Когда ВСМПО начало поставлять титан в Европу и Америку, оказалось, что не хватает сырья — титановой губки. Завод рассчитывал продержаться за счет губки из Госрезерва, которую получал на льготных условиях, но потребности росли, и предприятию начали отказывать. При советской власти дефицита не было — губку в Верхнюю Салду отправляли три титано-магниевых комбината. К 1994 году предприятие на Украине закрыли, а Казахстан начал продавать губку японцам. Осталась только «Ависма» в Березниках (Пермский край), которую контролировал «Роспром» — дочерняя компания «Менатепа» Михаила Ходорковского. Отгружать сырье в долг «Ависма» отказывалась, а денег у ВСМПО не было. «Ависма» предпочитала работать с металлургической компанией RTI — вторым по величине производителем титана в США. Когда американцы увидели, что продукция «Ависмы» дешевле, они закрыли собственное производство, решив, что долгие годы смогут жить за счет поставок из России.
— Почему у ВСМПО не было денег на сырье, если завод поставлял на мировой рынок 50% ферротитана?
— Ферротитан — очень простой продукт. Здесь же речь шла о заготовках для авиапрома с производственным циклом около шести месяцев. Все это время работу завода надо финансировать. Сегодня проблем нет — можно взять заем, но тогда западные банки не хотели кредитовать товар, пока тот не пересек границу, а российские предлагали деньги на грабительских условиях. Мы убеждали Boeing и Airbus в своей надежности, а они говорили: у ВСМПО нет ни сырья, ни системы дистрибуции — рассчитывать на вас мы не можем. Возникла реальная угроза, что пятилетние портфели заказов авиастроители сформируют без нашего участия.
— Как вы с этим боролись?
— Пробовали договориться с «Роспромом» — дошли до Ходорковского. Ничего не добились. Пытались надавить административным ресурсом. Борис Ельцин написал резолюцию для Сосковца (первый вице-премьер правительства РФ в 1993–96 годах, — прим. ред.): «Олег Николаевич, вы знаете, как важен титан для России? Прошу помочь». В правительстве честно хотели разобраться. Была встреча в Совете Безопасности, где представители «Менатепа» заявили — мы готовы предоставить ВСМПО губку по самой низкой цене и с лучшими условиями платежа, если сырье необходимо для оборонных заказов. Это была фигура речи, потому что оборонные заказы у ВСМПО стремились к нулю. Когда мы с Владиславом Тетюхиным вышли с Совета Безопасности, стало ясно, что никакой губки мы не получим.
— Вы считали ситуацию безвыходной?
— Никаких идей по этому поводу у нас не было, пока на горизонте не появилась инвестиционная компания «Кредитанштальт Грант» — дочка австрийского банка. Тетюхину эту фирму рекомендовал бывший замминистра промышленности Марк Дворцын. Он заверил Владислава Валентиновича, что «Кредитанштальт Грант» поможет ВСМПО с финансированием. Менеджерами оказались бывшие советские эмигранты — Олег Радзинский (сын писателя и драматурга) и его коллеги. Они окончили американские университеты и вернулись в Россию делать бизнес. Первая встреча была в нашем московском офисе в июне 1997 года. Тетюхин рассказал о поставках ВСМПО западным авиастроителям, и я увидел, как у этих ребят загорелись глаза. Радзинский пообещал «долгосрочные схемы предоставления кредитов» — что он имел в виду, мы не поняли. На его визитке было написано investment bank, и когда они ушли, я сказал Тетюхину: «Это спекулянты — дешево покупают, дорого продают. Никаких кредитов они не дадут». Тетюхин считал, что дадут.
— Самое время сказать: «Уже на следующий день произошло вот что…»
— На следующий день господа из «Кредитанштальт Гранта» начали скупать акции ВСМПО. Об этом нас предупредили компании, державшие небольшие пакеты. Радзинский и его товарищи хотели собрать блокирующий пакет — 25% + одна акция, чтобы влиять на решения акционеров. 10% акций они приобрели в ЧИФ «Союз» и еще 7% собрали мелкими пакетами в Верхней Салде. В то время реестр акционеров не был таким уж секретом — интересанты быстро выяснили, кто чем владеет.
— Какой была реакция Владислава Тетюхина, когда узнал об этом?
— Сначала он решил, что это я продал акции инвестиционным банкирам. Пришлось искать реестр акционеров и доказывать — все на месте. Тогда Владислав Валентинович поинтересовался, почему мы не выкупили тот же пакет ЧИФ «Союз» первыми. Я напомнил, что он сам запретил покупать акции по $6, а отдавать по $5 фонд не соглашался. Теперь «Кредитанштальт Грант» забрал их по $11. «Значит, вы плохо довели до меня угрозу, что пакет могут увести, — сказал Тетюхин. — А теперь свяжитесь с ними и потребуйте аннулировать сделку. Это наши акции!» Когда я объяснил, что вернуть уже нельзя, он сам пошел к банкирам и потребовал вернуть акции, «купленные незаконно». Те только покачали головой. В тот же день Тетюхин повез Радзинского и его коллег в Управление ФСБ по Свердловской области, где рассчитывал получить поддержку. Радзинский смеялся и говорил, что ему как диссиденту, отсидевшему пять лет, КГБ не страшен — акции ВСМПО он купил законно. В ФСБ это подтвердили. На обратном пути Тетюхин сказал: «Надо лететь в Москву. В правительство». Я согласился, что в Москву лететь надо — вслед за банкирами, чтобы объяснить, как они ошиблись.
— Ошиблись в чем?
— «Кредитанштальт Грант» не знал, что есть ЗАО «Союз Верхней Салды», которое мы создали в 1994 году как раз на такой случай — чтобы обезопасить компанию от скупщиков. 12 тысяч сотрудников ВСМПО (практически добровольно) передали свои пакеты в эту структуру (всего около 52%), в уставе которой были ограничения на продажу акций посторонним.
— Когда вы ему об этом рассказали?
— Мы не стали откладывать разговор. Я объяснил, что с рынка блокирующий пакет не собрать. Максимум еще 2-3% у пенсионерок в Салде. В ответ мы созовем внеочередное собрание акционеров и выпустим по закрытой подписке акции, уменьшив долю «Кредитанштальт Гранта». Надо отдать должное — они быстро поняли ситуацию. Радзинский сказал: «Зачем воевать, если мы можем договориться? Объясните, что вам нужно». Мы нуждались в дешевых кредитах и титановой губке, но чем нам могла помочь инвестиционная фирма? Слово за слово, и мы заговорили о покупке «Ависмы». Я предупредил, что кэша нет, единственный актив — акции ВСМПО. «А деньги, может быть, и не понадобятся», — сказал Радзинский.
— У Радзинского были в запасе готовые варианты?
— Один из его коллег, совершенно гениальный парень, предложил — почему бы не купить «Ависму» за дополнительные акции, которые выпустит ВСМПО? Мне это показалось фантастикой, но господа из «Кредитанштальт Гранта» сразу начали действовать. Первым делом они пошли к Михаилу Брудно, отвечавшему за стратегические сделки в «Менатепе,» — узнавать, готово ли руководство компании расстаться с «Ависмой». В «Менатепе» согласились продать комбинат за чистый кэш. Не знаю почему. Возможно, компания собиралась расширять нефтянку и избавлялась от непрофильных активов. Получив согласие, банкиры обратились к инвестиционным фондам, чтобы объяснить — объединение ВСМПО и «Ависмы» дадут эффект по формуле 1+1 = 3. Они собрали консорциум, где одним из участников был фонд Кеннета Дарта, который много лет занимался гринмейлом и попортил много нервов российским олигархам. Помимо Дарта, к группе инвесторов присоединился Hermitage Capital Management (тогда я познакомился с Биллом Браудером), «Андерсен Групп» с Френсисом Бейкером, Benny Steinmetz Group и еще три компании. Всего — семь. До окончательного решения они хотели, чтобы мы с Владиславом Тетюхиным прилетели на встречу в Гонконге, чтобы понять друг друга и пожать руки. Банкиры сказали: надо готовить Тетюхина к встрече.
— В чем заключалась подготовка?
— На ВСМПО приехала команда из трех кредитанштальтцев и две недели ежедневно готовила Владислава Валентиновича к диалогу с инвесторами в режиме «вопрос-ответ». Результатом они остались довольны.
— Как вас встретили в Гонконге?
— Инвесторы предложили беседовать с нами по одному. Они даже заменили переводчика «Кредитанштальта», приставленного к Тетюхину, чтобы правильно интерпретировать его реплики. Я пошел на встречу первым. Она продолжалась минут 30. Задавали обычные вопросы о работе ВСМПО и перспективах после поглощения «Ависмы». Напоследок поинтересовались, считаю ли я такую инвестицию оправданной. На этом все закончилось, и я отправился спать, понимая, что встреча Тетюхина будет такой же формальной. Разбудил меня стук в дверь и крики «Все пропало!».
— Договориться им все-таки не удалось?
— Оказалось, что на вопрос о доле труда в себестоимости продукции ВСМПО Владислав Валентинович ответил: инвесторы вообще не должны вмешиваться в деятельность предприятия. А когда те переспросили, для чего тогда нам инвесторы, он ответил — раньше крупнейшим инвестором было государство. В Верхней Салдe государство все построило без частных инвесторов, а мы друг другу просто не нужны. Финансисты прервали встречу и схватились за головы. Олег Радзинский настоял, чтобы они переговорили со мной еще раз.
— Чем вторая встреча с инвесторами отличалась от первой?
— Все были в очень нервном состоянии, особенно Билл Браудер. Им хотелось знать, почему Тетюхин сказал: «Мы друг другу не нужны». Я ответил: все правильно, ваша цель — заработать много денег и уйти, а наша с Тетюхиным — остаться и продолжать строить компанию. Они заулыбались. Теперь мы проговорили больше двух часов. Инвесторов особенно волновало, сможет ли Тетюхин от них избавиться. Я убеждал, что такого не случится, и, казалось, развеял их сомнения.
Когда все успокоились, я сказал, что тянуть со сделкой нельзя — Boeing начинает размещать долгосрочные контракты и основной объем заказов может достаться конкурентам ВСМПО. В интересах инвесторов как можно скорее объявить, что новый собственник «Ависмы» с 1998 года перенаправит поставки губки на ВСМПО. Представитель фонда «Дартс Менеджмент» поднялся и сказал: «Слава, deal done!» (сделка состоялась!)
— Все прошло по сценарию, как и задумывали?
— ВСМПО выпустило дополнительную эмиссию акций, которые мы поменяли на акции «Ависмы» в соотношении 1 акция «Ависмы» — 4,5 акции ВСМПО. Когда инвесторы взяли «Ависму» под контроль, они пришли к нам и сказали: давайте вынесем информацию о сделке в паблик, но Владислав Валентинович был против формулировки «ВСМПО купило «Ависму». Он хотел, чтобы новым собственником считали «Кредитанштальт Грант». Я не знаю почему. Было понятно одно — если люди, которые принимают решения на Boeing и Airbus, не узнают о поглощении, никаких контрактов не будет.
— Как вы объяснили американцам, что ВСМПО купило «Ависму»?
— У нас с Владиславом Валентиновичем было правило — один против другого никогда не идет. Поэтому я не мог рассказать Boeing, что ВСМПО — новый собственник «Ависмы». Я позвонил Бобу Эккерту, главному по закупкам, и сообщил — австрийский инвестиционный банк «Кредитанштальт» выкупил 100% «Ависмы» у «Менатепа», и теперь мы ведем переговоры, как объединить усилия. Бейкер сказал: «Жду тебя в Сиэтле». Я прилетел через два дня, объяснил, что «Кредитанштальт» — новый владелец «Ависмы» — обратился к нам за консультацией и мы посоветовали развернуть поставки губки на ВСМПО. «Ты хочешь сказать, что «Ависма» не будет поставлять губку в Америку?» — уточнил Бейкер. Я подтвердил — да, не будет. Бейкер хотел знать, оформлена ли эта договоренность на бумаге. Мне пришлось сказать, что речь идет о джентльменском соглашении, которое определенно будет выполнено. Бейкер заверил, что все понял. Доступ к губке открывал любые ворота. Когда губку начали отгружать в Салду, Boeing отдал ВСМПО 16% поставок титана, а доля RTI, оставшейся без источника сырья в России, составила 14%.
— Сколько инвесторы заплатили за «Ависму»? Сделкой они остались довольны?
— Около $130 млн. Мы закрыли сделку в октябре 1997 года, и все было бы не так драматично, если бы не начался кризис. Инвесторы побежали из России. Первым обратился с просьбой Hermitage Capital Management: выкупите нашу долю за любые деньги, а следом и все остальные. До последнего держался только Кеннет Дарт. Будучи специалистом по корпоративному шантажу, он пытался диктовать нам свои условия, но мы воспользовались одной юридической зацепкой, подали к нему судебный иск, а в 2000 году подписали мировое соглашение и выгодно выкупили акции.
— Владислав Тетюхин говорил, что производство оказалось устаревшим и понадобились дополнительные инвестиции, чтобы привести его в порядок.
— Он видел, что «Ависма» в упадке — предприятию требовалась реконструкция. Беспокоился, что на пост гендиректора нужен опытный производственник. Мне пришлось сказать, что есть только один человек, который с этим справится, — он сам.
