, что неприкосновенность собственности и свобода предпринимательства — это сказки для бедных. Если у тебя за спиной нет страны, то тебя разденут догола и не извинятся. Под собою не чуя страны, жить не получится.
Я переставил на дальние полки книги по политэкономии и понял, что нужно работать на ниве теории — реальность не описана.
До слабых и простых людей есть дело только государству. Вы не нужны «Кока-Коле». А государству почему-то нужны. Оно почему-то заботится, чтобы мы не ходили, твою мать, по улицам, не заражали и не убивали друг друга. Украинские гастарбайтеры разъехались по Европе, а как закрылись рестораны и гостиницы, оказалось, что они никому не нужны кроме своей страны.
Государственный инстинкт проявляется в способности к смирению. Терпеть — это круто. Способностью к стратегическому терпению мы позволяем реализовывать крупные стратегические проекты. Современные молодые — тактически живущие люди. Тактический человек терпеть не умеет, поэтому он ничего не добьется, он бегает только на короткие дистанции. Способность к терпению в СССР позволила построить чудовищную инфраструктуру, которая нас хранит до сих пор. Я помню, как поливали грязью строительство Байкало-Амурской магистрали. А она сейчас заполнена на сто процентов. То есть пятьдесят лет назад наши люди увидели ее необходимость, построили, а выстрелила она только сегодня — спустя полвека.
Как-то в 1999 году я выпивал с другом-журналистом. Мы размышляли, кто в каком куске России будет жить. Тогда мы были уверены, что страны не будет — дефолт, чеченская война, деградация власти. Но случилось чудо — государственный инстинкт взял свое, и сейчас мы имеем государство с гиперзвуковыми ракетами и новыми стройками. Девяностые меня научили тому, что человек удивительно живучий и адаптивный. Даже в плохой ситуации русский человек ищет повод к счастью и радости, так что я спокоен. У русского народа суверенное государство просуществовало больше тысячи лет. Это наш актив и конкурентное преимущество.
Мир изменится при одном условии. История с коронавирусом — это детский лепет. Вот если пандемия послужит детонатором к предсказанному экономическому кризису — вот тогда посмотрим. На мой взгляд, после краш-теста 2014 года Россия к нему готова. Но в любом случае лучше пристегнуться.
С Родиной все будет нормально. Мы — люди привитые девяностыми. Детям путинского благоденствия будет сложнее. Но человек с возрастом умнеет, жизнь возьмет свое.
