— На своем жизненном пути я встречал много людей, заряжавших меня своей энергией и идеями, которые я всегда испытываю на практике. Тезис «Практика — критерий истины» работает. Как говорил Ричард Брэнсон —«К черту все! Берись и делай!». Это очень правильная позиция. Можно долго рассуждать, взвешивать, просчитывать — маркетинг там, пятое-десятое, но результата не будет. Я предпочитаю действовать, а потом — или получится, или — нет.
Эксперименты, в которые никто не верил, помогли мне в свое время найти материал, который делал бетон водонепроницаемым, но позволял ему дышать. Этот бизнес дал мне финансовую независимость и возможность запускать новые проекты. Еще Альберт Эйнштейн сказал:
«Человек, не совершавший ошибок, никогда не пробовал ничего нового». Иногда ошибки обходятся дорого, но бывают случаи, когда провидение останавливает тебя в нужный момент, уберегая от неверного шага. В моей практике было и то, и другое.
Клиника
Я знал казахского целителя Абая Емши — он разработал гимнастику для лечения позвоночника и с ее помощью поставил на ноги несколько моих знакомых. Практика Емши меня заинтересовала, в том числе с точки зрения бизнеса. Мы открыли клинику, причем сразу в Москве, где больше людей, нуждающихся в мануальной терапии. За три месяца сделали ремонт, наняли персонал. Я рассчитывал, что Абай Емши сам найдет менеджеров, которые будут продвигать этот медицинский центр, привлекать пациентов, настраивать CRM — вести обычную работу с клиентами. Но он был доктором без управленческих навыков и сотрудников подбирал примерно таких же. Потом Емши решил быть не только тренером по гимнастике, но и учителем жизни. Взялся наставлять пациентов, говорить им правильные слова — меньше работал руками, больше философствовал. Но люди-то приходили к нему не за этим. Когда я говорил: «Абай, им нужно лечить спину, а не мозги», он отвечал: «Ты ничего не понимаешь — это тоже важно». Я не смог его переубедить. Клиника тем временем работала все хуже. Народа, можно сказать, вообще не было, а я занимался производством «Пенетрона» и не мог выкроить время, чтобы разобраться с медицинским проектом и все исправить. Я совершил все ошибки, о которых говорится в учебниках. Там пишут: если у вас есть нормальный бизнес, не распыляйтесь — бейте в одну цель.
Проект тарахтел сам по себе, пока я не посчитал убытки — вышло примерно четыре миллиона, и я решил все закрыть.
Огнезащита
Однажды я решил расширить линейку своих продуктов, добавив к герметикам, утеплителям швов и материалам по ремонту бетонов средства для огнезащиты. Но не учел, что рынок огнезащиты отличается от рынка гидроизоляции — другой продукт, другие условия применения, другие заказчики. Я ориентировался на дорогой качественный продукт, а спрос на него был ограниченным. Массовой застройке он оказался не нужен. Мы бились шесть или семь лет, но ничего не вышло — уже потому, что занялись не своим делом и были новичками в сфере, где все давно поделено. Я понял, что не могу получить нормальные заказы и — в отличие от гидроизоляции — этот бизнес мне неинтересен по прибыли. Одно дело — флагманское производство Пенетрона, приносящее основной доход, другое — небольшой стартап с огнебиозащитными составами, который никак не вырастал в нечто более крупное. По сути, это была зеркальная ситуация с производителями, которые пытались конкурировать с Пенетроном.
Они были непрофессионалами на рынке сухих смесей, а я — на рынке огнезащиты.
Кино
Это длинная история. Сначала я частично финансировал съемки российского фильма «Страна хороших деточек». Говорили, что затраты окупятся, но фильм ни копейки не заработал.
Примерно тогда же режиссер Владимир Алеников, снявший «Приключения Петрова и Васечкина», познакомил меня со своим сыном Филиппом, проживающим в Калифорнии. Тот занимался видеоклипами, писал сценарии и искал инвестора, чтобы снять фильм в Голливуде за 150 тысяч долларов (при курсе $1 = 23 рубля, это даже смешно). Филипп пообещал 50% от кинопроката, трижды упомянуть о Пенетроне и показать в кадре мою семью. Почти одновременно product placement в своем фильме предложили ребята из Comedy Club, но уже за миллион долларов. Условия товарищей из Америки понравились мне больше. Фактически получилось, правда, не 150, а 250 тысяч долларов, но комедию Garbage (российское название — «Голливудский мусор») мы благополучно сняли и даже получили призы на фестивалях в США, но пристроить в кинотеатры не сумели. Эксклюзивные права на продажу сроком на 10 лет мы предоставили фирме, учрежденной какими-то мошенниками. Когда мы спросили о деньгах, они объяснили, что продажи фильма не окупили даже аренды офиса и расходов на кофе. В общем, нас тупо кинули.
Затем я снова наступил на те же грабли. Филипп убедил меня вложиться в съемку триллера. Сказал: другие инвесторы увидят, что дело пошло, и тоже присоединятся, а ты свои деньги вернешь. Звучало красиво. Я потратил приличную сумму, но когда съемки начались, других инвесторов не появилось.
В этот момент мне нужно было остановиться.
Но я подумал — если добавить еще столько же, фильм можно закончить и продать, иначе наша затея теряет смысл. Сложность была в том, что во время простоя актеры успели разбежаться в другие проекты и нам пришлось переснимать кино заново с другими исполнителями. Потратив кучу денег, я сказал: больше ни копейки не дам. В спонсоры мы взяли некий «Капитал фонд».
Теперь мне кажется, это натуральные американские мафиози, подбирающие молодые команды, которым не хватило инвестиций. Они добавили немного денег и подписали с нами кабальный контракт. Получилось, что они неплохо заработали на кинопрокате Extortion («Вымогательство») в разных странах, при этом фильм остался у них в залоге, а мы ничего не получили.
Это тем более обидно, потому что кино мне понравилось. На премьерных показах я встретил заказчиков, заинтересованных в поставках Пенетрона, и даже заключил потом несколько контрактов, так что моральное и отчасти денежное удовлетворение получил.
Но с фильмом мы прогорели.
Электроды
Один мой приятель занимался производством сварочных электродов на допотопном российском оборудовании, при этом хорошо знал рынок и предложил мне бизнес-проект — выпускать качественные электроды. Заверил, что аналог немецкого оборудования можно купить в Чехии — при сопоставимых характеристиках оно обойдется недорого — около трех миллионов евро. Мы провели всю подготовительную работу, нашли производителей оборудования, съездили в Чехию, меня все устроило. После переговоров местный банк согласился выделить нам эти три миллиона. Но когда мы уже подготовили договоры на кредиты и покупку техники, появились сомнения. Я решил сделать то, с чего нужно было начинать, — разобраться, какова себестоимость производства, кто и за какие деньги станет наши электроды покупать. Все подсчитал, смотрю — ё-мое, — рынок высококонкурентный, маржа небольшая (смешные 15%), потенциальных заказчиков мало. Понял, что никогда в жизни этот кредит в евро не отдам, и сказал: проект останавливаем. Получилось, что я ничего особенно и не потерял, если не считать расходов на заграничные поездки.
Но это, конечно, мелочи.
Криптовалюта
Когда история с биткоином только начиналась, я спрашивал всех своих специалистов — это интересно? Да, отвечали мне, тема офигенная. А я всегда стараюсь браться за все новое, чего никто еще не делал — тогда можно опередить потенциальных конкурентов и хорошо заработать.
Но тогда меня отговорили. Потом оказалось, что криптовалюта в тренде. Советчики говорили: надо не покупать/продавать биткоины, а производить. Главное здесь — дешевая электроэнергия.
Потратив кучу времени на общение с компетентными людьми, я пришел к выводу, что выгоднее всего поставлять оборудование для майнинга, и уже собирался приобрести в Китае технику на два-три миллиона долларов, но свободных денег в тот момент у меня не оказалось. Я искал, кто может одолжить, ходил с горящими глазами и убеждал знакомых, что через два-три месяца верну. Но люди привыкли иметь дело с реальными вещами, которые можно потрогать.
В криптовалюту никто не верил — денег я не нашел и в производство биткоинов не вложился, а потом решил — раз не получается, то и черт с ним.
Теперь думаю — может, зря?
