Командир подлодки «Верхотурье»: «Мы войны не ждем, но готовимся к ней»

«Верхотурье» — подшефная субмарина Свердловской области. Это атомный ракетный подводный крейсер стратегического назначения. Другими словами — один из тех атомоходов, которые обеспечивают ядерное сдерживание от агрессии «наших иностранных партнеров». Кому, как не командиру такого корабля, знать: реальна ли сейчас новая большая война?

— События на Украине повлияли на наш подводный флот? Режим несения службы у вас изменился?
— Нет, наша служба протекает в плановом порядке. Единственное, что усилилось, так это требования к уровню боеготовности кораблей и подготовке экипажей.

— То есть к новой холодной войне пока не готовитесь?
— К войне мы, конечно, готовимся: хочешь мира — готовься к войне. Но события на Украине не привели к каким-то глобальным изменениям в жизни флота, лишь ужесточились требования к кораблям и экипажам. Но это началось еще года три назад и с Украиной не особенно связано.

— Вот вы человек военный. Можете сказать, по вашим личным ощущениям, чувствуется приближение холодной войны или, не дай бог, третьей мировой?
— Третьей мировой не будет по очень простой причине: все понимают, что в ней не будет победителей. А холодная война — это по сути просто бряцание оружием, которое сейчас никому особо не нужно. Даже чтобы задействовать то же НАТО, нужны колоссальные силы, материальные вложения — даже если кто-то захочет развязать новую холодную войну, у него вряд ли что-то получится.

— Насколько мы сейчас готовы к противостоянию с «вероятным противником»? Подлодку «Верхотурье», например, спустили на воду еще в 1984 году.
— Да, но в 2013 году ее основательно модернизировали. И потом в Советском Союзе оружие разрабатывали с большим запасом, часто обгоняя свое время. Сейчас наш корабль не имеет никаких ограничений и полностью годен к выполнению задач, которые стоят перед подлодками такого класса.

— Лодку, которую передали под ваше командование, мы тут привыкли считать «своей». Знаем, что «Верхотурье» — наша, подшефная; что наши музыканты ездят к экипажу с гастролями, представители власти — с официальными визитами, а екатеринбургский «Таганский ряд» поддерживает экипаж субмарины материально, даже создал фонд помощи атомным подводным лодкам «Екатеринбург» и «Верхотурье». Но, если честно, не очень понятно, зачем нашему флоту помощь от гражданских? Она нужна? Это какая-то конкретная помощь или чисто символический жест?
— Мы все знаем, в каких условиях еще недавно жили наши армия и флот. Даже не жили — выживали. Военнослужащие еще ладно — они и гвозди переварят, если Родина прикажет. Но от семей такое не потребуешь. Раньше бывало так, что только за счет этого патронажа приходили фуры с картошкой-морковкой, тушенку и другие консервы присылали.

Сейчас дела, конечно, несоизмеримо лучше, но все равно такая поддержка предпринимателей чувствуется: это и путевки в Сочи для детей подводников, и казармы, каким на других кораблях флота только позавидовать могут. Но если бы флот тогда, в смутное время не поддержали — наша лодка могла бы вообще под нож пойти.

— Если сравнивать «Верхотурье» с американскими аналогами, то в чем преимущества нашей лодки и в чем она уступает?
— Ну, если сравнить нашу лодку с американскими субмаринами класса «Огайо», то пусковых установок у нас меньше. 24 у американцев, 16 у нас. И с торпедным вооружением у них получше — мы пока ждем поступления новых отечественных разработок в этой области. Зато у нас выше запас плавучести. Каких-то глобальных преимуществ у американских субмарин нет.

— А если сравнивать радиоэлектронное обеспечение кораблей? Не уступаете?
— Нет, ничуть. Системы радиоэлектронного подавления у нас отличные и испытанные. Тут никакого отставания от вероятного противника не ощущается.

— Наверняка вы не раз бывали в дальних походах? Что самое тяжелое в таком плавании?
— Да, конечно бывал. Моя самая протяженная «автономка» длилась 89 суток. Самое сложное — это узнать в конце похода, что приказано его продлить. Представляете — уже не первый месяц в море, срок возвращения вроде бы уже близок, люди ждут скорой встречи с семьями. И тут во время очередного сеанса связи приходит приказ, по которому тебе еще неделю предстоит провести в море. Вот это, наверное, самое трудное.

— Это ведь серьезный стресс — долго находиться под водой, в тесноте отсеков. Как люди справляются с такой нагрузкой?
— Начнем с того, что случайных людей в «автономке» нет. Срочников в такой поход не отправят. За морально-психологическим состоянием подводников тщательно следят. Также есть психиатрическая экспертиза.

Морально неустойчивого человека в море не выпустят. Даже если у кого-то есть серьезные личные проблемы дома, в семье — не берем в плавание. Ведь он на посту будет думать не о службе, а о нерешенных делах. Поэтому если что-то такое с кем-то из членов экипажа происходит — отправляем работать в береговые службы, пока свои проблемы не решит.

Вообще работа экипажа выстраивается на базе, это называется «боевое слаживание». Автономное плавание — это венец подготовки, когда люди становятся единым целым и работают на выполнение поставленной задачи.

— Кто попадает в подводники? Что это за люди?
— Ну, во-первых, это контрактники, они уже не первый год служат на флоте. Приходят и из наземных армейских частей, но, честно говоря, из сухопутчиков у нас процентов 50 отсеивается, не выдерживают нашей специфики.

Вот здесь, наверное, и проявляется тот аспект, с которого мы начинали разговор. Из-за некоторого обострения внешнеполитической обстановки к силам постоянной готовности (к которым относится и подводный флот) предъявляются повышенные требования. У нас ведь крайне серьезное оружие на борту, кому попало такое доверять нельзя. Так что проверки очень тщательные, в том числе и у психологов. Беседы, анкетирование, другие проверки. Случайный человек все это не пройдет.

Бывают, конечно, забавные казусы с новичками. Как-то раз, когда мы вышли в море, попали в хорошую качку. Это вообще-то для надводников актуальнее, но и у нас бывает. А на подлодке есть шланги металлического цвета — по виду неотличимые от труб. И вот один матрос от качки ухватился за такой шланг, а тот не закреплен был и потянулся. Он видит меня и кричит: «Товарищ командир, у нас трубы поехали!»

— Выходит, что отношения в экипаже доверительные? Раз матрос так «докладывает» командиру.
— Да, у нас в экипажах достаточно неформальные отношения. То есть понятно, что есть командир и он первый после Бога. Но вообще грань между офицером и матросом или мичманом на подлодке почти незаметна. Все в одинаковой одежде, все едят из одного котла — у надводников офицеры отдельно питаются, а у нас командир ест то же, что и матрос. На подлодке жизнь каждого зависит от каждого, поэтому и отношения более дружеские и доверительные.

— Как лично вы попали в подводники? Детская мечта?
— Скорее, судьба. Я вообще-то в Рязанское военное автомобильно-инженерное училище собирался пойти, по отцовским стопам — он служил в сухопутных войсках, танкист. Но не прошел по конкурсу. А тут «покупатель-моряк» нашелся — мне предложили выучиться на подводника. Я даже не знал, что такие учебные заведения есть, где они. Но тут нашел себя.