Кто может знать о раке больше, чем человек, который вплотную столкнулся с этой болезнью и победил ее? Разве что тот, кто ежедневно консультирует людей с таким диагнозом. Нашими экспертами стали Елена Маркова (имя изменено по просьбе пациента), которой три года назад был поставлен диагноз «карциносаркома матки», и Антон Казарин, представитель турецкой клиники «Анадолу» в Екатеринбурге. «Анадолу» — многопрофильный медицинский центр в Стамбуле, который уже посещали журналисты Портала 66.ru совместно с главным онкологом Екатеринбурга. Раковые заболевания — одна из главных специализаций медучреждения. Клиника имеет два сертификата ESMO (European Society for Medical Oncology) — Европейской ассоциации медицинской онкологии. Эта организация наряду с ASCO (Американское общество клинической онкологии) разрабатывает и утверждает гайдлайны (от англ. «руководство», — прим. авт.) в области лечения рака.
Миф первый: от рака лечись, не лечись — все равно помрешь
Статистика по онкологическим заболеваниям безрадостна. Около 3 млн россиян состоят на учете с диагнозом «рак», каждый год выявляется до полумиллиона пациентов с онкологической патологией, 350 тысяч жителей нашей страны ежегодно умирает от этого заболевания.
Антон Казарин: Онкология — это не диабет, вот он-то, в отличие от рака, неизлечим. А рак вылечить можно. Конечно, многое зависит от места возникновения опухоли, ее агрессивности, степени запущенности заболевания. Если поймать рак на ранней стадии и сразу начать его лечить — вероятность полного исцеления очень велика. Другое дело, что у нас в стране такая диагностика пока не слишком развита. В той же Турции, которую многие воспринимают исключительно как место отдыха, можно пройти так называемые чекапы — быстрые обследования и выявить патологии. Да и в российских медучреждениях такая диагностика проводится. Просто у наших людей нет пока такой привычки.
Елена Маркова: Когда я обратилась в больницу в 2012 году, мне поставили диагноз «миома». После операции, в результате гистологического исследования, выяснилось, что опухоль недоброкачественная. Направили в онкологию. Там мне сказали, что с таким диагнозом мне осталось месяца три-четыре, от силы — полгода. Далее события развивались очень быстро — за два месяца опухоль выросла до гигантских размеров. Это было почти три года назад. Но, как видите, я сейчас здесь, сижу перед вами, хожу на своих ногах.
| Антон Казарин: «У нас в стране работают прекрасные специалисты с золотыми руками. Однако при лечении в России по сути ты сталкиваешься не с врачами, а с системой». |
Миф второй: если где и могут вылечить рак, так это в Израиле или Германии, в крайнем случае — в Америке
Когда первый шок от прозвучавшего диагноза проходит, человек кидается гуглить, допустим, «лечение саркомы легкого», ему тут же вываливаются ссылки на израильские и германские клиники.
Антон Казарин: Этот стереотип сидит в головах наших сограждан давно и прочно. Корни его, на мой взгляд, в агрессивном маркетинге. Люди не знают, что в том же Израиле всего три клиники имеют сертификат JCI (международный сертификат качества медицинских центров, — прим. ред.). А, скажем, в Турции 43 медицинских учреждения получили такие сертификаты. Или Германия… Как-то ко мне обратились пациенты, которые до этого пробовали лечить онкологию в Германии. Там была опухоль с метастазами, а такие виды опухолей исследуются с помощью ПЭТ/КТ. Это дорогостоящее исследование, оборудование для него есть не во всякой клинике. И вот в той клинике его как раз не было. А у людей какой подход: это же Германия! С Америкой другая картинка — там действительно помогают в большинстве случаев, но стоит это очень дорого. В другой стране подобное лечение можно провести намного дешевле. Сегодня клиники мирового уровня есть в Чехии, в Сингапуре, в Канаде. Да и в России многие виды рака с успехом излечивают. Правда, у нас слишком много факторов должно сработать, чтобы действительно полностью вылечиться.
Елена Маркова: В Турции работают доктора с мировой известностью. Мой доктор Фатих Гючер оперировал меня, вернувшись из США, где он делал доклад на конференции врачей-онкологов. У него более 70 статей в различных медицинских изданиях. Турецкие специалисты из «Анадолу» хорошо известны за рубежом, здесь много именитых врачей, оборудование — на высшем уровне. Я разговаривала с «бывалым» пациентом, который успел полечиться и в Израиле, и в Германии, так, по его словам, «оборудование и врачи в Турции лучше, а цены — ниже». Хочется отметить четкую, слаженную и очень профессиональную работу в отделении химиотерапии, дозировка препаратов и оборудование — как на фабрике Гознака.
Миф третий: зарубежные клиники только тянут деньги, это же коммерция чистой воды
Платная медицина нацелена только на одно — выколачивание денег из пациента. Для этого используется всё: назначаются лишние дорогостоящие исследования, самые дорогие препараты при существовании более дешевых аналогов.
Антон Казарин: Клиники за рубежом имеют разный статус. Есть большие государственные больницы, есть частные клиники. А есть медицинские заведения, принадлежащие разным некоммерческим фондам. Тот же центр «Анадолу» — пример такой вот клиники. Перед ней не стоит задачи во что бы то ни стало зарабатывать деньги, как это бывает в частных клиниках. Она не находится полностью на содержании государства — как, скажем, наш онкоцентр. Но у нее есть другие источники финансирования, помимо собственных доходов. Клиника через некоммерческий фонд поддерживается холдингом «Анадолу Груп», которому принадлежит пивоваренный бренд Efes, автопроизводство Isuzu, банки и т. д. Это очень большой бизнес. Так что клиника имеет возможность закупать новейшее оборудование и лекарства, обучать своих врачей и медперсонал… Некоммерческих клиник подобного уровня в мире немного. И поверьте, им важно не деньги с вас вытянуть, а оказать всю необходимую помощь. В конце концов, это сказывается на репутации, на известности. Это наши люди до сих пор при лечении выбирают направление. А в цивилизованном мире в первую очередь ориентируются на клинику, на врача.
Елена Маркова: Перед моей операцией врачи собрали консилиум — хирурги, гинекологи, анестезиологи, урологи, радиологи, патологи... Они перед каждой операцией решение принимают коллегиально, а мой случай был особенно сложным, да и на снимках было ничего не понятно. Операция длилась 6 часов, работали три бригады хирургов.
После операции они каждый день целыми командами специалистов приходили и мониторили мое состояние, как дети, искренне радуясь малейшему прогрессу, малейшему позитивному изменению. В выходные тоже приходили.
Они целиком погружены в свое дело, для них главное — медицина, лечение людей. Они полностью сосредоточены на выполнении своей задачи. К счастью, их система организована так, что они могут себя посвятить только своему прямому делу. Всем остальным занимаются административные службы и средний персонал, многое делается автоматически, по стандарту. В моем случае вообще получилось так, что мне посчитали вначале проживание за двух человек: просто у турков не укладывалось в голове, что я приехала одна, без сопровождения. Когда выяснили ошибку, конечно, всё пересчитали.
Миф четвертый: Что в России, что за рубежом — везде рак лечат одинаково
Главный онколог страны Михаил Давыдов неоднократно заявлял, что и в России раковые заболевания прекрасно лечат. Местные специалисты это мнение разделяют.
| Вячеслав Шаманский, директор свердловского онкодиспансера: «Нельзя сказать, что за границей лучше лечат. Может быть, лучше прооперируют какую-то локализацию, но ведь и у нас так же: в одной клинике похуже, в другой — получше. Есть моменты, касающиеся хирургии какой-либо опухоли, когда действительно можно сказать: ну, лучше, наверное, за границей, потому что у нас не везде сделают такую операцию. Но это не так часто бывает. Обычно в сложных случаях мы направляем в онкоцентр в Москву. Раньше квота была, теперь лечиться в Москве могут все, кто пожелает». |
Антон Казарин: У нас — вообще в стране и в нашей области в частности — работают прекрасные специалисты, с золотыми руками, которые в курсе всех последних методик лечения, знают всё о новейших препаратах, могут работать на современном оборудовании. Однако при лечении в России по сути ты сталкиваешься не с врачами, а с системой. А вот к ней много вопросов.
Елена Маркова: Я не собиралась лечиться именно за границей. Я вообще не собиралась болеть, просто всё произошло так стремительно. Ранее я слышала хорошие отзывы о нашем онкологическом центре, что там отличное оборудование и специалисты, поэтому я была готова оперироваться в нашем стационаре. Но одно посещение онкоцентра — и ты четко понимаешь, что есть что. Сказать, что отношение циничное, — ничего не сказать. Я всё понимаю, это называется профессиональной деформацией, когда люди каждый день имеют дело со смертью, с человеческим нытьем, страхами, жалобами, попытками перевесить всю ответственность за свою болезнь на врачей и прочее. Я уж не говорю о проблемах с финансированием и вообще действием системы. Но... Меня, например, принимал онколог-юморист. «Вам повезло! — заявил он мне. — Вы попали в те 1–1,5% опухолей, по которым вообще непонятно, как они возникают, как лечатся, так как развиваются они очень быстро, а статистика излечения не накапливается, только посмертная». О предварительной дате операции вообще сказал: «В этот день как раз обещают конец света». Хорошо, что у меня тоже чувство юмора не менее развито, спасибо профессии, научила. А если бы был кто-то не такой стойкий? Впрочем, я все равно начала готовиться к операции.
Назначая операцию, мне сказали, что к этому моменту опухоль будет около 3–5 см, но когда я сделала МРТ, оказалось, что за три недели она выросла до 15 см. Да еще, как назло, гриппом заболела.В итоге меня уже никто не брал. Сидя в платной консультации, случайно увидела маленькое объявление в каком-то екатеринбургском журнале. «Медицинский онкологический центр «Анадолу» в Турции…» Позвонила. Мне сказали: «Приходите завтра, приносите все снимки, бумаги, какие у вас есть». Я говорю: «Так завтра же воскресенье». «Приходите!»
Я привезла всё. Документы тут же перевели, отправили. Через день пришел ответ, рекомендации и примерная стоимость операции. Я начала собираться. Самое трудное было — сфотографироваться и лично прийти получить новый паспорт на Крылова. (По медицинским показаниям загранпаспорт готовится за три дня). Через две недели я уже летела в Стамбул.
Химиотерапию я тоже делала в Турции, летала туда каждый 21 день. Можно было бы, конечно, делать ее и у нас, но у меня просто не было доверия нашим врачам. Когда я не пришла на операцию, мне даже никто не позвонил, не спросил, где я.
Миф пятый: лечиться в зарубежной клинике могут только миллионеры
| Фото: РИА Новости. Екатерина Чеснокова |
Когда в январе 2014 года родные Жанны Фриске сделали официальное заявление о ее болезни, они озвучили сумму, которую уже затратили на лечение певицы, — $104,5 тыс. Даже для семьи популярной певицы это были большие деньги. Родные обратились за помощью к поклонникам Жанны: общая сумма пожертвований составила 69,2 млн руб. Из этих денег на лечение певицы в Memorial Sloan-Kettering Cancer Center (Нью-Йорк) направили 11,6 млн руб.
Антон Казарин: Я не могу говорить за все зарубежные клиники — они очень разные. Скажем, Американский медицинский центр Джонса Хопкинса — это стратегический партнер «Анадолу». В этой клинике могут лечиться только действительно богатые люди, у которых есть личный секретарь и личный переводчик. На протяжении 20 лет Центр Джонса Хопкинса занимал первое место в США по качеству медицинской помощи. Джонс Хопкинс — это имя, спросите любого медика. Такое имя дорого стоит. А расценки на лечение в той же клинике «Анадолу», которая постоянно контролируется специалистами центра Джонса Хопкинса, практически не отличаются от тех, что действуют в ведущих клиниках Москвы или Санкт-Петербурга. Конечная цена зависит от диагноза, сложности диагностики и терапии, но редко какое лечение выходит за миллион — разве что трансплантация костного мозга или очень сложная операция. В среднем же обследование, составление плана лечения и один-два курса химиотерапии стоят в районе 200–300 тысяч рублей — это цена с перелетом и проживанием. Сложные операции с использованием хирургического робота da Vinci (это, как правило, операции по поводу рака простаты с сохранением большинства функций) стоят в пределах 800 тысяч рублей. Причем нашим пациентам даже необязательно предварительно покупать валюту — «Анадолу» принимает к оплате рубли: клиника заключила договор с «Дениз-банком» — одним из крупнейших банков Турции, и он принадлежит Сбербанку. Что касается работы именно нашего представительства, мы максимально входим в положение пациентов, и везде, где можно, продавливаем скидки. Бесплатно никого лечить не можем — это да. Но были случаи, когда мы отправляли людей под гарантийные письма страховых организаций. Или помогали срочно найти деньги в каких-либо фондах, с которыми у нас наработаны связи.
Елена Маркова: Как я уже говорила, предварительную сумму озвучивают уже в результате консультаций. В моем случае, когда я очнулась в реанимации, мне сказали, что стоимость операции существенно выше первоначально указанной. Понятно, никто не знал, чем все закончится. Сумма за лечение в целом, со всеми прилетами-улетами, оказалась очень внушительной. Но это не сотни и даже не десятки миллионов. Хорошо, что у меня эти деньги были, иначе я бы тут с вами не разговаривала.
Миф шестой: съездил, прооперировался — и о тебе забыли
Лечение от рака — процесс долгий. Постоянно возникает необходимость в консультациях: какие исследования необходимо сделать, чтобы понять, как идет выздоровление, можно ли принимать те или иные препараты, не связанные с основным курсом лечения, — те же таблетки от головной боли? Кто будет отвечать на эти вопросы, когда лечение в зарубежной клинике закончится и пациент вернется домой?
Антон Казарин: Меня до сих пор удивляет в зарубежных врачах, с которыми мы сотрудничаем, их доступность. Это может быть светило, человек с мировым именем, но вы можете быть уверены, что получите корректный ответ и вовремя. Нам часто в ответ на запросы приходят письма от профессоров с пометкой «send from iPhone» или «sent from IPad («отправлено с айфона» или «отправлено с айпада»). То есть врач сидит где-то в аэропорту, скажем, или домой едет из клиники и проверяет почту, тут же отвечает. Если вы владеете английским, вы можете позвонить врачу, написать письмо — ответ будет обязательно. Ну и, собственно, одна из причин, по которой сегодня, в век интернета, когда всё можно сделать удаленно, турецкая клиника открыла представительство в Екатеринбурге — консультирование пациентов после лечения. У людей постоянно возникают вопросы, связанные с предстоящим или последующим лечением, с процедурами, препаратами... Да просто в боку кольнуло! Мы всегда на связи. Более того — многие наши пациенты сдружились между собой, общаются, поддерживают друг друга. В прошлом году мы даже устраивали мероприятие — привезли сюда, в Екатеринбург, профессоров из клиники, организовали встречу с пациентами. Очень трогательный был момент!
Елена Маркова: После операции, во время химиотерапии и после этого меня очень плотно мониторили врачи: надо было в определенные дни обязательно отсылать анализ крови и другие анализы, постоянно напоминали — пьешь ли ты воду, делали другие замечания. Пациента продолжают вести, даже когда он уехал. И сейчас я в любой момент могу обратиться к своему доктору Фатих-бею или в здешнее представительство клиники с любым вопросом. И я знаю, что мне всегда помогут.
Очень хочу вернуться в «Анадолу», чтобы поблагодарить всех, кто мне помогал встать на ноги. В буквальном смысле — я ведь училась ходить заново после операции. Меня заставили подняться и просто постоять на ногах (точнее -— повисеть на медсестрах) уже на второй день после отключения всех «шнурков» питания. У них такая методика. И заставляли каждый день добавлять шаги, ходить-ходить-ходить через «не могу», самостоятельно держа дренажи с обоих боков и вися на руках старших медицинских сестер. Хорошо, что в «Анадолу» предоставляют бесплатных переводчиков, в Турции все врачи говорят по-английски, а вот средний медперсонал — не всё понимают. Так что переводчикам — отдельная благодарность. Они вообще как бойцы невидимого фронта, очень много работы делается именно этими девочками и мальчиками, которые и твоим родным позвонят, когда ты лежишь на операционном столе, и обеспечат все коммуникации, когда ты говорить не можешь, потому что не хватает дыхания, и апельсинку просто принесут.
Пока нет возможности приехать в Стамбул, но как только появится — я обязательно поеду туда, не столько по медицинским причинам, а просто чтобы сказать спасибо всем, кто мне помогал, всем-всем: и врачам, и переводчикам, и шоферам, которые столько раз меня встречали в аэропорту, и персоналу гостиницы. Я вас помню. Каждый день.
Внутренний фотобанк компании
