Выходцы из России давно успешно закрепились в крупнейших американских IT-компаниях. Более того, Google, как известно, основал Сергей Брин — уроженец Москвы, а в Пало-Альто в стенах Стэнфордского университета русскоязычных студентов немногим меньше, чем азиатов. Кремниевая долина стала исключительным примером, когда благотворная образовательная среда материализовалась сначала в новые разработки, а как следствие — в сосредоточение самых богатых корпораций.
В России IT-инфраструктура не такая развитая, как по другую сторону Атлантики, но Москва все равно заслуживает неофициальное звание европейского законодателя моды, утверждает директор по технологиям «Яндекса» Михаил Парахин. Сам он уехал в Штаты в 2000 году, работал главным разработчиком в Parascript в проектах по распознаванию и машинной обработке рукописных текстов, потом — в Microsoft и Bing, где возглавлял службу мультимедийных поисковых сервисов. В 2014 году он вернулся на Родину и занял позицию директора поискового направления в «Яндексе», через год его повысили до директора по технологиям (Chief Technology Officer, CTO).
Михаил Парахин на день приезжал в екатеринбургский офис «Яндекса», чтобы встретиться с сотрудниками («все-таки конференц-связь — не то», считает он), и заодно пообщался с корреспондентом 66.RU.
— В чем разница между Россией и США?
— Я не вижу разницы в подходах к бизнесу и процессам. Если взять камеру и походить сначала по офису Facebook, а потом по офису «Яндекса», то все будет примерно одинаково. Единственное отличие в том, что там говорят по-английски, а здесь — по-русски.
— Понятно, что все занимаются более-менее одним и тем же. Но при этом все валят туда, а вы — нетипичный пример. Вы, наоборот, вернулись сюда.
— Давно не так все однозначно. За пару лет мы в «Яндекс» примерно 150 человек перетянули из США, Великобритании и других европейских стран. А почему? Для работников это карьерный рост и новые финансовые возможности. В России, действительно, качество жизни постепенно улучшается. Здесь проще пробиться. Большим конкурентным преимуществом является свободное владение тем языком, на котором говорят все вокруг. Разница в культуре, менталитете и языке — огромная. За время работы в Microsoft я заметил, что эмигрантам свойственно скучковываться в группу и находиться обособленно от остальных.
— А вообще, есть разница, откуда работать? Можно ведь писать код, находясь в Таиланде.
— Это отличная байка, но bullshit, на самом деле. Важность живого общения и работы в команде с развитием технологий никуда не исчезает. На фрилансе нужно заставлять себя работать, обстановка расхолаживает, производительность труда падает. Вы заметили, что технологичные компании собирают несколько крупных офисов, а не рассаживают всех по домам?
Компании если и нанимают фрилансеров, то не от хорошей жизни, а из-за дефицита специалистов. Такой вариант — это всегда компромисс и уступки.
— А если сравнивать США и Россию по возможностям роста для программиста? У нас сформировалась культура венчурных инвестиций? Мне кажется, что если ты не работаешь в Яндексе, Mail.Ru Group плюс еще паре мест, то ты нищий.
— Основываясь на ощущениях, могу сказать, что в России активная стартап-сцена. Иногда я говорю в шутку, но в этом есть доля правды, что финансирование получить довольно просто: покажи идею и скажи, что умеешь пользоваться компьютером, — и вот ты уже обладатель миллиона долларов.
Возможно, это искажение, связанное с тем, что мы часто вкладываем в стартапы и видим серьезную конкуренцию на этом рынке. Таких компаний много: они пытаются приобрести стартап, выкупить долю или дать деньги на рост. Есть специализированные инвестиционные фонды, Baring Vostok — один из самых знаменитых из них. Москва в плане экосистемы для IT сильно лучше почти всей Европы. Конкурировать с ней может разве что Берлин, но это очень забюрократизированное место.
Хотя в Силиконовой долине получить финансирование еще проще, но, с другой стороны, там найти людей экспонентально сложнее. Google, Microsoft, Amazon, Apple, Facebook «пылесосят» весь рынок, и спецов для работы над новым продуктом не хватает.
— Весь Стэнфорд разбирают?
— И десяток других университетов, находящихся поблизости. В США идет бурный рост IT, и вузы просто не успевают готовить выпускников в таком темпе. Сейчас наиболее востребованы специалисты по машинному обучению. Facebook и Google нужно примерно 15 000 сотрудников. В наших масштабах — это полтора МИФИ (Московский инженерно-физический институт, — прим. 66.RU). На все ИТ-компании получается около 300 тысяч сотрудников в год.
| Стэнфордский университет |
Происходит процесс эмиграции. В основном разница покрывается за счет выходцев из Китая и Индии. В КНР, например, есть программа, когда выпускники иностранных университетов возвращаются назад. Эти так называемые «морские черепахи» всегда ценились у китайских компаний, как за качество образования, так и за опыт жизни за рубежом. Тех, кого удавалось убедить вернуться на родину, вознаграждали высокими зарплатами и бонусами, чтобы удержать их.
— А как с наймом программистов в Екатеринбурге?
— Могу судить только на примере «Яндекса». В Екатеринбурге третий после Москвы и Питера офис по размеру. И, наверное, самый быстрорастущий (специалисты занимают уже пять этажей в БЦ «Палладиум», среди 300 работников — 200 разработчиков, — прим 66.RU).
В Екатеринбурге ведется разработка сервисов «Яндекс.Погода», «Яндекс.Расписания и Авиабилеты», «Яндекс.Афиша», есть разработчики, которые входят в команды сервисов: «Поиск», «Маркет», «Браузер» и других. Из Екатеринбурга люди не спешат уезжать, поскольку качество жизни лучше. Кроме того, здесь есть сильные профильные факультеты, например, у нас в офисе много разработчиков — выпускников УрФУ. Именно поэтому в Екатеринбурге в целом все хорошо с наймом команды.
— Институты развития типа Сколково или Иннополиса помогают удержать работников?
— Умение выбирать людей в хайтек — это не функция власти. Задача должна формулироваться так: обеспечить налоговые льготы, создать условия для жизни, решить проблемы, возникающие у отечественных специалистов, которые из-за рубежа возвращаются работать в нашу страну. Все-таки IT — это специфическая отрасль. Того эффекта, как в конкурентной среде, директивными указаниями не добиться.
Я надеюсь, что Сколково со временем превратится в suburb (пригород, — прим. 66.RU). Отток кадров из страны происходит, в том числе, и из-за того, что люди хотят жить не в квартирах в многоэтажках, а в своих домах. Так исторически сложилось, что в российских городах нет развитых пригородов. И это проблема.
| Концепция развития российского наукограда Сколково |
— Cейчас все повсеместно начали интересоваться искусственным интеллектом. Какие-то разработки уже внедряются, например, на заводах. Где это еще возможно? А где невозможно?
— Да, термин стал популярным в последнее время, хотя это журналистский штамп. В профессиональной среде никто не говорит «искусственный интеллект», мы говорим про machine learning — машинное обучение. Мы научились делать узкоспециализированные вещи, которые имитируют интеллектуальную деятельность и заточены под конкретные задачи.
Системы, основанные на машинном обучении, заменяют старые версии практически во всех областях деятельности человека. От составления расписания поездов и самолетов до компьютерных игр. Где это можно еще применить? Да везде! Везде, где надо что-то вычислить, робот справится лучше.
Станет ли человек менее востребованным? Нет. Раньше человек копал землю лопатой, а потом придумали экскаватор. Машина позволяла делать работу быстрее. Но и для экскаватора нужен оператор, который укажет, где копать и сколько.
— Это понятно, что конвейер Генри Форда расширил для человека список специализаций. Причем новые профессии потребовали от него умственного труда.
— Именно. Но тут есть забавная дуальность: развитие систем автоматического обучения привело к найму менее квалифицированной рабочей силы. Дело в том, что для machine learning нужно набирать примеры. Нужны люди, которые будут говорить, правильно ли нейросеть отличила кошку от собаки. Они получают работу, чтобы роботы становились умнее.
— Какие продукты на основе машинного обучения вы прямо сейчас создаете?
— Новый фронт, открывшийся примерно год назад, — персональные ассистенты. Они, как и сенсорный экран раньше, трансформируют наше взаимодействие с компьютерами. В прошлом году мы запустили «Алису». Это первый в мире голосовой помощник среди разработок основных компаний (Google, Яндекс, Amazon, Microsoft), который не ограничен набором заранее заданных ответов и может поддерживать живой диалог.
— Персональный ассистент убьет ныне распространенные мессенджеры?
— Мы видим тенденцию слияния мессенджеров и персональных ассистентов. Это наша рабочая гипотеза. Может быть, сделают мессенджер, который будет просматривать все разговоры, что-то подсказывать, а иногда за тебя отвечать.
— А что дальше?
— Все гранды свои деньги вкладывают в голосовые помощники и умный дом. У всех есть понимание, что в будущем они будут окружать пользователя: в машине, телефоне, телевизоре, холодильнике. Ты перемещаешься в пространстве и продолжаешь один и тот же разговор.
Система открывает целый пласт персонализации, она знает твои вкусы и привычки и может рекомендовать книги или фильмы. В XIX веке были мажордомы — слуги, которые ходили за господином и по звонку приносили любимые блины. Так же будет и в будущем.
— Как будто сюжет одной из серии «Черного зеркала», в которой скачивали сознание человека и помещали его в специальное устройство.
— Это хорошо проработанный сериал, по многим вопросам мы приближаемся. Смысл в том, что сценаристы делают пару шагов за грань возможного, возникает этическая дилемма. Дальше они изучают поведение человека в новой ситуации. Мы пока не умеем моделировать сознание и куда-то его пересаживать. Все-таки персональный помощник, хоть и полезен пользователю, но это имитация сознания.
